Идти до начальника остаётся не меньше десятка метров, но Гриша быстро преодолевает их негнущимися ногами. Александр Анатольевич делает ему знак садиться на стул за специальным приставным столиком.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте, Григорий Иванович, - он снимает усталым жестом очки, - мне тут передали из отдела кадров, что Евгения Владимировна приболела. Уж не коронавирус ли?

Гриша обомлевает. Да откуда же ему знать?

Это страшное слово коронавирус. Появилось оно в их стране совсем недавно, а в университете о нем так вообще едва слышали, но паника уже явственно начинает просачиваться в сознание и уклад жизни всех людей. Александр Анатольевич одним из первых, не дожидаясь прямых указаний сверху, начал принимать меры по предотвращению распространения заболевания. Это именно с его легкой руки ректор издал общеобязательное распоряжение о повсеместном использовании сотрудниками университета масок и дезинфекции всех помещений.

- Я точно не знаю, извините, - осторожно отвечает он, - Евгения Владимировна со мной сейчас не проживает.

- А что случилось, почему? - подозрительно прищуривается начальник, - но вы же как-то общаетесь с ней, Григорий Иванович? Она уже открыла больничный лист?

- Да я, в общем, - Гриша мнется, - не знаю таких подробностей. Разводимся мы.

- Давайте-ка вы уходите на самоизоляцию, на две недели, - говорит шеф тоном, не терпящим возражений. Очевидно, что Гришины проблемы его волнуют мало, а вот сомнения по поводу сокрытия заразной болячки есть, - ступайте прямо сейчас в кадры, напишите заявление за свой счёт, а я подпишу. Так будет правильнее всего на фоне эпидемиологической ситуации в стране. Нечего подвергать риску других сотрудников!

И тут Гришу охватывает паника. Ему никак нельзя уходить на две недели, ведь уже со следующей ожидается приёмка крупной партии канцелярских и прочих товаров для отлаженной работы всех отделов и секторов. Пользуясь своей должностью завхоза, он наладил некие финансовые схемы обогащения, которые просто рассыпятся карточным домиком без его присутствия. Обязательно вскроются лишние единицы заказанных товаров и услуг, а вступившим с ним в преступный сговор коллегам одним никак не справиться! И все полетит в тартарары.

Гриша краснеет, сверкая глазами.

- Александр Анатольевич, Евгения ничем не больна, - горячо возражает он, - я не хотел говорить, но она сейчас вообще за границей! Подработку там себе нашла. Контракт заключила. А больничный себе наверняка выдумала, чтобы не выходить на работу!

- Позвольте, какая работа, какой контракт? – шеф озадачивается, - ее трудовая книжка находится здесь, в университете.

- Александр Анатольевич, ей послезавтра на работу выходить, - проникновенно продолжает Гриша, - вы должны уволить ее за прогулы, если не выйдет! Она в Америке сейчас. Пусть отдел кадров ей послезавтра позвонит, если ее не будет на рабочем месте, и спросит, в какой больнице открыла больничный! И сразу же надо с проверочкой в ту больницу, если назовет. А вот не назовёт, посмотрите…

- Успокойтесь, не горячитесь так, Григорий Иванович, - удивленно прерывает его шеф, и даже делает небольшую паузу, - да как же так получилось с Евгенией Владимировной? Вы ведь говорите о своей жене..

- Она мне больше не жена, - Гриша говорит это с такой плохо скрытой ненавистью в голосе, что шеф снова смотрит на него в изумлении, - Александр Анатольевич, Евгения бросила меня. И уехала зарабатывать по заграницам. Так что не болеет она ничем!

Замдекана ещё какое-то время задумчиво изучает его.

- Очень странная история, Григорий Иванович! Я вам, конечно, сочувствую, но.. Евгения Владимировна всегда у нас была на хорошем счету. Отличный педагог и ответственный сотрудник. Хмм... Я даже не знаю, что вам сказать. Ну, хорошо! Давайте сделаем так - вы сейчас возвращайтесь на свое рабочее место. И работайте. А Евгении Владимировне мы обязательно позвоним.

Гриша с заметным облегчением на лице поднимается со своего места. Неловко топчется секунду-другую.

- Я пойду тогда, Александр Анатольевич?

- Идите, работайте, - коротко кивает шеф, и углубляется в лежащие перед ним на столе бумаги. Григорий выходит из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

В первые мгновения нашего поцелуя, когда я только прикасаюсь к губам Алекса своими, он трогательно замирает и закрывает глаза.

Вот от этого перехватывает дыхание! Я чувствую, что хочу этого поцелуя. Но, в самый последний момент теряюсь, робея. От волнения даже покалывает кончики пальцев.

Едва ощутив жар его губ, отстраняюсь и слышу вздох разочарования. Алекс открывает глаза, но синхронно тянется за мной. Моя нерешительность, похоже, его уже ничуть не смущает. Он уверенно и молча перехватывает инициативу на себя.

Нежно, властно вжимает меня лопатками в сиденья, отрезая пути к отступлению. И, коротко взглянув мне в глаза, впивается в губы голодным поцелуем! Боже. Сколько времени у этого человека не было женщины?

Бешеный напор Алекса вместе с его чувственностью одновременно, творят с моим безвольным телом чудеса. Он вырывает из меня стон, вынуждая плавиться горячим воском в его руках, прикасаясь везде, как ему хочется, и исследуя меня всю как в первый раз. Удивительное сочетание ласки и силы сводит с ума, и в этой короткой борьбе он легко одерживает надо мной победу.

Я, как дикарка, отвечаю полной взаимностью на его бесстыдные, совершенно безумные поцелуи и объятия. Но, все же призываю на помощь остатки здравого смысла, вдруг вспомнив о лейтенанте!

Распахиваю глаза и сразу натыкаюсь на взгляд его круглых, как плошки, черных глаз с вращающимися белками, в зеркале заднего вида. Его шок так очевиден, что я смеюсь, пытаясь отвернуться от Алекса.

- Жапех.. ну и имечко, – произношу с трудом, восстанавливая дыхание, - слушай, ты так набросился на меня, что он, похоже.. обалдел просто.

Алекс только усмехается в ответ, даже не глядя в сторону растерянного лейтенанта. Он сам кажется мне сейчас до странности взволнованным.

- Жесткий аргумент, Женя! - отзывается хрипловато, - мне глубоко.. все равно на Жапеха. Но, хорошо.. я готов подождать. До квартиры.

Подождать, о чем это он?! Вспыхиваю, отодвигаясь подальше. Нельзя не признать - этот поцелуй действительно изменил в нас что-то. Мы оба, словно уже отравлены этим волнением в крови...

- Ясно. А я было подумал, что небеса разверзлись и услышали мои молитвы,- насмешливо выдаёт он, озадачивая меня еще больше.

- Алекс, кроме шуток…

- Что? - он тоже становится серьёзным, но меня пугает этот хищный, опасный блеск в его глазах. Это как отблеск старых страстей, которые сейчас тлеют, но еще могут разгореться вновь. Хотя, нужен ли нам этот пожар? Не уверена.

- Знаешь, я просто хотела поблагодарить! За Катю, за себя, в общем.. ты - наш герой, без преувеличения.

- Это приятно. Так значит, поцелуй был простой благодарностью с твоей стороны?

- Ну да, - краснею.

- Жаль.

- Почему?

- Потому что мне показалось, тебе было хорошо сейчас не меньше, чем мне, - Алекс говорит с обманчивым спокойствием, но напряжённость в его взгляде цепляет, - а мне было очень хорошо!

Смотрю на него как мышка на кошку. Ловит меня на правде, затягивая в свою сеть потуже? Это интересно. Может, соврать? Но такая ложь будет слишком очевидной. Я чувствую за бархатом его голоса профессиональную бульдожью хватку. Ему что-то нужно от меня. Что-то серьёзное...

- Да, было, - смущаюсь, - не скрою.

- Тогда почему бы не повторить?

Снова встречаемся глазами. Я тут, блин, всеми цветами радуги переливаюсь от неловкости, а ему хоть бы что! Предлагает, как кофе попить.

- А что потом? Секс? - спрашиваю дерзко, не отказывая себе в удовольствии называть вещи своими именами.

- Секс? - Алекс переспрашивает это с таким трагизмом в голосе, что не рассмеяться просто невозможно. И напряжённость атмосферы бесследно исчезает, - ты говоришь ужасные вещи, Женя.