– Чисто, – деловито сообщил он. – Но кто-то подходил сюда и пытался её открыть. Похоже, – он втянул носом воздух, – крысы. Но не дикие.

– Этого нам ещё не хватало. – Свим помял губы пальцами. – Давно они здесь побывали?

– Дня два назад.

– Куда ни шло. Будем надеяться на лучшее. Открывай! – распорядился дурб и взял Камрата за руку. – Пригнись!

За миниатюрной дверцей оказалась небольшая совершенно пустая комната – прихожая – с довольно высоким потолком, достаточным, чтобы Свим мог выпрямиться. Из прихожей выходили сразу три двери. Правда, от самих дверей ничего не осталось – одни проёмы. Один из них, центральный, был проломлен снизу с обеих сторон, словно сквозь него протаскивали что-то широкое и невысокое. Через него спутники Камрата прошли дальше.

Темнота не мешала выродку ориентироваться, Свим шёл следом за ним также более чем уверенно, поскольку бывал здесь неоднократно. Зато Камрат умудрился вначале обо что-то споткнуться, а затем и удариться коленом.

– Ты поосторожнее, – напомнил ему Свим, – тут когда-то перекрытие межэтажное проломилось.

Мальчик промолчал. По нему, так надо было раньше предупредить, а не после того, как он саданулся коленом.

В центре подвального, а может быть, какого-то этажа древнего здания, куда они пришли, скупо освещённого вечными светильниками, в виде невысокой тумбы был сооружён открытый сверху очаг, рядом примостилась горка хвороста, высушенного до ломкости. И стоило только хопсу поднести огонь к костерку дров в очаге, как они загорелись веселым ярким пламенем и лучше осветили помещение.

– Посиди, малыш. Сейчас что-нибудь приготовим на ужин горячего.

– Я не хочу.

– Но-но! – строго прикрикнул Свим. – Есть надо, а ждать придётся не долго. Потерпи уж.

И пока Камрат мутным взглядом блуждал по стенам, освещенным колеблющимся светом костерка, и равнодушно отмечал их крепость, К”ньец колдовал у очага и вскоре сунул в одну руку мальчику кусок хлеба с подогретым прителем, а в другую – кружку горячего сладковатого навара, отдающего запахом коввты, однажды опробованной Камратом по настоянию бабки Калеи.

Ужин не занял много времени. Камрат тут же заснул прямо у очага. Блаженная улыбка застыла на его грязноватом лице – он забыл вытереться рукавом куртки.

– Совсем мальчишка обессилел, – проговорил Свим, нарушая затянувшееся молчание, и глубоко вздохнул. – Мы всё-таки зря его за собой потащили. Не находишь?

Выродок изогнулся в спине с ленивой грацией, подбросил в огонь хворостину, задумчиво покачал головой.

– Я размышлял о том же всю дорогу.

– Ну да. Двух лишних слов за день не сказал.

– Потому и не сказал.

К”ньец смотрел на огонь не моргая. Сколько уже Свим с ним был знаком, а так и не научился читать по его глазам, о чём он сейчас думает.

Вообще, у выродков, чем их прародительский вид по таксономическим признакам дальше отстоял от приматов и человека, тем меньше находилось точек вот такого визуального молчаливого общения, хотя по идее их мозг создавался разумным самим человеком, древними людьми, по образу и подобию, так сказать. Однако первоначальная идентичность после многих тысячелетий независимой эволюции расстроилась, верх стали брать специфические особенности каждого в отдельности вида. Они обладали жестикуляцией, непривычной для людей и несвойственной им; образ мышления выродков также отличался от человеческого, и никогда с уверенностью нельзя было предсказать, каким действом с их стороны закончится тот или иной эпизод общения с ними, легко прогнозируемый у нормального человека, но совершенно непредсказуемый у путров.

Конечно, за два без малого года знакомства и практически неразделённого непосредственного общения между ними, приучили Свима ко многим сугубо рефлекторным реакциям К”ньеца на различные случаи их кочевой беспокойной жизни. Но вот что выскажет выродок выродков в любой момент времени по адекватному, казалось бы, вопросу, если он даже смотрит тебе в глаза, угадать до сих пор не научился. К”ньец мог промолчать, либо заговорить на совершенно другую тему, а потом, спустя некоторое время, опять вернуться к обсуждению давней тематики.

И сейчас он не ожидал от хопса такого развернутого монолога, которым тот разразился.

– И думал… И ты подумай!., – Начал он уверенно, без подмяукивания. – Ты когда-нибудь встречал таких вот малышей, в одиночестве идущих по дороге или хотя бы вознамерившихся идти?.. Нет? Я тоже. Понимаешь, когда мы подходили к лазу в стене из этого вонючего Керпоса (Свим удивленно вскинул на него глаза, но прерывать не стал), мне вдруг показалось, что сейчас должна произойти встреча с кем-то. И последствия этой встречи будут для нас необычными…

– Естественно, я же тебе уже тогда сказал о пророчестве Индриса. И… э-э… почему из вонючего Керпоса?

К”ньец осуждающе фыркнул и на вопрос не ответил, а продолжал гнуть своё.

– При чём тут Индрис? Да и что такого, собственно, он тебе наговорил? Одни намёки, никакой определенности. Я тогда перед лазом о его предсказании думать позабыл. Мне тогда почему-то хотелось непроизвольно думать о встрече и её последствиях. И мы… встретили. Его. Камрата… Да, может быть, здесь всё случайное совпадение… – Хопс помолчал, глаза его опять немигающе смотрели на тлеющие угли очага. – Перед тем, как встретить тебя здесь в первый раз… Помнишь? – Свим кивнул. Конечно, помнил. Выродок забрёл именно в этот подвал по чистой случайности и едва не поплатился за это жизнью от тяжелого меча Свима, увидевшего в его появлении вторжение на свою территорию, найденную и обжитую им лично. – Значит, помнишь. Так вот тогда у меня было точно такое же ощущение. По сути дела, я в тот раз инстинктивно искал тебя, а нашёл меня ты, поджидая здесь. Или наоборот… И наконец, мы могли уйти из города днём раньше, да у тебя появилась неожиданная мысль ещё раз встретиться с Токаном… Или днём позже, если бы не тескомовцы в городе, внезапно вышедшие из своего гетто.

Свим посопел, переваривая высказывание друга-выродка, потом иронично посмотрел на него.

– И это всё, что ты смог надумать за целый день?.. Да, ладно, – примирительно сказал он, видя подергивание головой К”ньецем, выражавшее обиду на замечание со стороны человека. – Давай-ка, К”ньюша, погодим. Погодим загадывать себе загадки – что, почему и зачем? Пока он не в тягость… Надо бы его проверить где-нибудь по дороге на халимантийность и признак Укаши.

– Возможно. Только зачем?

Свим усмехнулся.

– Честно сказать, не знаю. А с другой стороны, почему бы и не проверить? Интересно… Что-то в нём есть, а что, никак не пойму. Ускользает. А проверим, глядишь, и для твоих рассуждений будет какая-то зацепка.

– Ты меня понял слишком прямолинейно, Впрочем, проверяй. Я же пойду, посмотрю, что вокруг делается. Да и поймаю на ужин что-нибудь поаппетитнее.

– Тьфу! – искренне сплюнул Свим с омерзением на лице.

– Опять? Сам же корешки какие-то и листочки, выращенные в хабулине, безвкусные жуёшь. И мясо… Варёное. – Усы у хопперсукса дернулись вверх. – Ф-фу! Ни жизни в нём, ни удовольствия в еде. Естеству противно!

– Иди, иди! – Свим шутливо замахал руками на выродка, вздумавшего поохотиться в развалинах на какую-нибудь дикую тварь. Сам он о подобном даже думать себе запрещал. Поймать живое и терзать его зубами тут же, поедая. Брр!.. – Иди, я ещё посижу, на связь выйду, новости послушаю.

К”ньец неторопливо отстегнул пояс с мечом, кинжалом и пукелем, положил его на пол у очага, пояснил:

– Без него свободнее. Цепляется, стучит. Мне надо быть тихим

И выскользнул из помещения через один из проходов, только копытца мягко простукали и стихли вдалеке.

Убрав остатки еды, Свим переполз к стене и оперся об неё спиной. В этой помещении всегда было сухо и стены не промерзали даже зимой. Сейчас прохладный фундамент былого строения показался даже теплым и располагающим к отдыху. Поёрзав справа от себя по стене ладонью, он нащупал пластинку, отвечающую за яркость свечения вечных плафонов и, нажав на неё несколько раз, почти полностью притушил свет, скрестил ноги, подвигал лопатками, устраиваясь поудобнее. Но не расслабился, а пододвинул к себе ближе заплечный мешок и вынул из него черную продолговатую, в ладонь, коробочку. Приложил пальцы правой руки к едва заметным выемкам.