В довершение осмотра достопримечательностей в Шлиссельбурге предстояло посетить находящуюся на Екатерининском острове ситценабивную мануфактуру Губбарт и К°. Остров этот был подарен императрицей Екатериной II иностранцам Сирициусу и Лиману для устройства фабрики. В то время на нем стоял дом, в котором иногда останавливался Петр Великий, при выездах своих для осмотра работ каналов. В этом же доме, уничтоженном за ветхостью, бывала и Екатерина II и, вероятно, Елизавета Петровна. Об одном из посещений Екатериной II, в 1764 году, свидетельствует имеющаяся на стене надпись.
Еще в 1720 г. существовала в Шлиссельбурге суконная фабрика, преобразованная позже в ситценабивную. От первых владельцев фабрика перешла к Битепажу, затем к Адаму, но только с 1864 г. дела её пошли блестящим образом, со времени утверждения товарищества и перехода к нынешним владельцам. Мануфактура почти всецело принадлежит семейству Губбарт, имеющему дела в России с конца прошлого столетия. Глава семейства Джон Губбарт, член государственного совета Англии, член парламента от Лондона, состоит директором государственного банка Англии. Мануфактура производит до 600.000 кусков ситца, коленкора и платков, стоимостью до 3 1/4 миллионов рублей; на ней действуют одиннадцать печатных машин; рабочих пятьсот человек. Городу Шлиссельбургу мануфактура служит большим подспорьем, что и было публично засвидетельствовано представителями города, при постановке в соборе колокола, пожертвованного мануфактурой.
ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ (1885 г.).
Очерк пути
Перечень и характеристика того, что предстояло посетить в 1885 году.
В течение мая и июня 1885 года предстояло посетить губернии: Архангельскую и части Олонецкой, Новгородской, Псковской, Тверской, Ярославской и Вологодской. Затем, в конце августа, — Нижний Новгород, с его ярмаркой, и на обратном пути, — древне-престольный Владимир и его глубоко знаменательные святыни.
В первом путешествии сделано было 2.000 верст; вторая поездка заняла гораздо более времени, причем сделано 6.200 верст. Ранее посещены были такие, лежащие в стороне от больших путей, места, как Боровичи, Устюжна, Кириллов, Белозерск, Вытегра; теперь предстояли такие же забытые путины на Холм, Новоржев, Демянск и еще более пустынные дебри от Сумского посада на Белом море до Повенца, и оттуда на лежащий совершенно в стороне Пудож. Кроме этих сухопутных объездов, путешественники из Соловецкого монастыря плыли Белым морем и Ледовитым океаном, осмотрели Мурманский берег вплоть до Колы и далее до Норвежской границы и посетили прибрежные города Белого моря: Кемь, Онегу и Мезень.
Вот маршрут по городам, отметить который на карте очень любопытно: Остров, Новоржев, Холм, Демянск, Валдай, Вышний Волочек, Бежецк, Рыбинск, Романов-Борисоглебск, Ярославль, Ростов Великий, Вологда, Тотьма, Великий Устюг, Сольвычегодск, Холмогоры, Архангельск, Соловки, Кемь, Кола, Онега, Мезень, Сумской Посад, Повенец, Пудож, Лодейное Поле, Шлиссельбург. Разнообразие впечатлений, которые ожидали путников, сказывается вполне наглядно в этом простом, но довольно длинном и очень пестром перечне. Если прибавить к этому перечню места, посещенные в прошлом году, то это будет действительно «По северу России».
В 1884 году путешествие совершилось по древним стогнам Новгорода и Пскова, по пепелищу древнейших славянских народностей, мимо Рюриковой крепости, Ольгиных погостов и Синеусова кургана, где жила весь и меря; в 1885 году посещены те страны, где жила чудь и финны, — страны, которые назывались в Новгороде и на Москве «Заволочьем». В этих местах сидели и правили вполне самостоятельно новгородские и враждовавшие с ними местные двинские бояре; тут не было никогда крепостного права, зато бессовестно хозяйничала новгородская вольница, ушкуйники, эти Василии Буслаевы нашей Народной песни, «не верившие ни в сон, ни в чох». На судьбах Заволочья яснее чем где-нибудь видно, с каким уменьем, с какой последовательностью Москва, собирательница Земли Русской, сумела, наконец, оттеснить могущественное новгородское влияние и сесть на место Новгорода сама.
