Чёрт, какой же он идиот. Она же не могла! А он ни секунды не усомнился. В чужих словах не усомнился, а ней – в его Белке – вот так сразу. Не дал слова сказать – просто… Просто сбежал.

Мир накрыл лицо ладонями и с силой потёр. Поднял глаза на табло – по нему пробежала рябь, и надписи сдвинулись на одну строку. Один из самолётов оторвался от земли и взлетел, унося своих пассажиров. Хочется надеяться, что среди них нет таких идиотов, как Медведев Мирослав Андреевич. Таких вообще должно быть мало. Иначе грустно всё с человечеством.

Так, сообщение он ей отправил, и она его прочитала. Стереть-то можно, а память? Значит, всё по новой. Завоёвывать, вымаливать, догонять, раскрывать. Но главное – поговорить. Даже если она решила вернуться к мужу, это её право. Но они выяснят это лицом к лицу. Мирослав развернулся к выходу из аэропорта. И тут взгляд выцепил что-то знакомое, что заставило остановиться, пройдя ещё пару шагов по инерции, и повернуть обратно. Светло-рыжая макушка. Женщина, сидящая к нему спиной на самом последнем в ряду кресле. А рядом парнишка поглаживал её по плечу и что-то тихо говорил. Вот он потянулся, поводя плечами, и окинул растерянным взглядом пространство аэропорта. Илья. Мирослав узнал его. И сомнений не осталось. Это не галлюцинация. Это не мозг выдаёт что-то чужое за настоящую Юльку. А то уж Мир решил, что теперь во всех женщинах будет видеть её – её походку, поворот головы, мимолётную улыбку, солнечные зайчики в волосах. Но вот она, сидит. Здесь. Он даже со спины видел, как она подавлена, опустошена. Наверняка взгляд смотрит в одну точку, откуда-то Мирослав это точно знает. Чувствует на расстоянии. Чувствует её боль и безнадёгу. Потому что только что сам пережил то же самое. Как будто кто-то выключил свет и сломал рубильник, чтобы нельзя было вернуть, но с этим они всё решат. Главное - она здесь. Не убежала, не спряталась в свою ракушку. Примчалась сюда, собираясь бороться. Войти в горящий аэропорт. Остановить на скаку самолёт. Такая сильная, его боевая белка. И в то же время - такая хрупкая и ранимая.

Мирослав сделал шаг к любимой женщине и напоролся на строгий, острый как лезвие, взгляд её защитника. Илья открыл рот, чтобы что-то сказать, и Мир еле успел приложить палец ко рту, а потом сложить ладони перед собой, прося пацана о передышке. Об одном шансе всё исправить. И умный пацан понял. Усмехнулся и прижался лбом к плечу мамы, приобнимая её и немного как будто укачивая.

- Он точно улетел! – Смог расслышать Мирослав сквозь шум и гул спешащей толпы.

- Мам, ну даже если и улетел… - Илья кинул быстрый взгляд на Мирослава и снова боднул маму в плечо. – Ну и фиг с ним. Ты сама говорила – раз поверил какой-то ерунде, то и пусть.

- Илюш. Его первая жена бросила. - С какой-то горькой обречённостью в голосе проговорила Юля. - С его другом изменила. Он после этого никому не верит.

- И что? Не верит, так и ладно. – Проворчал Илья. – Зачем нам такой проблемный? Ты за ним бегать что ли должна?

- Он же за мной! Снова и снова! - Как же больно слышать в голосе самой солнечной женщины этот надлом, эту пустоту. - Я столько пряталась от него, отбрыкивалась. А он… Всё равно ко мне…

- Ну и что? Другого встретишь, мам!

- Не хочу другого! – Всхлипнула Юлька, тихо так, тонко, не рыдая напоказ, но от этого ещё трогательнее, беззащитнее. Так плачут по-настоящему, не для зрителя, не ради манипуляции. Так выпускают боль, осторожно, каплями, чтобы не задеть окружающих, но и чтобы она не разорвала изнутри. – Я, кажется, Мира люблю.

Илья снова полоснул взглядом по Мирославу и, неловко потрепав мать по плечу, отстранился.

- Пойду я, это, воды найду. Сиди тут. – Илья встал и, бросив на Мира предупреждающий взгляд, в котором читалось что-то типа «вот только теперь не накосячь», отошёл в сторону.

Мир сделал последний шаг, разделявший его с Юлей, и встал за её спиной.

