Мирослава накрывало целым коктейлем ощущений, к которым он также не был готов. Какое-то неясное чувство неустроенности постоянно царапало изнутри и требовало осмысления и действий. Рефлексировать Мир не любил, его цель всегда была чёткой и нуждалась только в действиях. Любой вопрос – как бизнес-задача. Договор, аргументация, риски и выгоды – всё можно просчитать и спланировать. А вот это смутное беспокойство, не находящее решения, бесило и заставляло порой срываться на окружающих, чего с ним раньше не случалось. Главное в этом чувстве было то, что всё, казавшееся раньше привычным, понятным и правильным, вдруг перестало таким быть. Точнее, даже не перестало, а стало недостаточным. Как будто что-то внутри Мирослава вдруг стало жадным и эгоистичным и требовало всё больше! Ему было мало просто приходить в своё временное жильё и погружаться в привычную тишину и покой. Тот самый покой, который он раньше так любил, теперь казался мрачным и отторгал его своей пустотой. Та самая тишина, которая раньше нравилась и помогала упорядочить мысли и отбросить лишнее, теперь раздражала. Мир понимал, что старые мечты о большом доме, наполненном смехом друзей, семейным теплом и уютом, эти мечты, временно задвинутые на задний план и вытесненные постоянной работой, под влиянием шумной компании, а точнее одной конкретной Белки, снова всколыхнулись с самого дна души. Ради чего все эти победы, если дома никто не ждёт? А Мир хотел, чтобы ждали.

Но было ещё кое-что, не дававшее ему покоя. Мирослав всегда и во всём стремился выполнять обещания. Если не был уверен – просто не обещал. Он знал, что напишет или позвонит Юле – это даже не обсуждалось, не подвергалось сомнению. Но ещё одно невыполненное обещание жгло его совесть всё время, проведённое в Копенгагене. Он прекрасно уловил разочарованные нотки в голосе Ивана, когда позвонил ему из аэропорта, чтобы предупредить о том, что рыбалка откладывается. Нет, не отменяется. Он вернётся, и тогда сразу… Но в голосе бывшего тестя, на словах убеждавшего, что всё в порядке, что он всё понимает и будет ждать звонка, Мир отчётливо слышал недоверие и страх. Страх, что Мир просто передумал и больше не желает продолжать общение, выискивая «очень важные причины». Что он снова отрежет его, выбросит из жизни, как сделал уже однажды. А когда-то Иван был тем человеком, кто знал Мирослава чуть ли не лучше его самого. Неужели теперь всё не так? Чёрт… Мирослав потянулся к телефону.

- Иван, привет. Я в городе. Завтра в восемь за тобой приедет водитель. Ты же всё там же? Адрес не изменился? Помню, конечно. Бери только необходимое, и увидимся у моих.

А потом был целый день, поставивший всё на паузу. Всю суету, все переживания, все дела. Сначала, конечно, Мирослав долго не мог выбраться из таких ласковых, но таких цепких рук мамы, которая всё не выпускала сына и как будто боялась разомкнуть объятия и позволить ему снова исчезнуть в водовороте постоянной занятости. А когда в его кармане зазвонил телефон, просто закатила глаза и взмахнула рукой, зная, что он снова сорвётся по своим очень важным делам, или будет каждые несколько минут прерывать разговор и углубляться в свой мирок вопросов, проблем, согласований и решений. А Мир просто окинул глазами просторный двор с газоном и пёстрыми разноуровневыми клумбами, яблони, низко склонившие ветви под весом ярко-красных и оранжево-жёлтых плодов, красивую деревянную беседку, рядом с которой дымил обещанием вкуснейшего обеда мангал, и добротный двухэтажный дом с высоким крыльцом, с которого уже спускался Анатолий – отчим Мирослава. И увидел это всё как-то одновременно ярко, как старое фото, которое взяли и раскрасили с помощью современных технологий. И отправив в ответ на так и не принятый звонок короткую фразу «Всё завтра, сегодня меня нет», отключил телефон.

