— Интересно! Очень интересно! — живо откликнулся посол, искренне заинтересовавшийся сообщенным. — Западная пропаганда обвиняет нас в том, что марксизм мы в Африку экспортируем, а идеи марксизма, оказывается, давным-давно сами сюда проникали.

Президент кивнул:

— Вот-вот! И обо всем этом мы обязаны знать. Обязаны! — Озадаченно наморщил, лоб. — Нет у меня нужных для этого людей. Хочу попросить хотя бы студентов университета заняться архивами. Там еще многое нам неведомо. Изучая эти архивы, мы по-новому взглянем на наше прошлое, а оно вовсе не такое, каким представляли нам его колонизаторы. Вовсе не такое!

Антонов слово в слово переводил послу то, что говорил президент, хотя отлично знал, что посол в этой беседе понимал решительно все. Ему, Антонову, важно прежде всего хорошо запомнить беседу, желательно текстуально, чтобы потом подробно ее изложить на бумаге. В этой беседе имело значение не только то, что говорил президент, важно и то, как держался, в каком был настроении — все относится к политике и принимается в расчет. Настоящая дипломатия, как настоящая живопись, стремится при необходимости использовать всю палитру красок и оттенков во всех ее возможностях. Например, сейчас имело особый смысл то, что президент начал беседу не с главного, ради чего все они собрались в этом кабинете, а со второстепенного, но лично президента волнующего, и этим как бы раскрывал себя шире, чем требовали обстоятельства официальной встречи, подчеркивал, что стремится к беседе непринужденной, доверительной. Когда президент рассказывал о содержимом папки, в его голосе угадывалась затаенная тоска по тихой работе, неторопливому научному поиску, спокойным раздумьям над прошлым этой страны безо всех забот и треволнений, что каждодневно выпадают на долю главы государства.

Пауза, которая вдруг наступила после того, как разговор о делах прошлого логически подошел к концу, свидетельствовала о том, что непринужденная светская увертюра завершена и пора переходить к главному.

Посол машинально отодвинул чашку чая, к которой почти не прикасался, легким кашлем прочистил горло и вдруг совсем уже другим, официальным тоном, с нужной в этом случае медлительностью начал:

— Мне поручено, товарищ президент, еще раз подтвердить вам то, что мое правительство неизменно стремится к дальнейшему расширению нашего дружеского сотрудничества. И прежде всего в деле оказания Асибии реальной и всесторонней помощи.

Посол говорил по-русски, и Антонов переводил максимально точно, стремясь передать не только смысл, но и приподнятость интонации в речи посла.

И если минуту назад президент напоминал собой непритязательного сельского учителя, сейчас вдруг выпрямился, расправил плечи, и теперь перед ними сидел в кресле военный человек, облеченный высокой властью. Его круглое, по-юношески пухлое лицо, которое ничуть не старили тоненькие, в шнурок, офицерские усики, популярные в Африке, теперь было бесстрастным. Президент сосредоточился и терпеливо ждал, когда окончится преамбула, его интересовало главное: что последует за обязательными в беседе на таком уровне высокопарными словами. Казалось, черное лицо Абеоти засветилось изнутри, когда утомительное вступление завершилось сообщением о том, что Москва распорядилась всю пойманную «Арктикой» в этом рейсе рыбу предоставить Асибии бесплатно в качестве дара республике, которая испытывает острые продовольственные трудности. Более того, в Москве положительно отнеслись к просьбе Асибии помочь ей в организации рыбного промысла на государственной основе. Республике будет передан на льготных условиях в аренду большой морозильный траулер «Арктика». Будет также оказана помощь в подготовке местных кадров для рыболовных судов. В связи с вышесказанным советская сторона готова заключить специальное соглашение на правительственном уровне…

Президент кивал каждой переводимой ему Антоновым фразе, белки его глаз отливали глянцем. Когда посол завершил свое выступление, Абеоти, не вставая, но порывисто — и в этом он был настоящим африканцем — простер над столом длинную руку и крепко пожал ответно протянутую руку Кузовкина.

