– Мы, – сказал он зычно, хотя и с одышкой, – заберём своих раненых и уйдём. А вы идите своей дорогой. Нам нечего делить.
Свим глянул на торна, подошедшего к нему. Они оба купались в желтой прозрачное ауре, и Свим чувствовал, как усталость, особенно в руке, сжимавшей меч, уходит, восстанавливается кровообращение и сила.
– Пусть уходят, – сказал ему торн и обратился к человеку: – И помни, Хлен, ты сам попросил остановить процесс выяснения правды.
Торн проговорил все слова ровным без интонаций глуховатым голосом, чеканя каждый звук с короткими паузами между словами.
Слушать и разговаривать с торном – биологическим роботом – нравится не всякому, тем более, когда его слышат впервые. Торн всегда должен высказать свою мысль до конца, намёков он не понимает, и его собеседнику приходится проговорить или выслушать десятки слов там, где достаточно сказать не более двух-трёх и сделать соответствующий жест рукой, телодвижением или просто изменить тональность голоса,
– Запомню, – отозвался человек, которого торн назвал Хленом. – Но и ты помни закон!
– Я его всегда помню. И я его не нарушал. Всё, что здесь произошло, на твоей совести, Хлен. Это ты нарушил закон! Это ты убил Свагу? А я лишь имел ввиду одну правду.
– Пошел ты со своим Свагой и, тем более, со своей правдой! – Хлен схватился за меч, но тут же одёрнул руку и перевел взгляд глубоко сидящих в глазницах глаз на Свима. – Ты! Незнакомец! Договорились?
Свим приосанился.
– Я не слышал гарантий, что вы не нападете на нас ещё раз. И где-нибудь в другом месте.
– Хо! Гарантий? – Хлен показал крупные зубы. – Это ты на нас напал. Гарантий захотел? Никаких гарантий! У нас есть дела и нам не до вас. Вот и все гарантии.
– Он сейчас говорит настоящую правду, – подтвердил торн. – Им надо торопиться.
– Молодец, Сес. Тебе, незнакомец, этого достаточно?
– Не вполне, но как я понимаю, иного не будет?
– Правильно понимаешь, – угрюмо буркнул Хлен. – Мы уйдём, будь спокоен. А ты, Сес, помни о законе!
– Помню.
– Тогда… – поворачиваясь, чтобы отойти к своей банде, Хлен заметил Камрата, примерявшего в руке изящный гладиус с зауженным клинком.
Нож, отобранный у хопперсукса, так внезапно напавшего на него, он уже тщательно вытер о рваный плащ убитого им выродка из барсуков. И теперь подыскивал что-нибудь для левой руки.
Мгновения скоротечного для него боя осталась позади, и сейчас Камрат отбросил мысли о нём, позабыл как о нечто нереальном и случившимся не с ним. Он буднично осматривался и прикидывал результаты стычки, не ощущая, к собственному удивлению, никаких эмоций. Почему так с ним происходило, он не знал. Казалось, как будто всё это уже неоднократно видел и пережил. Где? Во сне ли, наяву ли? Колотые и рубленые раны, отсечённые конечности, агония умирающих – всё так знакомо и даже… красиво! Эстетика недавней резни впечатляла его лишь с этой стороны, но она отнюдь не означала, что он ощущал радость или упоение от свершившегося. Единственное, о чём он тревожился и чем были заняты его мысли – это чувство пережитого неудобства сражения одной рукой, так как у него был только один кинжал. Сколько он себя помнил, бабка Калея всегда вкладывала оружие в обе его руки и учила пользоваться им оберучь.
– Защита и нападение оберучь, – говорила она слегка усталым голосом, как если бы произносила такие слова неоднократно, и они уже навязли у неё на зубах, – гармоничны и надежны. Только так, Камрат, можно успеть отбить направленный на тебя удар и одновременно нанести поражение противнику. Только так можно создать вокруг себя непроходимый барьер перед лицом преобладающего числа нападающих… Только так… – следовали друг за другом утверждения Калеи о значении владения оружием обеими руками.
Потому-то он не замечал апофеоза кровавой драки, а испытывал лишь неудовлетворение боем. Ведь он не мог действовать в полную силу, он был однорук, неуклюж и, значит, уязвим.