Потом был мангал, долгие разговоры, и ворчание соседа, и приглашение присоединиться к их скромному застолью, и мамины слёзы, когда она увидела выходящего из машины Ивана, и снова объятия, и снова разговоры. А ещё вечерняя зорька с удочками. И жареные караси на ужин. И согревающий мамин смех над попытками Мирослава вспомнить ответ, когда он последний раз вообще ел простую жареную речную рыбу. Так и не вспомнил. И чай на веранде в свете фонарей, вспыхнувших вдоль дорожек и в ветвях деревьев. И вдруг ставшие такими понятными ответы на вопросы, что делать дальше. Да, сможет. Да, потянет. Если надо – научится. И главное – он знает, с чего начать. Идея пришла к Мирославу как вспышка, в тот момент, когда с полным садком рыбы они с отцом и Иваном вошли в дом, где уже пахло чаем со смородиновыми листьями. И он даже засмеялся, потому что – ну, как он мог сразу не понять, не догадаться, ведь это же так элементарно. Надо просто не только слушать, но и слышать того, кто сидит рядом с тобой на кухне и не желает тратить время на сон. А слушал Юлю он очень внимательно. И оказался таким дураком, что потерял столько времени. А потом - тёмная дорога под колесами. И десяток голосовых сообщений Каролине Кааск – главному дизайнеру, крупной и очень громкой женщине, а ещё крайне энергичной и опровергающей все стереотипы о медленных и заторможенных эстонцах. И возвращение в пустой, притихший дом. Но уже совсем не чужой, не мрачный, а просто затаившийся в ожидании. Как птицы перед рассветом, готовые вот-вот разбудить сонный сад своими песнями. Как легко меняются вещи, когда смотришь на них в другом настроении. И несмотря на позднее время, уже совершенно невозможно ждать, смотреть на часы и думать об этикете. Когда руки сами тянутся к телефону, а душа – туда, где всё понятно. И где теперь точно всё сбудется. Мирослав снова засмеялся. Нет, ну как же он так долго тормозил. Когда надо было просто взять и написать. Чёрт, неужели так можно было?

«Привет, Юля.»

«Это Мирослав, если ещё помнишь одного покалеченного северного медведя».

- Погоди-погоди! – Лерка отправила в рот ещё один орешек и махнула Игорю на свой почти опустевший стакан. – То есть ты даже не выяснила, чего он хотел?

Юля кивнула, чувствуя, как её щёки начинают гореть под пристальным и скептическим взглядом подруги.

- Я испугалась и… Выключила телефон.

Сейчас Юля сама понимала, как глупо и смешно выглядел её жест. Но вчера, когда она прочитала сообщения от Мирослава и осознала, ЧТО она ему написала, думая, что пишет Роме, руки сами отбросили телефон на кресло. Как будто он прямо сейчас взорвётся в её вспотевших ладошках. Уже из кресла телефон подал пару сигналов, которые для Юли в тот момент показались обратным отсчётом. В голове, сломав стройные ряды, беспорядочно носились тараканы, сталкиваясь друг с другом и в панике крича тоненькое «аааааа» на одной ноте. Только спустя несколько минут и миллион умерших нервных клеток Юля смогла подойти к креслу и взять в руки зловещий гаджет. Тараканы к этому моменту успокоились только самую малость и теперь молчали, обмахиваясь платочками. А так как и Юля не смогла сформулировать ни одной связной мысли, то всё, на что хватило её решимости – это просто отключить эту бомбу. Причём чувствовала Белка себя в тот момент героем боевика, который в последний момент перерезает правильный провод, спасая как минимум город, а то и весь мир. А вот сейчас она чувствовала себя… дурой.

- Ага, и поэтому мне ты звонила с рабочего, так как свой, я так понимаю, ты всё ещё не включила. – Дождавшись осторожного и виноватого кивка от Юли, Новорядская закатила глаза и подтянула поближе новый стакан с пивом, который услужливо поставил перед ней бармен. Хорошо хоть, после этого он отошёл к другому посетителю и не слышал их разговор, а то Юля совсем бы сгорела со стыда, и осталось бы смахнуть с высокого стула эту невнятную кучку пепла. – Так. Я просто хочу всё вместе озвучить, чтобы быть уверенной, что я правильно поняла этот феерический провал. А ты меня поправь, если я где-то ошибусь. Итаааак. Спустя почти месяц молчания тебе написал тот нереальный богатей-красавчик, явления которого я так ждала, и в ожидании звонка которого ты наверняка подготовила с десяток сценариев разговора. Ты случайно его порадовала тем, что ещё не нашла нового мужа или старого любовника, а после этого замолчала на сутки, отключив телефон и так и не узнав, ради чего он вдруг объявился. И вместо того, чтобы просто написать ему «привет, прости, это не тебе» и дождаться от него хоть какой-то информации для дальнейшего обсуждения, ты сутки трясёшься как арматура на нежном норильском ветерке и боишься, что твой собственный телефон тебе откусит руку, если ты его включишь. Я нигде не ошиблась?