— Спасибо! Вы даже не представляете, насколько эта весть радостна для нас, асибийцев.

И стал рассказывать о тяжелом продовольственном положении в стране, о подрывной работе реакции и западных транснациональных компаний. Последние делают все, чтобы максимально навредить республике. Например, бельгийцы только что закончили ремонт силовой подстанции, которая снабжает Дагосу током, и запросили за это откровенно грабительскую плату. Все прежние льготы отменили. «Вы строите социализм? Сами и платите за это». Пришлось платить. А с валютой у Асибии туго.

Дождавшись паузы в рассказе президента, посол заметил, что, как стало ему известно, реакция намерена встретить приход «Арктики» демонстрацией протеста: устроить в порту беспорядки, а в городе поджоги.

— Неужели такое возможно? — В вопросе посла звучало преднамеренное наивное удивление, рассчитанное на эмоциональный ответ. — Ведь повода нет протестовать!

Президент мрачно усмехнулся:

— Повод они найдут.

Помолчал, задумчиво прикусил согнутый палец.

— Конечно, мы примем меры. Но… но это не так-то просто.

Жест руки президента над столом означал неопределенность и даже досаду:

— Людей, людей у нашей власти пока не хватает. С контрреволюцией должна бороться хорошо организованная система безопасности. А у нас ее нет. Мы ее только создаем. Опора на народ? Да, народ Асибии за последние три года от нашей власти получил реальную пользу, такую, какую никогда не получал и не мог получить от прежних режимов. Но народ наш, к сожалению, еще темен, грамотных среди него мало, наивен, пассивен, по-настоящему не пробудился, до конца еще не поверил в новую власть — слишком уж скомпрометировали себя прежние правители. И вот рядовой асибиец, какой-нибудь Аде Доку, почесывает затылок и думает: а не окажутся ли и теперешние властелины такими же прожорливыми пауками? К тому же реакция исподтишка настраивает Аде Доку против нас. И часто не без успеха. Реакция сильнее. У нас власть и армия. У нее экономика, традиции, колдуны, церковь, значительная часть интеллигенции…

Опустив голову, Абеоти задумчиво потрогал серебряную чайную ложечку, лежащую на блюдце.

— Конечно, какую-нибудь гнусность в день прихода «Арктики» они могут сотворить. К этому надо быть готовыми…

Приподнял ложечку над блюдцем и тут же решительно, да так, чтобы звякнула, бросил ее обратно на блюдце.

— Но мы будем добиваться своих целей. И добьемся! Мы и свой собственный флот создадим. Да, да! Может быть, вам случалось видеть недалеко от Дагосы на берегу выброшенный на мель тайваньский сухогруз «Флора»? Хозяева от него отказались. Значит, он наш. Мы уже провели переговоры с поляками о восстановлении. Приведем «Флору» в порядок, переименуем — «Асибией» назовем, и поднимем на судне наш государственный флаг. Впервые в истории страны у нас будет свое собственное торговое судно, не шаланда, не баркас, а именно судно.

Он коротко улыбнулся:

— У нас сейчас многое впервые…

Вдруг, вспомнив о чем-то, с юношеской легкостью поднялся из кресла, подошел к письменному столу, покопался в бумагах и вернулся к гостям с нотной тетрадкой, с шутливой торжественностью поднял ее над головой:

— Знаете ли, товарищи, что это такое? Это гимн! Первый в истории Асибии государственный гимн, созданный самими асибийцами!

Президент опустился в свое кресло, закинул ногу на ногу.

— Слова написал наш поэт Квеку Антобам — слышали, наверное, о таком, музыку — дагосский учитель пения Эду Джан. Будет исполнять хор, а солистом наш Джон Акоджин. Я был на репетиции. Не знаю, не специалист, но мне понравилось. Думаю, будет не хуже гимнов других стран. Честное слово!

Он взял лист со стола и прочитал: