Антонов знал, что новому режиму нелегко покончить с проституцией, с давних времен укоренившейся в этом портовом городе. И смешная сцена, разыгравшаяся перед ним, вовсе не была безобидной.

Лицо сержанта показалось Антонову знакомым. Где же он его видел? Уж не этот ли парень задержал его машину в то раннее утро, когда он отвозил на телеграф бойкую Диану? И надо же, опять этот русский дипломат в сомнительной компании! Сержант медленно, прицельным взглядом обвел собравшихся вокруг бассейна, на секунду задержался на сидящем в кресле Антонове, глаза прищурились… Вспомнит или нет? Минута казалась вечностью. Не вспомнил! Взгляд скользнул дальше, остановился на взбудораженной физиономии портье, стоящего поодаль.

— У нас с тобой еще будет разговор! — процедил сержант и, цокая каблуками по кафелю, решительно зашагал прочь.

— Придется снова менять воду! — сокрушался портье, нервно расхаживая вдоль парапета бассейна. — Кто же после этой потаскушки полезет сюда! И как мы ее проглядели, ума не приложу!

— Врет! — заметил подошедший Камов. — Плачется для виду, а на самом деле запросто заходят сюда девки, потому что отчисляют ему от своих доходов проценты. Я здесь немало навидался.

Судя по всему, кое-кто в отеле за определенную мзду пускает сюда не только проституток. Как, например, могли подойти со змеей к бунгало Камова, ведь территория отеля ограждена каменным забором с колючей проволокой наверху. Пройти можно только через вестибюль, где портье дежурит круглосуточно.

Камов появился перед Антоновым неотразимо эффектным. На нем был светло-серый костюм, крахмальная рубашка, модный галстук. Большой, величественный, представительный мужчина — глаз не оторвешь, и Антонов вдруг подумал о той неведомой ему женщине на фотографии, от которой Камов ждет писем: такого полюбить можно!

Когда они вышли из отеля, Антонов сказал:

— Думаю, не стоит вам оставаться больше в этом заведении. Здесь всякое может случиться. — Он взял Камова за локоть. — Есть идея, дорогой Алексей Илларионович. После пятнадцатого ноября приглашаю вас на жительство в мой дом. Вы к тому времени как раз вернетесь из Ратаула. Кстати, виза уже есть. Приезжайте прямо ко мне.

— Спасибо! — Камов неопределенно улыбнулся, и было ясно, что приглашение отвергнет. — Но почему именно после пятнадцатого? И где я у вас расположусь?

— Видите ли… Пятнадцатого Ольга улетает в Москву.

— Да ну? — удивился Камов. — Вот уж совсем неожиданно! Но она же вернется!

Они подошли к машине, и Антонов, извлекая из кармана ключи, как бы мимоходом обронил:

— На этот раз она не вернется сюда никогда.

— Никогда?!

— Никогда!

— Дела… — грустно заключил Камов после долгой паузы.

Дворец президента был расположен недалеко от океана в самой зеленой и фешенебельной части города. Здание было построено лет пятнадцать назад, вскоре после провозглашения в этой стране независимости. За минувшие годы в республике сменилось четыре президента, и каждый новый хозяин дворца прежде всего стремился обустроиться посолиднее в новом своем владении, в соответствии с собственными вкусами и привычками. Здание строила западногерманская фирма, складывали его из железобетонных плит, дюралюминиевых каркасов и панелей, мощных листов зеленого солнцезащитного стекла. Для пола привозили бруски кенийского мрамора, для отделки стен — редкое ганское красное дерево. Строго прямоугольный блок дворца с большими окнами, высокими створами кровли, широкой парадной, рассчитанной на многолюдье лестницей, ведущей к подъезду, напоминал скорее выставочный зал, чем дворец. Но таков был вкус первого президента — он предпочитал в помещениях простор, мрамор, бронзу и гостей в смокингах и фраках.

