Антонов вдруг подумал об Ольге. Вот ведь нелепица! Найдут машину на берегу, а в ней его одежду. Поймут: утонул! Сообщат Ольге… И тяжким грузом ляжет на ее совесть подозрение, что это произошло не случайно…

Нет, не заслуживает Ольга таких мук, хороший она человек, просто ей с ним, Антоновым, не очень-то повезло…

Он вдруг похолодел от ужаса — впереди в голубоватой толще воды мелькнула черная тень. Акула! Значит, конец! Работая одними ногами, чтобы удержаться на поверхности, он сжал кулаки, готовясь к обороне. Он будет биться до конца. Но в следующее мгновение разглядел, что перед ним бревно, брусок толстого дерева, наверное, оброненный судном или унесенный с берега. Он с надеждой протянул руку к неожиданной подмоге.

Брусок оказался скользким, но из него торчали два железных костыля и за них можно было уцепиться. Теперь он не расстанется с бруском до тех пор, пока руки сохраняют силы. Ноги давно превратились в ледышки. Он где-то читал, что человек может продержаться в тропическом океане до трех часов, прежде чем настанет переохлаждение организма. Сколько он уже в воде? Трудно сказать. Надо держаться!

Над головой пролетела большая чайка, так низко, что он разглядел желтые бусинки ее хищных глаз и поджатые под брюхо перепончатые лапы. Чайка сделала круг, словно устанавливала его координаты, и стремительно пошла в сторону берега. Он проводил ее тоскливым взглядом…

Что это? В той стороне, где между желтой линией берега и зелено-голубой полоской океана чернела стрелка рыбацкого мола, вдруг проступила на водной глади черная точка. Прошло несколько минут, и он определил, что расстояние между этой точкой и молом увеличилось, а точка покрупнела. Вскоре он понял, что это лодка…

Она добиралась до него бесконечно долго, и, когда длинная, остроносая, окрыленная быстрыми взмахами шести пар весел, в хрустальной кисее брызг лодка подошла настолько близко, что Антонов уже мог разглядеть лица людей, он вдруг почувствовал, что руки его теряют последний запас сил. Еще минута, и он разожмет пальцы…

Среди белых рубашек людей, сидевших в лодке, он успел заметить красную майку мальчишки.

Когда Антонов ступил на твердый песок пляжа, двое молодых парней кинулись поддержать его под руки, но он понял, что может идти сам, и от помощи отказался. Правда, ключ из кармашка плавок извлек с трудом и не сразу открыл дверцу машины, непослушная рука была лиловой от холода. Из кабины разогретой на солнце машины ударило в лицо влажной банной духотой. Он ввалился в это благостное тепло, с трудом натянул брюки, тенниску, сунул ноги в парусиновые ботинки, откинулся на раскаленную спинку сиденья, глубоко вздохнул:

— Жив!

Океан шумел совсем рядом, в нескольких шагах, но Антонову казалось, что шум доносится из далекого далека. Глаза слипались, захотелось спать.

Возле машины под чьей-то ногой хрустнул песок. В окошке обозначилась ушастая мальчишеская голова. Толстые, обожженные солнцем губы растягивались в улыбке. К нижней губе прилипло несколько песчинок.

Антонов сделал рукой знак, чтобы мальчишка не уходил, быстро извлек из багажника свои увесистые электронные часы с металлическим браслетом, открыл дверцу машины и поманил мальчишку:

— Иди-ка сюда! — Он положил руку на худенькое детское плечо, ощущая под пальцами хрупкую выпирающую кость ключицы, и протянул мальчишке часы:

— Спасибо, друг! Это тебе! На память!

Мальчишка от удивления выкатил глаза, неотрывно глядя на никелированное сокровище, которое поблескивало на его ладони.

— Как тебя зовут?

— Коффи.

— Это тебе! Бери же!

Наконец, мальчишка понял. Он вскрикнул от восторга, подпрыгнул как козленок и с радостным воплем бросился в рощу, в ту сторону, где была деревня. Поднимая босыми ногами пыль, он бежал так, словно за ним гнались по пятам.

Антонов вышел из машины, оглянулся. Вокруг никого — рыбаки исчезли, будто их здесь и не было. Ушли и слова не сказали. И он им не сказал ни слова. Как будто все, что произошло, — пустяк, о котором не стоит и говорить. Спасли человека, и ладно! А ведь он был на самом краю гибели.