- Очень жаль…

Юлька вздрогнула от его голоса и медленно-медленно подняла заплаканное лицо. Ей было явно неудобно, вот так сидеть – закинув голову назад и как-то неловко развернувшись, но она замерла, как будто боялась двинуться ещё хоть на сантиметр и спугнуть то, что видела перед собой.

- Мир?... – Её голос сел от слёз и волнения, а в глазах плескалось столько эмоций, что Мирославу на миг стало снова больно, но совсем не так. Сейчас эта боль не сжимала его сердце, а наоборот, расправляла каждую клеточку, заставляла чувствовать жизнь и надежду. – Ты…? Жаль? Что жаль?

- Очень жаль, что только кажется. – Закончил Мир. – Но, с другой стороны, значит, буду убеждать, пока не будешь уверена точно. Потому что я тебя точно, абсолютно безоговорочно и бесповоротно люблю.

- И ты не улетел? – Юлька наконец отмерла и развернулась к Миру вся, вставая коленками на кресло и вцепляясь побелевшими пальчиками в металлическую спинку.

- Ююююль. – Мир протянул руку и смахнул пальцами последние срывающиеся из глаз его Белки слезинки. – Таракашки разбежались, включайся обратно. Я здесь. Никуда я не уеду. Без тебя - никуда. Если ты меня простишь, что я… В общем, если тебе ещё нужен идиот, который, как любит говорить твоя подруга, сначала валит лес, а потом думает, куда ему столько древесины… Я обещаю, больше никакого недоверия. Я дурак. И ты имеешь полное право однажды решить, что с тебя хватит. Но я уверен, что узнаю это от тебя, и лично. А никак не из чужой смс-ки. А я обещаю, что если однажды я… Нет, не усомнюсь, Юль. В тебе – ни на минуту. Но если мне что-то там покажется… Мы будем говорить. Нам много придётся говорить. Но мы всё решим, Юль. Всё! Юлька, да?

- Да!

Илюха со вздохом закатил глаза, наблюдая, как его мама с такой счастливой улыбкой протягивает руки вперёд, а Мирослав сгребает её в охапку своими медвежьими лапами, прямо через спинку стула прижимая к себе, и целует, целует, целует. Фу. Ох, уж эти взрослые. Может, он позже поймёт.

Где-то через год-другой…

- Лёва! Лёвушка! – Невысокая женщина отодвинулась от изящного круглого столика на резной ножке и закрыла крышку ноутбука. В свои почти восемьдесят она прекрасно справлялась со сложной техникой. А как иначе? Дети вечно заняты, у внуков своя жизнь. Если б не чудеса, о которых она, Люба, в своей юности не могла и подумать, то и не знала бы, как они там живут-поживают. А вот ведь – с экрана только что на неё смотрел любимый внук. Взрослый уже мужчина, важный человек. Вот сейчас в Индии, с проверкой на производстве. А в свободное от работы время то на слонах катается, то на океане волнами любуется. И не бросает своё увлечение фотографией. Его работы не только разошлись по профессиональным форумам и сайтам, но и красовались на обложках известного журнала о путешествиях. За работой внук не забывает об отдыхе и хобби. И, конечно, не забывает позвонить бабушке. Хороший он, только занятой – за последние три года только на новый год и виделись. Всё остальное время – только через мониторы и общаются. А теперь вот ещё повод для встречи появился! Любовь Николаевна вышла из беседки и двинулась к небольшому одноэтажному дому. – Иди скорее, сокол мой! Радость-то какая!

- Что, Любушка? – Муж вышел из-за угла дома. Понятно, опять в теплице возится. Уже и спина болит, и колено, а всё никак не хочет остановиться. Говорит, для его Любушки должно быть всё самое лучшее. И ведь не огород у него там, а целая оранжерея – каких только цветов нет! И летом, и зимой в их доме стоит аромат роз, орхидей, фиалок, гиацинтов. Лев Игнатьевич свою Любушку уже больше полувека готов задаривать цветами, лишь бы она улыбалась.

- Ромочка звонил! Женится он! С Катенькой сегодня заявление подали!

- Вот молодцы! – Лев Игнатьевич довольно потёр ладони друг об друга. – Давно пора! Всё по миру мотаются, а кто, что… Молодые, чего-то ждут, чего-то проверяют! А чего ждать, когда своего человека видишь с первого взгляда!

- Как ты меня?

- Я тебя ещё до первого взгляда любил! – Лёвушка прижал свою крошечную седую голубку к груди. – Я, наверное, для тебя родился.