И вот тут-то пропажа и изволила появиться. Весь бурлящий сплав эмоций, скручивающихся в течение вечера и ночи, грозил выплеснуться наружу. И Мирослав сам не мог предсказать, что бы он натворил в первую очередь – в таком состоянии одинаково сильно хотелось и надавать пощёчин целой и невредимой, хотя явно испуганной и смущённой повышенным вниманием Белкиной, и прижать к себе и стиснуть так крепко, чтобы руки заныли от напряжения. Жива, здорова. Дома. И всё же не удержался, наорал, отчитал как школьницу, отчего потом на душе стало гадко, а в горле поселился липкий комок, не давший сказать ни слова, когда позже, поговорив с полицейскими и перезвонив Игнату, вернулся на кухню и застал Юлю совершенно одну. Плачущую, такую потерянную, хрупкую и нежную. Облегчение накатило настолько неожиданно и окончательно, что стало физически больно держать себя на расстоянии. Хотелось одновременно извиниться за грубость, прижаться губами к заплаканным глазам, выяснить подробности и рассказать о собственном страхе… Но ничего из этого Мирослав не сделал. Нельзя. Не подпустит. Заморозится. А видеть в этих глазах холод и сталь Мир физически был не в состоянии. Достаточно того испуганного взгляда, когда она шарахнулась от него на улице. Неужели решила, что он и вправду мог бы её ударить? Скорее, это её предположение ударило его.

И теперь он лежал в кровати, пытаясь выгнать из головы муть, а из лёгких странный ком, мешающий сделать полноценный вдох. Снова никого не хотелось видеть. Никого, кроме сестры, чтобы убедиться, что она успокоилась и выспалась. И Юли. Её хотелось увидеть нестерпимо. И это снова злило и пугало. Не мальчишка уже, беситься от непонятных и непривычных эмоций. И вообще. Завтра вся компания уедет. Один день. Один вечер, на который у них всех большие планы, и часть этих планов зависит от него, Мирослава – он заранее договорился о шикарном сюрпризе для гостей. А завтра дом опять погрузится в тишину, и жизнь вернётся в своё привычное русло постоянной работы. Ни к чему эти эмоциональные встряски. Сейчас надо просто встать, устроить себе пробежку, разогнать кровь по мышцам, прочистить голову и сбежать из дома, захваченного вторженцами из какого-то другого мира. Миру нужен мир, а пока что его окружает исключительно хаос и катаклизмы. Почему ещё никто не назвал ни один ураган Юлией?

Юля.

Что ж так гадко на душе? Всю ночь, точнее – весь оставшийся кусочек ночи, Юля проворочалась в кровати, пытаясь уснуть. Но как это сделать, когда голова забита мыслями о предыдущем дне и вечере? Контраст удивительно прекрасной прогулки по городу и катастрофически ужасного возвращения рвал нервы на мелкие ниточки. Юля ещё ночью включила телефон прямо на зарядке, и вибрации от входящих сообщений и пропущенных звонков сотрясали проснувшийся аппарат несколько минут. Слава ёжикам, ни одного пропущенного из дома не было. А значит ни мама, ни сын её не потеряли. Юля даже не хотела представлять количество выпитого мамой корвалола и количество подколок и шуточек, придуманных Ильёй про потерявшуюся маму. А вот несколько звонков и четыре сообщения с незнакомого номера требовали внимания.

«И снова привет Золушка. Это Роман».

«Надеюсь ты не отвечаешь потому что тебя увлёк бал а не потому что вызванный мной таксист оказался серийным маньяком».

«Всё ещё жду ответа. Пока жду»

«Напоминаю что я знаю адрес. И если ты не ответишь приеду тебя искать».

Да, вот так, без запятых, которые, видимо, отжили свой век в онлайн-общении. Юлька даже улыбнулась, хотя запятые было жалко. И чем они не угодили вечно спешащей молодёжи? Но странное тепло от такой искренней заботы со стороны незнакомого человека немного подняло настроение, хотя в то же время запустило очередной виток стыда. Вместо того, чтобы отдыхать и веселиться с друзьями, парень волнуется за совершенно чужую тётку. Юлька быстро набрала ему ответ с очередной порцией благодарностей и шуток про рыцаря, пришедшего на помощь деве, попавшей в беду. На что телефон сразу же пиликнул новым сообщением.