Надо к ним пойти! Как их отблагодарить? Словами? Мало, конечно, — за такое! Денег бы дать, да в бумажнике всего несколько мелких купюр. Скажет, что деньги привезет сегодня же. Надо идти!

Но к кому? Антонов помнил, что командовал лодкой невысокого роста коренастый человек средних лет с большими залысинами на голове и глубоким шрамом на брови. Товарищи называли его Арманом. Значит, надо искать Армана.

Деревня оказалась в лесу, за брустверами песчаных дюн, поросших кустами дикого кактуса.

Рыбацкие хижины были собраны из всего, что попадалось под руку, — стволов и веток пальм, кусков шифера, листов ржавой жести, толи, просмоленной мешковины, досок от пивных ящиков. Сверху, чтобы ветер не сорвал крыши, лежали кирпичи и булыжники. Было ясно, что живут здесь люди бедно, неустроенно, как будто временно. На веревках, протянутых между пальмами, сохли грубые рубахи рыбаков и вылинявшие цветастые платья женщин. Между хижинами в белом песке барахтались голозадые дети, бродили тощие куры. Пахло гнилой рыбой, нагретыми солнцем кронами пальм, соляркой от железных бочек, стоявших возле хижин. Единственным богатством этой убогой деревушки были, конечно, лодки. Вытащенные на берег подальше от волны, лежали в ряд пиро́ги — длинные и узкие, с загнутыми кверху носами. Каждая из них была выдолблена из ствола огромного дерева, борта украшали ярко намалеванные несмываемой белой краской странные африканские узоры, в которых угадывались то ли лапы драконов и хвосты рыб, то ли ветви фантастических деревьев. Пироги были похожи на гигантских трепангов, выброшенных волной из морских глубин на песок.

Хижину Армана он отыскал без труда. Она стояла ближе всех к океану. Ничем не отличалась от остальных, хотя было ясно, что Арман здесь старший.

Хозяин лежал на жестком топчане и, глядя в потолок, курил тяжкого махорочного духа цигарку, а его тощая жена, как рабыня, сидела на полу, вернее, на песке — пола здесь не было — и чинила рыболовную сеть.

Когда Антонов вошел в хижину, хозяин с явной неохотой встал с топчана, погрузив босые ступни в теплый песок, а его жена испуганно вскочила и, на ходу поправляя смятую юбку, выбежала из хижины.

— Я пришел поблагодарить… — начал Антонов. — Простите, не знаю, как вас называть…

— Арман Беко, — угрюмо представился хозяин.

— К сожалению, я не успел поблагодарить на берегу вас, мосье Беко, и ваших товарищей… Вы быстро ушли…

— У всех дела, — буркнул Беко, не глядя на Антонова.

— Но я должен выразить…

Беко недовольно перебил:

— Пустое!

Антонов машинально оглядел обстановку в хижине — два топчана у стен, сколоченный из старых досок стол посередине, у небольшого окна с потрескавшимся стеклом что-то вроде тумбочки, на ней тикает будильник и поблескивает никелем маленький дешевый транзисторный приемник, в углу кухонная полка с двумя тарелками и потрескавшимся колебасом для воды. Над топчаном хозяина в качестве единственного украшения хижины — большой яркий настенный календарь за прошлый год с эмблемой компании «Африка фиш корпорейшн» — на цветном снимке, сделанном под водой, плавают пестрые коралловые рыбки.

— Возможно, ваш выход в море был связан с затратами… — искал подступов к разговору Антонов. — Так я готов возместить… Только при себе у меня ничего нет… Но могу сегодня же привезти, поверьте!

Беко озадаченно поскреб небритый подбородок, словно с трудом улавливал суть слов иноземца.

— О чем это вы? Не пойму!

Антонов решил говорить напрямик:

— Я хочу заплатить за мое спасение.

Яблоки глаз у Беко были красноватыми, как у большинства здешних рыбаков, глаза слезились — от морской коды, от солнца.

— Заплатить? — Он сделал ленивый жест корявой рукой, словно отмахивался от нелепых, вздорных слов гостя. — Платить не надо. Людей мы спасаем не за деньги.

Кажется, впервые рыбак взглянул на Антонова внимательно, вроде бы наконец принимая его всерьез, жестом показал на табуретку: