Можно было ожидать, что разговор подошел к концу и Антонову следует удалиться, но посол вдруг уже другим, деловым тоном спросил:

— Я надеюсь, вы интересовались в Алунде настроениями рыбаков?

— Хисматулин считает, что у алундских рыбаков все спокойно.

— А в Сохото на обратном пути заглядывали?

— Не удалось.

Посол досадливо поморщился, передразнил:

— «Не удалось»! Неужели сообразить не могли?

— Так получилось… — пробормотал Антонов.

Почему «так получилось», рассказать не мог. А ведь действительно поначалу были именно такие у него намерения — на обратном пути из Алунды задержаться в Сохото и заглянуть в рыбацкий поселок, примостившийся возле щербатых стен старинной португальской крепости времен работорговли, — у него там есть знакомые. Однако случившееся в радиорубке «Ангарска» совершенно выбило его из колеи, и на следующее утро, быстро завершив в порту все юридические формальности, связанные с последствием пиратского нападения, он сразу же, не задерживаясь в Алунде, погнал машину в столицу.

— Так получилось… — снова повторил посол. — А я-то думал: раз с Ольгой Андреевной, значит, будет толк.

На хмуром лице посла глаза посветлели.

— Ольге Андреевне надо бы поактивнее участвовать в посольских делах. А то что-то забыла нас. По воскресеньям на пляже не появляется… Почему?

Антонов не ответил, только слегка пожал плечами.

— Да! Да! — подтвердил строго посол, расценив движение консула как свидетельство строптивости. — Я на нее рассчитываю. И прежде всего на предстоящем ноябрьском приеме. Жена посла ФРГ недавно меня спрашивала, как, мол, поживает мадам Ольга. Кажется, они на пляже познакомились?

— На пляже.

— Вот пускай на приеме и проявит внимание к немке…

Антонов перебил:

— Ольга на прием не приглашена.

Посол нахмурился:

— Что за черт! — потянулся к кнопке переговорного устройства, сердито ткнул в нее пальцем. Динамик почти сразу же отозвался ровным негромким голосом Демушкина:

— Слушаю вас, Василий Гаврилович!

— Илья Игнатьевич, почему в списке на прием нет Веснянской?

Демушкин спокойно объяснил: Веснянская однажды высказалась, что приемы ее тяготят, к тому же разговоры в коллективе идут, почему именно она… есть другие женщины, тоже жены дипломатов… а приглашаются не все. Такие настроения надо учитывать.

Всегда осторожный Демушкин сейчас допустил явный промах, сославшись на «разговоры в коллективе». Именно сегодня в этом кабинете посол прорабатывал жену Демушкина как раз за вздорные разговоры в коллективе.

У посла покраснели щеки. Антонов понял, что сейчас произойдет взрыв.

— Разговоры, говорите вы? — прорычал Кузовкин. — Да плевать я хотел на бабью болтовню! Плевать! Я нуждаюсь не в сплетнях. В деле! Веснянская умеет дело делать. В отличие от некоторых жен дипломатов. Мне не безмолвные клуши нужны, которые на приемах только трясут телесами, мне потребны активные участницы политических мероприятий посольства.

Посол кашлянул и уже тоном ниже распорядился:

— Включите в список Веснянскую!

— Хорошо! — в голосе Демушкина звучала обида.

На этот раз посол встал и, нахохлившись, прошелся по кабинету.

Антонов подумал, что надо было бы попросить посла, чтобы сам позвонил Ольге и пригласил, иначе та не пойдет. Обстановка у них в доме теперь сложная, играют в молчанку. Очень возможно, что Ольга в ближайшее время улетит в Москву. Какой тут прием!

Посол как будто прочитал его мысли.

— Передайте Ольге Андреевне, что я приглашаю ее лично. Это не только приглашение. Это приказ! А?

Антонов кивнул. Он знал, что на вопросительное «а» отвечать не нужно — приказ посла не обсуждается.

Теперь они стояли друг перед другом, и Антонов впервые обнаружил, что посол роста небольшого, почти на полголовы ниже его, Антонова. А всегда казалось, будто человек он рослый, таким неизменно представляла Кузовкина его крепко сбитая, упитанная, прямая и действительно величественная фигура.

