— Я уверен, что из вас, Ольга Андреевна, мог бы получиться превосходный дипломат.

Ольга была польщена, но попыталась отшутиться:

— Какой же дипломат из занудного биолога, который в мир всматривается лишь через микроскоп!

— А почему бы и нет! — серьезно настаивал Кузовкин, словно в самом деле предлагал Веснянской дипломатический ранг. — В Америке была актриса Ширли Темпл, и довольно известная. Она переменила профессию, пошла по дипломатической стезе и очень даже преуспела — дослужилась до ранга посла.

Василий Гаврилович неизменно требовал, чтобы Ольга присутствовала на всех главных приемах, на показах фильмов и коктейлях. Он вроде бы гордился, что в колонии есть такая эффектная женщина, которую он неизменно представлял важным иностранцам как «доктора Веснянскую», хотя Ольга была пока еще только кандидатом наук.

Сама же Ольга ко всей посольской, как она выражалась, «колготне» относилась безо всякого интереса, больше того, со скрытым пренебрежением. Все это — топтание на приемах, наводящие вопросы, многозначительные улыбки, вроде бы ничего не значащие разговоры, за которыми скрывается служебный интерес, казалось Ольге делом ненастоящим.

Однажды на коктейле в шутливой форме она высказала все это Демушкину. Таких шуток Демушкин не принимал. «А что же настоящее, по вашему мнению?» — нахмурился он. Разговором этим, сама того не подозревая, Ольга задела самую чувствительную струну в душе Демушкина. Приемы, коктейли и всякие другие рауты для Демушкина и его жены были апофеозом всей их заграничной деятельности. Демушкины готовились к ним, где бы они ни происходили — в посольствах, во дворце президента или в министерстве иностранных дел, заранее, тщательно, можно сказать, любовно, как готовятся к свадьбе или к полувековому юбилею. Жена, Алевтина Романовна, ездила к лучшему в Дагосе парикмахеру, шила новые туалеты, чтобы как-то скрасить свою невыразительную внешность.

И Ольга, подогретая выпитым, с шутливым вызовом ответила:

— Кому что! Мне, например, настоящее — в лаборатории, за микроскопом. Там делаешь дело, там от твоей работы прок людям, очевидные результаты. А для вас «настоящее» — вот здесь, в топтании на месте с бокалами в руках…

Демушкин взглянул на Ольгу сбоку выпуклым безжалостным глазом.

— Можно «топтаться» и без бокала, — произнес он сухо. — Лично для вас, Ольга Андреевна, как раз лучше бы без бокала.

И, кивнув, с каменным лицом отошел в сторону.

Антонову припомнилось, как был уязвлен Демушкин неуместными словами Ольги, и он подумал, что, может быть, на этот раз поверенный прав, вычеркнув Веснянскую из списка: коль считаешь пустяковым топтанием приемы — не ходи, без тебя обойдемся.

Понятно, отсутствие в списке «обязательных» будет для Ольги щелчком по носу, и поделом! Что ни говори, а быть центром внимания на приеме приятно любой женщине. Тем более что на этот прием Ольга наверняка собиралась надеть новое платье, которое Антонов выписал ей из Лондона по дипломатическому сертификату. Он заранее предвкушал удовольствие увидеть в этом платье жену в почетном окружении черных смокингов. Они вместе выбирали подходящую модель по рекламному журналу фирмы, Ольга нехотя листала журнал и говорила, что вечернее платье ей ни к чему, в Москве его носить будет негде, а здесь ей совершенно безразлично, во что одеваться. За этим угадывалось: не такие у них сейчас отношения, чтобы дарить друг другу столь роскошные подарки. Но когда посылка из Лондона пришла и платье извлекли из картонки, эффект превзошел все ожидания. Почти невесомое, свободное, благородного рисунка темно-бордовое платье было необыкновенно красиво. Ольга вышла из спальни, где переодевалась, принцессой — гордой, величественной, неотразимо прекрасной. Медленно спустилась по деревянной лестнице в холл, подплыла к большому зеркалу и замерла, пораженная своим видом. Никогда ничего подобного у нее не было. Элис, молоденькая девчушка, племянница Асибе, убиравшая в это время в холле, увидев Ольгу, всплеснула руками и воскликнула:

— Мадам, теперь вы можете у нас в стране стать королевой!

