И её песни, которые она писала в университете, пришлись как раз кстати. Сказочные сюжеты, этнические напевы пользовались большим спросом почти на всех мероприятиях и быстро разошлись по сети. Но чем больше радости приносили Юльке эти события, тем больше мрачнел Костик. Сколько скандалов увидели стены их уже отремонтированной, но ставшей неуютной квартиры. Начинались они как всегда с костиковых слов «я же добра тебе желаю, кто тебе ещё скажет, что ты занимаешься ерундой», а заканчивались юлькиными слезами и недельным взаимным молчанием. Да и сама Белка научилась отвечать если не на претензии мужа, так хотя бы своим собственным недовольством. А пусть не думает, что он весь такой идеальный. Он тоже, кстати, не подарок. Мало денег, мало внимания, мало помощи по дому… Да, клевать мозг, оправдывая обидные «куриные» прозвища, Юля научилась довольно быстро. И так же быстро достигла в этом совершенства. Так что хотя бы одна претензия мужа – «ты мне весь мозг съела» - была оправдана и соответствовала правде. Психолог, у которого Юля позже прошла терапию, сказала, что это может быть от неуверенности в себе. Ну что ж, много часов в кабинете и очень щедрая оплата работы психолога позволили Юльке услышать то, что она знала до этого и бесплатно.

В какой-то момент прекратились и скандалы. Когда-то влюблённые, не отлипающие друг от друга Суворовы превратились в соседей-однофамильцев. А потом муж и вовсе съехал на съёмную квартиру. Надежда Константиновна снова пила корвалол и вынимала Юльке душу на тему «такого замечательного мужа потеряла, не пьёт, не бьёт, работает, вы столько лет вместе, а ты семью разрушаешь». Юля и сама не могла понять, как вообще после такого долгого брака они решили разъехаться, ведь многие семьи так и живут – ну невозможно сохранять страсть и влюблённость на всю жизнь, да и они уже не подростки, у них уже сын почти в том возрасте, когда Константин Суворов был мечтой старшеклассниц. Илья к тому времени вырос в симпатичного, похожего на отца пятнадцатилетнего подростка и пропал в своей собственной безбашенной юности. Конечно, он переживал ссоры и последующее расставание родителей, но у него были задачи поважнее – учёба, друзья и Светка из параллельного класса. А в очередной раз застав плачущую маму в пустой квартире, сын очень по-взрослому обнял её, притянул всё ещё светло-рыжую, без единого седого волоска, голову на своё плечо и выдохнул в макушку:

- Мам, мне кажется, хватит. Разводись.

- А ты, сынок? – вздохнула Юлька, прижимаясь к плечу, как оказалось, единственного надёжного мужчины в своей жизни. – Мы же ради тебя…

- Вот ради меня и разводись, – потрепал маму по плечу Илья, помолчал и добавил, - и ради себя. Хоть что-то сделай ради себя.

Это и стало последней каплей. Нет, были ещё попытки поговорить, выяснить, договориться. Даже к психологу пару раз сходили вместе. Но всё равно случилось так, что вот теперь они стоят в скучном коридоре, не имея ничего общего, и ждут решения о разводе, с которым потом сходят в ЗАГС и получат каждый свой билет на свободу.

- Мам, не приезжай, пожалуйста. Давай я послезавтра сама приеду, тортик привезу. – Юля устало откинулась на спинку стула и свободной рукой покрутила чашку с чаем на столе. – Я сегодня безумно устала.

- Вот ещё, - Надежда Константиновна включила «Крупскую» и принялась командовать пролетариатом. – Я уже еду. Привезу немного фруктов, ягодок. В конце концов, у тебя же выходной! Что тебе ещё делать?

«Запереться и рыдать» - мысленно огрызнулась Юля, так и не научившаяся вслух давать отпор маме. А в трубку телефона ответила:

- Да, мам, я дома.

Нажав на сброс звонка, Юля уронила голову на руки и для надёжности ещё лбом об них побилась. «Мне сорок с лишним лет, когда же я вырасту» - тоскливо подумала она, а потом с обречённым вздохом встала и пошла наводить порядок в квартире, потому что неугомонная Надежда-свет-Константиновна проверит каждый уголок и по пунктам распишет дочери, где у неё пыль, где хлам, где неправильно висят полотенца и неконцептуально заложены складки на шторах, и вообще неудивительно, что бедный хороший Костик не выдержал.