Последующие главы государства довершили сотворение пышного президентского гнезда. Один обставил дворец невероятно дорогой, вывезенной из Голландии мебелью, другой прослыл садоводом — разбил вокруг здания парк с экзотическими растениями. Предпоследний также оставил здесь след своей индивидуальности: построил широкий и глубокий, как озеро, бассейн, и еще просторный кинозал, и то и другое исключительно для пользования семьи президента — его дочка занималась плаванием, а жена была охотницей до американских ковбойских фильмов. Четвертый президент увлекался автомашинами, соорудил при дворце огромный гараж, набив его «мерседесами» и «бьюиками» последних моделей. Он любил торжественные выезды.

В этой небольшой и бедной стране президентский дворец был одним из самых роскошных в Африке, а несколько десятков учителей, работавших в немногих школах Асибии, получали одну из самых нищенских на континенте учительских зарплат. Расточительство, воровство, неспособность вести государственное хозяйство и вызванные всем этим экономические трудности правительство объясняло невозможностью справиться с тем, что «население растет быстрее, чем продукты питания».

И вот после очередного государственного переворота к власти в Дагосе пришли Кенум Абеоти со своими сподвижниками. Оказавшись в резиденции главы государства, Абеоти взглянул на дворец совсем другими глазами, поскольку иначе, чем его предшественники, вообще смотрел на многое в этой стране. На одном из митингов он заявил о том, что как только построят обыкновенное служебное здание для аппарата главы государства, теперешняя президентская резиденция будет отдана под народный дворец культуры — пусть смело поднимается по его парадной лестнице, входит во дворец, как в свой собственный, последний парий этой несчастной страны, которая должна, наконец, стать свободной.

Новый президент так и не занял жилые апартаменты дворца, а поселился с семьей в небольшом, снятом в аренду у дагосского домовладельца двухэтажном доме. Территорию вокруг дома огородили высоким деревянным забором, за которым располагались посты личной охраны президента. «Мерседесы» были проданы, а сам президент и члены его правительства стали ездить на дешевых «фиатах» и «фольксвагенах».

Новый дом для канцелярии только начали строить, поэтому президент на работу пока ездил во дворец. Здесь он принимал послов, устраивал государственные встречи, а бывшие президентские апартаменты предоставлялись теперь прибывавшим в Дагосу с официальными визитами высокопоставленным зарубежным гостям.

Сегодняшних визитеров встречал у подъезда молодой капитан, личный адъютант и помощник президента, статный, вышколенный, с безукоризненным французским языком — учился во Франции. Выгибая свой стройный стан и шагая почти на прямых ногах, он с приличествующей моменту солидной неторопливостью повел советского посла и сопровождающих его лиц по длинным коридорам, крытым красными ковровыми дорожками, сверкающим полированными панелями и бронзой люстр, к кабинету президента. В отличие от тех, кто охранял комиссара по экономике Яо Сураджу, президентская стража, которая временами встречалась по пути, ботинки не снимала, винтовки, как лопаты, к стенке не ставила и на пол не садилась. Постовые стояли на своих местах как вкопанные, только цепкие их глаза бдительно прощупывали каждого проходившего мимо. Антонов подумал, что личная охрана президента пока единственное в стране армейское подразделение, которое имеет представление о настоящей воинской дисциплине.

Президент встретил прибывших у самого порога. Он приветливо улыбался и уже издали дружески протягивал руку, подходя к послу. Антонов несколько раз видел Кенума Абеоти вблизи и всегда поражался его огромному росту — под два метра, его ладной фигуре, которая в хорошо пригнанной офицерской форме казалась еще стройней. Но в этот раз впервые президент был перед Антоновым без офицерской фуражки. При огромном росте голова его, покрытая негустой шерсткой тусклых волос, показалась Антонову несоразмерно маленькой, а уши слишком оттопыренными — как у Коффи, мальчишки из рыбацкой деревушки. А они и в самом деле чем-то похожи друг на друга — Коффи и президент!

Кенум Абеоти приветствовал советского посла не как высокопоставленное лицо, глава государства, а как добрый товарищ, подчеркнув непосредственность предстоящей встречи еще и тем, что движением руки полуобнял монументальную, словно литую, спину Кузовкина.