В титулах Русского Царя значатся имена земель Обдорской, Угорской и Кандийской. Путешествие коснулось если не самих земель, составляющих в настоящее время не более как три стана с тремя становыми, то прошло вдоль и подле тех пунктов, где купцы этих сгинувших стран, со своими соболями и серебром, кречетами и железом, как например в Лампожне, сходились с купцами новгородскими. Путь Великого Князя прошел по древней Биармии, по тем именно местам в соседстве нынешней Пермской земли, где, по Геродоту, жили таинственные гипербореи, где и Тацит, и наш Нестор, и византийские и норвежские источники гласят о таинственных чародеях и хранителях кладов. Хвастливые новгородцы говорили, что они бывали дальше: они видели рай земной!
Если в 1884 году путешественники видели Мариинскую систему с Шексной, Ковжей и Вытегрой, то в 1885 году им удалось видеть не менее любопытное — часть Волги и все течение Сухоны и Северной Двины, из которых последняя, как река государственного, а не только местного значения, в недалеком будущем, с проведением железнодорожной линии, будет играть несравненно большую роль, чем прежде, и оживит весь дремлющий Север.
Путь коснулся таких важных центров древнего зодчества, как Ярославль и Ростов Великий, из «Затвора» которого вышла и завершилась деятельность просветителя Пермской земли, Стефана Пермского, создателя зырянской азбуки, сумевшего победить волхва Пама и ходившего по языческим весям, «обухом в лоб бияше идолов и сокрушаше им носы». В этом же Ростове составлял свои духовные, мелодичные песни святитель Димитрий, отошедший в вечность, став на молитву и «согревшись сердцем», при слушании хора певчих, исполнявших эти песни. Здесь же выработался главным образом наш родной самостоятельный архитектурный стиль, известный под именем московского, или, если хотите, суздальского.
За день до прибытия в Холмогоры, путники посетили обитель Сийскую, где томился долгие годы преследуемый Годуновым Филарет Никитич, впоследствии патриарх московский, отец славного царя Михаила Феодоровича, без сомнения одна из самых выдающихся личностей нашей истории; до заточения, говорит Костомаров, был он самым видным щеголем в Москве; можно представить себе, что вытерпел он в заточении, под надзором годуновских соглядатаев!
На половине нашего пути встретили мы Холмогоры и Архангельск. Холмогоры были богатым торговым и правительственным городом севера, когда Москва еще не начиналась. Тут был когда-то духовный центр чуди и высилось капище Иомалы и его изображение. Но дни Холмогор были сочтены: случай разбивает английское судно в половине XVI века близ устья Двины; возникшая с иностранцами торговля не довольствуется более Холмогорами, лежащими во 112 верстах от моря; ей нужно море, ей нужен прибрежный город, — возникает Архангельск. Столетье спустя Петр Великий дает Архангельску значение первенствующее, создает свою собственную торговлю с заграницей, под фирмой купца Соловьева, сам торгует, устраивает верфи, флот, но затем государственное соображение говорит ему, что возникшему Петербургу мешает Архангельск, и он сам, своею царственною рукой, останавливает развитие этого своего детища.
Судьбы Архангельска, после Петра, были чрезвычайно переменчивы: его временные расцветы, его славная служба русскому флоту, кораблями на верфях его построенными, как например «Азовом»; характерные личности наших самоучек-строителей этих флотов — Курочкина, Ершова, Загуляева — все это очень живые страницы не только нашего севера, но и вообще истории России, и все они глянули на нас. Правда, это было давно, это было в те дни, когда матросы, встречая начальство, кричали не «ура!» а какое-то непостижимое, нам непонятное «гузе! гузе!». След этого замолкнувшего клича имеется в наших старых морских уставах.
В вечно подвижных устьях Двины, сносящей и созидающей острова, в ряду других воспоминаний, навстречу путникам вырисовалась колоссальная фигура нашего крепыша-помора Ломоносова, со всеми его заслугами и удивительными пререканиями с академическими Винцгеймами и Трускотами.