Мама приехала через час с небольшим, и Юлька, конечно, не успела довести квартиру до музейного совершенства. Но оказалось, что маме и не до этого. Когда она позвонила и сказала спуститься, чтобы помочь ей выйти из такси, Юля сначала испугалась, что маме стала плохо в дороге. Но выйдя к подъезду и увидев открытый багажник машины, Белка совершенно неприлично, хоть и мысленно, выматерилась. Мама привезла ягод, как и обещала. Она всего лишь не уточнила, что это будет шесть ведёр клубники. Клубники, Карл! Которую Юлька не особо любила, так как от этой хоть и вкусной, но коварной ягоды весь подбородок и губы у неё покрывались мелкой противной сыпью. Сын и муж («бывший, Юля, бывший муж») любили клубнику в свежем виде, но много же всё равно не съешь, а она быстро портилась, поэтому такими объёмами покупать не было смысла. Мама же считала иначе и тут же развернула настоящий боевой штаб по борьбе с клубникой.

- Так, доча, давай. Вёдра сюда, - командовала Надежда Константиновна клубничным парадом. – Вот в эту кастрюльку – самые красивые ягодки, Илюша поест, Костеньке отвезём, он страсть как клубничку любит. Вот такие покрупнее – сюда, сейчас компота на зиму закатаем, он такой красивый получается, когда крупные ягоды в нём плавают. Ну, чего стоишь, неси банки, я в прошлый раз в кладовке оставляла. Вот эти ягоды - те, которые помельче – перебери, хвостики отдели и в морозилку, мелкие хорошо размораживаются, потом поедите. У всех клубника уже отойдёт, а у тебя будет свежая. А всё, что примялось – на варенье. Ну давай, давай, выходной у тебя один, с твоей работой дурацкой. Нет бы жить с мужем, Костик у тебя такой хозяин, ты с ним как за стеной бы была, времени на дом хватало. А ты… Вот придётся всё сегодня успевать. На что ещё выходные…

Юлька со вздохом развернулась и пошла за банками. В своём монологе Надежда Константиновна в собеседнике не нуждалась. Она всё равно всегда знала, что лучше не только для Юльки, но и для всех окружающих. Противиться дочь и не пыталась. Ну, в самом деле, не будете же вы спорить с рекой, куда ей течь. Хотя на ум приходили и гидроэлектростанции, и водохранилища, и даже изменённые русла рек. Но в своём случае Юля иллюзий не строила – не такой уж она покоритель стихии, чтобы разворачивать этот поток своими силами. Лицо чесалось от одной мысли о том количестве клубники, которую надо перебрать, промыть, рассортировать, а потом уже заморозить и сварить. А ведь ещё пару часов назад, выйдя из здания суда и бросив уже бывшему мужу неловкое «Нуууу, пока, звони, как с Ильёй решите встретиться», Юля думала, что сегодня у неё есть целый день, чтобы просто осмыслить сам факт развода, а может и напиться по его случаю. А вот теперь покорно тащит банки на кухню, ищет крышки, кастрюли, ложки, щипцы и ключ-закрутку для банок. Один плюс в творящимся вокруг клубничном безумии был – некогда было жалеть себя, предаваться воспоминаниям или пытаться продумать хоть какой-то план дальнейшей жизни.

Руки машинально сортировали ягоды, слух на периферии улавливал мамин бубнёж, в котором команды, куда что класть и как нагревать, перемежались с восторгами про любимого Костеньку и разбавлялись житейской мудростью «в кого ты у меня такая неустроенная, всему тебя учить надо». Юлька молчала и сортировала, давила, варила, разливала, дважды сбегала ещё за сахаром, один раз чуть не ошпарила руку, но при этом – не думала. В голове образовался тянущий вакуум, как будто из куклы вынули эту коробочку, на которой были записаны автоматические фразы, и оставили только пустую оболочку со стеклянными глазами.

Ближе к вечеру, когда осталось всего каких-то два ведра, Надежда Константиновна наконец-то хлопнула покрасневшими от ягодного сока руками по столешнице и торжественно объявила:

- Всё, дальше сама, мне Рыську кормить пора, а тут ерунда осталась, - и уехала кормить кошку, которая давно гуляла сама по себе и прекрасно кормилась воробьями и соседской добротой.