«Наконец-то. Не пугай так больше. Спокойной ночи Золушка».

Эх, знал бы мальчишка, как Золушка напугала всех гостей на балу, не шутил бы так. Зачем-то сохранив номер «рыцаря», Юлька улеглась в постель и долго таращилась в потолок.

Ночью во время коротких попыток уснуть мозг подкидывал Белкиной полусны-полуфантазии, в которых то заяц Арсений грозил ей сжатой в кулачок лапкой, то улыбающаяся чета Ставицких превращались в суровых полицейских, то рыдающая Данелия начинала голосом юлькиной мамы требовать корвалол… А между этими картинками на Юльку смотрели янтарно-карие глаза, полные злости и, как ни странно, беспокойства. К утру Белка уже накрутила себя настолько, изъев свою нервную систему чувством вины и обиды, что с кровати поднялась снова в упрямой решимости сдать завтрашние билеты и сбежать сегодня. Лишь бы не смотреть в глаза одноклассникам. И Медведю. Особенно ему. Почему это ему – «особенно», Юля думать не хотела. Потому что тогда пришлось бы признать, что его мнение вдруг оказалось слишком важным для человека, которого видишь два дня и то урывками. А если сейчас тихонько спуститься, позавтракать, а потом сразу вызвать такси и сбежать в аэропорт, то и не увидишь никогда больше. И не надо. Не надо же?

На кухне никого не оказалось, что вполне ожидаемо, учитывая, во сколько все улеглись спать. В холодильнике Юля нашла новые красивые коробочки из ресторана, выставленные ровными рядами. Выбрав салат с креветками и бутерброд с воздушным паштетом и авокадо, Юлька даже улыбнулась. Прав был Димка, халява – не так уж плохо. Особенно когда сил и желания нет даже чаю себе налить. Главное, не привыкать.

- Доброе утро, Юлия Ильинична! – Бодрый хрипловатый голос заставил Юльку подпрыгнуть и чуть не выронить из руки чашку, которую она ополаскивала в раковине.

Вот как этот человек с габаритами бурого медведя умудряется так неслышно подкрадываться? Или всё дело в том, что Белкина снова так погрузилась в себя, что ничего не замечала вокруг? Юля осторожно обернулась. Она была совершенно не готова ни к саркастичным перепалкам, ни к поддержанию иллюзии холодности и равнодушия. Страшно. Страшно снова увидеть злость и недовольство в глазах Медведя. Страшно выдать свои сомнения и неуверенность. Но Мирослав, замерший в проёме, смотрел как угодно, только не зло и не холодно. Юля даже поморгала, чтобы проверить, не кажется ли ей то напряжённое ожидание, которое Мир пытался замаскировать за улыбкой. Но оно было. Он смотрел, не отводя глаз, как будто ощупывая взглядом лицо Белки и что-то пытаясь по нему прочитать. Знать бы, что.

Юля скользнула взглядом по фигуре Медведя, и залипла, выдавив из себя только слабый кивок в качестве приветствия. Вместо слов у неё в голове пронеслось «I’m sexy and I know it»*. Ну, хорош, чертяка. Чертяка, видимо, только что вернулся с пробежки или из спортзала, потому что спортивная майка, открывающая мускулистые руки и очерчивающая рельефный торс, потемнела от пота. Да что ж это такое? Юлия Белкина никогда не была любительницей перекачанных мышц и уж тем более потных мужчин. А тут замерла как мышь, не в силах отвести глаза. Мирослав улыбнулся ещё шире и словно расслабился, как будто несколько минут до этого ожидал какого-то подвоха, а теперь понял, что всё в порядке, и можно выдохнуть. Он прошёл к холодильнику, достал из него бутылку минералки и сделал несколько глотков. В этот момент Юлька всё же смогла отмереть и опустить взгляд. То, как горлышко бутылки прикасалось к губам Мирослава, как дёргался его кадык во время глотка, как играли мышцы на спине и плечах от каждого движения – всё это было слишком. Слишком интимным, слишком непривычным, слишком настоящим.

- Я думал, что ты уже на полпути к аэропорту, - Мирослав кивнул куда-то в сторону и махнул рукой, будто обрисовывая предполагаемый маршрут своей гостьи.

- Что? – Юля вздрогнула и снова посмотрела прямо в глаза Мира. В смеющиеся глаза. И что – никакого осуждения, разочарования? – Почему к аэропорту?