Абеоти кивнул:

— Знаю! И горжусь, что такой крупный специалист приехал именно к нам! — Губы его растянулись в простодушной, почти мальчишеской улыбке: — Просто в  т а к о е  поверить трудно сразу! Это же наше будущее! Надежное будущее!

Вдруг подошел к Камову, положил руку ему на плечо:

— Если бы в Асибии были свои ордена, я бы сейчас немедленно вручил вам орден, даже просто за добрую надежду, которую мне дали.

— Считайте, что вы меня уже наградили! — улыбнулся Камов.

Вдруг рядом с президентом оказался неслышно вошедший его элегантный адъютант. Капитан потянулся к уху своего шефа. Президент некоторое время как будто с недоумением смотрел застывшими глазами на адъютанта, то ли что-то соображая, то ли свыкаясь с услышанным. Потом подошел к задрапированному окну кабинета, резко дернул за шнур. Шторы с тихим звоном раздвинулись в стороны. В большом квадрате окна стыл мрак. Дагоса была без света. Только внизу под окном ярко светилась цепочка дежурных огней на столбах железобетонной ограды, опоясывавшей дворец, да где-то за черными уступами погруженных во тьму кварталов на низких облаках, бегущих со стороны океана, дрожали поодаль друг от друга три жидких озерца света — это освещались территории и здания французского, американского и советского посольств. Как и в президентском дворце, у них были свои автономные дизельные электростанции, которые включались автоматически, когда прекращалось поступление тока из города.

— Мы только что с вами обсуждали радостные новости… — Президент устало и грустно улыбнулся. — Но когда светит солнце, непременно бывают и тени…

Он с раздражением дернул за шнур, запахивая шторы на окне:

— Мне только что сообщили, что на электростанции совершена диверсия. Главный трансформатор, который отремонтирован бельгийцами, снова выведен из строя. В перестрелке с диверсантами двое из охраны ранены.

В десять, как условились, в консульство пришел Дерендяев, транзитный пассажир, возвращающийся на Родину из Либерии.

Каких только проблем не бывает в консульской работе! С этим Дерендяевым произошла совершенно нелепая история. В Дагосе он вышел из аэровокзала на улицу — никто не встречает. Решил на площади ловить такси. Было жаркое утро, с безоблачного неба светило солнце, и вдруг невесть откуда наползла небольшая туча, из нее обрушился точно нацеленный на приаэродромную площадь тропический ливень, подобный потопу. За две минуты дождь вымочил Дерендяева до нитки вместе со всеми документами, спрятанными в нагрудном кармане пиджака. На титульном листе его заграничного паспорта на месте печати образовалась синяя чернильная клякса: фотография отлепилась, выведенные тушью буквы на листке расплылись и потеряли очертания. С таким паспортом будут неприятности уже здесь, на аэродроме, при вылете в Москву. А в Москве тем более. Пришлось выписывать новый, да еще ехать в асибийский МИД узаконивать транзит Дерендяева, ставить нужные визы и штампы. Этим делом занимался Ермек.

Он должен был вернуться из МИДа к десяти утра, но запаздывал. Чтобы не держать Дерендяева в приемной, Антонов пригласил его в кабинет.

— Чайку хотите?

Антонов начинал рабочий день с того, что готовил в кабинете в колбе крепкий чай, выпитого дома за завтраком ему не хватало для уверенного старта перед напряженным консульским днем.

Дерендяев охотно согласился. Это был небольшого роста, щуплый, невзрачный мужичишка, с простецким рябоватым лицом и неожиданно крупными для его роста кистями рук. «Присылают же таких за границу представлять великую державу, взглянуть не на что», — подумал с неприязнью Антонов.

— Так чем вы занимались там, в вашей Либерии? — спросил только для того, чтобы поддержать разговор.

Чутко уловив равнодушие в голосе собеседника, Дерендяев начал рассказывать нехотя, но скоро увлекся, и Антонов понял, что ему посчастливилось встретить в своей жизни удивительного человека.

С недавних пор мы стали продавать в Либерии наши автомашины, в том числе грузовые минские МАЗы. Механика Дерендяева прислали с минского завода наладить в Монровии сервис МАЗов. Знал он всего несколько слов по-английски. Приехав в Монровию, распаковал чемодан, извлек оттуда учебники английского языка, граммофонные пластинки с языковыми уроками и неделю за неделей все свободное время, даже порой ночи, отдавал изучению языка. Через два месяца уже мог объясниться по-английски.