— И еще два вопроса. Геологу Камову нужно на две недели в Ратаул. Дадут визу?

— Попробую…

— Не «попробую», а надо выбить. Именно на две недели! Требуется для дела. Важнейшего! Он мне только что сообщил о нем. Повторяю: важнейшего! И второе: помогите тассовцу. Извелся бедняга, — посол скривил в иронической усмешке губы, — в Габон ему, видите ли, захотелось. Поезжайте к габонскому консулу и лично переговорите.

Давая понять, что затянувшийся разговор на этот раз действительно окончен, Кузовкин опустился в кресло и по-стариковски проворчал:

— Тоже мне, Габон! Да какие там, в Габоне, могут быть проблемы? Здесь надо дело делать, здесь!

Выходя из кабинета посла в приемную, Антонов нос к носу столкнулся с Демушкиным. Тот криво усмехнулся:

— Нажаловался, значит? Ну, ну!

— Дело осложняется, — невозмутимо обронил Ермек, входя в кабинет к Антонову. — К забастовке присоединились диспетчеры. Отказались принять наш самолет.

— Вот это да! — Антонов даже привстал от неожиданности. — И что?

Ермек усмехнулся, еще больше сузив в прищуре и без того узкие глаза:

— Сели…

— Как сели?!

— Без обеспечения. Как летчики говорят, визуально.

— Это же чепе! Мало ли что могло случиться!

— Не случилось… — Ермек стоял, выпятив грудь, уперев руки в бока, с таким видом, будто именно он сажал самолет без обеспечения. — У них выхода не было. Запасные аэродромы в соседних странах закрылись по погоде, а горючее оказалось на исходе.

Ермек с ухмылкой прошелся по кабинету, подошел к холодильнику, вытащил оттуда бутылку кока-колы, сунул горлышко в рот и крепкими, плоскими, как у лошади, зубами легко снял металлическую пробку.

Антонов поморщился. Упрямый черт! Ведь это же варварство — так калечить зубы! И делается все это из-за дешевого удальства — открывалка лежит на холодильнике. Однажды Ермек проделал такую штуку на приеме, не заметив, что его засек острый, всевидящий взгляд посла. В тот же день посольский повар Мочкин прилюдно с нарочитой торжественностью вручил Ермеку Мусабаеву открывалку для бутылок — от имени «чрезвычайного и полномочного». Но даже этот акт особого впечатления на Ермека не произвел — он не считал нужным отказываться от своих привычек.

Со сладострастным бульканьем Ермек опорожнил бутылку, обтер рот тыльной стороной ладони, облегченно перевел дух.

— Жар…рр…р…ко — шутливо прорычал он. — Сегодня ночью кто-то позвонил Кротову домой по телефону и сообщил, что в его дом будет запущено несколько ядовитых змей. Кротов с утра помчался в полицию. Перепуган до смерти. Да еще история с посадкой самолета… Бедняга Кротов! Сейчас в кабинете у посла нижайше просит посодействовать в вызове змееловов к себе в дом, а у кровати установить пост дежурного посольского коменданта…

Ермек плюхнулся в мягкое поролоновое кресло, высоко, по-американски — это он усвоил совсем недавно — закинул ногу на ногу, выставив вперед острый носок штиблета.

— И надо же, как что — к послу! Как будто посол должен заниматься всякой ничтожной чепухой — змеями и комарами.

Ермек мечтает быть послом, и, возможно, будет им, упорства хватит, хотя в его характере есть черточки не такие уж благоприятные для карьеры. Ко многим из посольских и непосольских чинов он относится с явным пренебрежением, лишь сам посол для него непререкаемый авторитет.

Временами Ермек раздражает Антонова самоуверенностью, которая множит число его недоброжелателей, и в то же время нравится — пооботрется, сбросит юношеский апломб, станет хорошим дипломатом, французский язык у него отличный, английский изучает. А главное — исполнителен, надежен в любом деле.

Сегодняшним утром Антонов ездил в полицейское управление завершить дело «Ангарска». На встречу самолета посылал Ермека, хотя хотелось поехать самому: ждал московской почты. Ждал с каким-то тоскливым, унизительным для себя чувством. Наверное, после случившегося в радиорубке «Ангарска» от этого чувства уже не отделаешься никогда.