Вот отчего не было у него того вдохновения, которое обычно заставляло, выступая против бабки (а способности её превосходили всех тут вместе взятых воинов), импровизировать и ошеломлять врага нестандартными действиями и приёмами, которым он был обучен. Здесь, как ему представлялось, он тыкался как неумеха, как впервые взявший в руки оружие…
Впрочем, его терзала и другая неприятная мысль. Случилось то, чего он не хотел раскрывать ни перед Свимом, ни, тем более, перед какой-то неведомой бандой – это умение вести бой. Обучаемый бабкой хапре с возраста, о котором даже не помнил, и, как следствие, владению оружием, он всегда помнил наставления Калеи не спешить показать кому-либо свои способности.
– Пусть те, кого ты вдруг повергнешь, думают о случайности, дурной и непредсказуемой, сопутствующей тебе. Будь наивным, стань неприметным, скрывай знания и умение. Тогда никто не сможет тебя победить или обидеть…
Но коль открылось и поздно yжe что либо скрывать, а остаться равнодушным по отношению к себе и своим спутникам он не мог, то следовало и вооружиться соответственно.
Сейчас он искал что-нибудь подходящее для второй руки, а выяснение отношений между взрослыми людьми путём словесной перепалки его не касались. У них свои дела, у него – свои заботы…
Хлен обратил внимание на Камрата, другие перевели свои взоры на него же, и все словно прозрели. Каждый вспомнил щуплую фигурку мальчика с заплечным мешком, играючи прошедшую сквозь мельтешение мечей, ножей и дубинок, а за ней – несколько поверженных выродков и человек мгновенным и безжалостным ударом ножа.
– Это кто? Он с вами, незнакомец? – Хлен не скрывал удивления и раздражения от произошедшего с его бродягами в стычке с мальчиком.
– Камрат, быстро к нам! – крикнул Свим, по-своему понимая вопросы вожака банды.
– Значит ваш! – почти восхитился Хлен. – Камрат, значит! Знакомое имячко. Волчонок!
– А сам-то, – огрызнулся Камрат, подходя к Свиму с подобранным оружием. – Все на одного. Трусы! Хорошо, что мы подоспели вовремя.
– Конечно, если бы не ты, – со смешком отозвался какой-то из уцелевших бродяг.
Он, возможно, нападал на торна и действий Камрата в схватке не видел, и заявление мальчика его развеселило.
– Заткнись, дурак! – прокомментировал реплику бродяги Хлен и крикнул Свиму: – Эй, дурб, отдай мне мальчишку. Мы из него хорошего воина сделаем.
«Что вы там из него сделаете? Он любого за пояс заткнёт», – подумал Свим.
Он уже давно ожидал от Камрата чего-то подобного. Хапра, как он считал, если, конечно, малыш говорил правду, должна была каким-то образом проявиться, хотя и не так эффективно, как предполагалось, но она превзошла все ожидания.
– Сами научим! – зычно отозвался он, понимая значение такой вот переклички, снижающей напряженность между враждующими сторонами, раз уж нашёлся общий предмет для разговора. – Мы отходим, а вы забирайте своих, кого нужно.
Свим повернулся к торну.
– Уйдём отсюда, чтобы им не мешать. К”ньюша, Камрат!
Вождь банды, бесцеремонно перешагивая через трупы и раненых, ткнул пальцем в двух своих соратников. Один, выродок из енотов, сидел с перебитой лапиной и качался от боли из стороны в сторону, второй едва подавал признаки жизни и был тем человеком, который пострадал от Камрата. На остальных опритов Хлен посмотрел холодным взглядом, как на падаль.
Взмахом руки он подозвал оставшихся в живых и приказал подобрать отмеченных. У хопса с отрубленной личиной он недолго постоял, сказал коротко:
– Жаль Р”янка, – и исподлобья глянул в сторону Свима, остановившегося со своей командой шагах в пятнадцати от места побоища. Перевел взгляд на своих. – Помогите тем, кто до утра не доживёт или не сможет защитить себя от диких.
Таковых оказалось с десяток, и кто-то из подручных Хлена хладнокровно выполнил приказ, произведя куп де грас – удар милосердия, вонзая меч в сердце несчастного.
Раненые, чьё присутствие в банде уже было нежелательным, собрались в свою группу, помогая друг другу примитивными перевязками и вправлениями костей от вывихов.