Первое время автомобильный бизнес особого успеха не имел. Грузовики покупали неохотно. Почему — Дерендяев не мог понять: машины крепкие, надежные, как раз для африканских дорог. Скитаясь по городу, заходил на базары, приглядывался к африканцам, и вдруг однажды его осенило. Явился к менеджеру торгующей грузовиками либерийской фирмы, потребовал краски и двух маляров, выкрасил на пробу три убийственно серых МАЗа под африканский вкус — кабина желтая, кузов ярко-голубой, ободы колес красные. Три пробных грузовика были проданы в тот же день. Тогда выкрасили на такой манер все остальные.

— За год реализовали сто штук, — рассказывал Дерендяев. — А почему? Да потому, что африканцам серое да черное не очень-то по душе, сами черные, как ночь. Вы обращали внимание, какую они носят одежду, особенно женщины? Аж в глазах рябит. Вот все это здесь в Африке нам и надобно учитывать, если мы хотим торговать действительно с выгодой. А мы в Тропическую Африку присылаем автомашины с печками, рассчитанными на защиту от морозов до тридцати градусов. Представляете? Полагаем, что и так сойдет — все равно купят. Привыкли, что у нас любой товар в магазине не залеживается. А здесь с нами конкурируют западные фирмы, они-то учитывают все, в том числе и традиционные вкусы африканцев…

Вот тебе и мужичишка с минского автозавода! Оказывается, не только техник, но и политик, и бизнесмен, мыслит широко, по-государственному. А через несколько дней окажется на своем заводе, и решительно никому не пригодится его неожиданно открывшийся настоящий талант коммерсанта.

При прощании Антонов сказал Дерендяеву:

— Была бы моя власть, я бы вас, Дмитрий Павлович, назначил торгпредом в какой-нибудь африканской стране.

Дерендяев смутился, польщенный комплиментом:

— Да какой я торгпред! Это так, между прочим. А мое дело — болты да гайки.

Проводив Дерендяева, Антонов тотчас потянулся к телефону. Услышал хрипловатый голос Литовцева и тут же опустил трубку на рычаг. Выдержал час и позвонил снова. На этот раз к телефону подошла Катя.

— Это вы? — радостно изумилась она. — Здравствуйте, Андрей Владимирович! Как мне приятно вас слышать!

По телефону с Тавладской Антонов говорил впервые. И снова поразился: какой у нее удивительный нежный голос, даже в хрипловатом телефонном звучании. Да еще эта ее легкая старомодная картавость, как пикантная приправа. И, слушая Катю по телефону, Антонов почувствовал, что волнуется, и, чтобы скрыть волнение, излишне официально заявил, что выполняет поручение посла и звонит, чтобы договориться о встрече с господином Литовцевым. Но тут же понял, что переборщил, уловив, как померк Катин голос:

— Дяди сейчас нет дома. Я передам, что вы звонили. Он будет рад.

— А как вы, Екатерина Иннокентьевна? — спросил он уже мягче. — Как живете, как здоровье?

— Спасибо! — ответила она сдержанно. — Все хорошо. Занимаюсь своими делами.

— Куда-нибудь ездили?

— Да нет. В основном дома. Вот только сегодня… — Она помедлила, словно обдумывая, стоит ли ей быть откровенной с Антоновым. — Сегодня к вечеру еду в Агури, в университет…

— Погулять по парку? Там роскошный парк.

— Знакомая проводит на факультете семинар, а я загляну в книжный магазин.

— Да, да! Там отличный магазин! — горячо подтвердил он. — Всегда можно найти что-нибудь стоящее.

Но Тавладская не захотела поддержать разговор.

— Дядю лучше всего застать ранним утром, — сказала она и, попрощавшись, положила трубку.

Некоторое время Антонов сидел в неподвижности, уставившись в лежащую на столе телефонную книжку. Конечно, Катю задел его тон. И это после такого славного вечера, проведенного в ее доме! Наверное, подумала, что струсил советский консул поддерживать отношения с эмигранткой, да еще внучкой белогвардейца. Вспомнилась африканская пословица, приведенная Кенумом Абеоти: «Если боишься — не говори, если сказал — не бойся!» Хорошая пословица!