…Пока Антонов раздумывал над списком приглашенных на прием, Клава, понизив голос, советовала:

— А вы зайдите к Демушкину, выскажите удивление. Нельзя же с людьми вот так! Вроде бы теперь Ольга Андреевна «персона нон грата». Неуважение! Такая женщина! Да еще кандидат наук! — Клава вздохнула. — Как жаль, что нет посла!

Антонов покачал головой:

— Обойдется Ольга и без приема. Тем более и не рвется на него. А вот по поводу другого человека зайти нужно. — И решительно открыл дверь в кабинет поверенного.

Демушкин сидел за столом, склонившись над бумагами. Он поднял холодный, отягощенный начальственными заботами взгляд на Антонова, сделал жест рукой, приглашая занять кресло возле стола, но Антонов приглашением не воспользовался:

— Я на минуту, Илья Игнатьевич. По поводу приема… — Он преднамеренно сделал паузу, ожидая, какое впечатление произведет его вступительная фраза на поверенного. Но у того только настороженно потвердели зрачки — он готов был к отпору.

— В списке нет геолога Камова. Это крупный специалист, его нельзя не пригласить.

— Нет в списке Камова? Явное недоразумение! Видимо, Рябинкин прохлопал. Его кадр.

Решительно нажал кнопку переговорного устройства и, услышав Клавино «у аппарата», приказал:

— Прошу вас, Клавдия Павловна, включите в список гостей приема геолога Камова. — Поднял глаза на Антонова: — Как его по батюшке?

— Алексей Илларионович.

— Камова Алексея Илларионовича, — повторил поверенный. Снова поднял глаза на Антонова, видимо ожидая следующего, уже «главного» вопроса.

— Спасибо! — сказал Антонов и направился к двери.

В почте, адресованной консульству, которую Антонову утром передала Клава, оказалась телеграмма из Алунды. Капитан советского сухогруза «Ангара» Гарин сообщал, что на его стоящее на рейде судно ночью было совершено нападение вооруженных бандитов. Экипаж дал бандитам отпор, случившееся разбирает полиция, поэтому непременно требуется присутствие официального представителя консульства. На уголке телеграммы рукой поверенного было написано: «т. Антонову. Разберитесь и доложите».

Разберитесь! Попробуй-ка дозвонись до Алунды, когда линия постоянно выходит из строя — то ли ее кто-то портит преднамеренно, то ли рассыпается от ветхости, поскольку строили линию еще при колониальном режиме. Нападение бандитов! С нашим судном такое впервые. Значит, что-то серьезное, раз сами без консульства не могут уладить дело. Придется ехать. А это двести километров. Опять двести! По жаре и одному. Снова бросать Ольгу. А послезавтра у нее день рождения, и платье, выписанное из Лондона, как раз было его подарком к этому дню.

Может, послать Ермека? Он парень исполнительный, въедливый — справится. Но согласится ли поверенный? Ермек подобных самостоятельных заданий еще не получал, как говорится, пока не обкатался на серьезном деле. А дело, судя по всему, серьезное.

Антонов попробовал набрать номер централи Алунды — вдруг повезет и он дозвонится до портового отделения полиции, но каждый раз слышал лишь лихорадочно частый пульс зуммера.

Он положил трубку на рычаг и вздохнул. Придется идти к поверенному. В этот момент телефонный аппарат городской связи вздрогнул от пронзительного звонка.

— Мосье Антонов? Добрый день, добрый день, мой друг! — услышал он в трубке знакомый тенорок француза. — Говорит Мозе. Если ничего не изменилось, мы едем.

Антонов взглянул на часы: было без пятнадцати десять. Мозе, как всегда, точен.

Через четверть часа в приемной комнате консульства Антонов уже пожимал пухлую, маленькую, как у женщины, руку французского консула.

Вместе с Мозе пришел человек уже знакомый Антонову — дядя Екатерины Тавладской. Внешность его являла собой полный контраст низкорослому толстому консулу. Он был худ, жилист, долговяз, крупные, чуть навыкате водянистые глаза неопределенного цвета светились мягкой улыбкой, и эту улыбку не портили некрасивые, выпирающие вперед зубы.