- Что? – реагирую.

- Ничего! Веди себя хорошо и, - улыбается, - пожелай мне удачи.

- Удачи! Алекс, - я не знаю, почему у меня вдруг срывается с губ этот вопрос, - а скажи. Как сложилась судьба Старка, знаешь?

- А ты? - мне кажется, или он настораживается? Снова смотрит странно, и пристально.

- Я? - удивляюсь, - почему бы?

- Старк убит! - отрывисто бросает мне, - и ты, между прочим, была последней, кому он звонил. И последней, с кем разговаривал.

- О Боже, - охаю. Мне так жаль, ведь он был действительно хорошим парнем, - нет, я не знала! Он… он искал тебя!

- Серьёзно?

- Да, - я зябко охватываю себя за плечи, вспоминая, - он позвонил мне, чтобы сказать, что ищет тебя.

- Почему же ты не сказала мне?

- Но я написала тебе об этом в записке, - отвечаю растерянно.

- В какой еще записке?!

Мы снова встречаемся взглядами. Зависаем на мгновение.

- Я передала ее с Лале! - обьясняю ему быстро, взволнованно, - разве тебе не отдали записку в общежитии? Ты вообще приходил туда?

- А ты сама-то как думаешь? – теперь он смотрит на меня откровенно свирепо, - та грузинка, которая с тобой жила?! Но она мне ничего не передавала. Ни она, ни кто-либо еще.

Пятнадцать лет назад

Возвращаюсь в общагу радостная, воодушевленная. Буквально парю, едва касаясь ногами земли. Тихонько проскальзываю в дверь нашей комнаты, все-таки десять вечера, вдруг девчонки уже спят!

На губах все ещё горят поцелуи Алекса, а сама я витаю в облаках, глупо улыбаясь своему отражению в зеркале. Посмеиваясь, вспоминаю то обрывки наших фраз, которые снова и снова нашептываю губами, то наши жаркие объятия - он еле отпустил меня сегодня...

Но девочки не спят.

Сиюнь флегматично кивает мне со своей кровати в знак приветствия, и я умиляюсь картине их почти домашнего, невыразимо уютного времяпровождения. Она кажется мне такой милой сейчас. Лежит в растянутой толстовке с изображением Микки Мауса и в драных джинсовых шортах, слушая музыку из наушников.

Лале тоже рядом, раскладывает пасьянс на своей кровати. Я так искренне радуюсь им - девчонкам, комнате, даже смешному принту на толстовке.

Внезапно острый взгляд Лале выхватывает контур туфель в маленьком полупрозрачном пакете, который я принесла с собой.

- О, привет! Покажи, - оставив пасьянс, подскакивает ко мне, сгорая от любопытства.

Я делаю это неохотно, потому что притянула их сюда вообще-то почистить - как раз накануне я заметила пару тёмных пятен на носке. Должно быть, наступила где-то в темноте в лужу.

Она жадно глядит на мерцающий атлас, модельную колодку, и зачем-то меряет пальцами бесконечный тонюсенький каблук. А потом делает то, чего я так боялась - тут же напяливает обе туфли на свои совсем не маленькие ножки! Больше моих на размер как минимум.

Их нежная плотная ткань едва заметно натягивается во всех направлениях сразу, а Лале радостно вопит, что они ей как раз впору. Невооружённым же глазом видно, что это не так! И вообще-то, они, в самом деле, не мои.

- Круто! Джейн! Бля, это же то, что надо, я как раз завтра иду на вечеринку в пиццерию, - она уже вовсю скачет в моих прекрасных "рабочих" туфлях по комнате, а я только робко наблюдаю за тем, как жалобно они поскрипывают под ее весом, невольно царапая напольное покрытие.

Краснею. Отказывать я не особо умею, особенно друзьям и знакомым, и часто очень страдаю от этого.

Опускаю глаза в пол, и хорошего настроения как не бывало! Сюинь, глядя на нее, одобрительно поднимает большой палец руки вверх. Лале сияет.

- Извини, Лале, - произношу виновато, - но они не мои. Не могу дать!

Она резко поворачивается ко мне и недоверчиво прищуривается.

- Англичанин подарил?

Сюинь, вероятно заинтересовавшись происходящим, снимает наушники. Я снова мучительно краснею.

- Нет.

- Да ладно! Все видели, как он тебя провожает до входа, - завистливо тянет она, - откуда у тебя деньги на такие туфли?

- Я, - теряюсь. Лихорадочно соображаю в поисках какого-то правдоподобного объяснения, - в общем, мне их дали. На время!

- Кто? - продолжает допытываться Лале с видом дознавателя. Начинаю оправдываться как будто тем, что мне дала их подруга, чтобы сходить с ним на свидание.

- Тогда почему ты сегодня в кроссовках?! Вы целовались возле забора, я видела.

- Да потому что это будет в особенный день! Ну, там, мы пойдём в кафе, например..

- Но ведь не завтра? - бесцеремонно уточняет она, - значит, завтра я вполне могу сходить в них! Я аккуратно, не бойся.

- Да они же тебе малы! - произношу уже в отчаянии, так мне не хочется их отдавать.

Всем известно, насколько Лале неряшлива с вещами. Внезапно приходит на ум смешная мысль о том, что сказал бы ей Алекс в этом случае? Я так и слышу его совет: да просто пошли ее! Набравшись смелости, коротко выдыхаю:

- Извини, но нет! И все. Без подробностей.

- Но я должна быть красивой! - заявляет Лале капризным тоном, - там будет один пацанчик, и он, поверьте, просто вау. Все, ничего не знаю! Давай, не жлобься. Размерчик мой.

- Лале, я так не думаю. Извини, вещь не моя, правда!

Алекс бы мной гордился. Наверное.

Она смотрит на меня с нескрываемой обидой, даже злобой. Неужели какие-то туфли способны так завести человека?

- Ты сегодня опять пропустила, куратор спрашивала о тебе, - обращается тем временем ко мне Сиюнь, - я сказала, что ты приболела. Дать конспект?

- Конечно, спасибо, - отзываюсь с горячей благодарностью. Она лезет в свой рюкзак за тетрадками, а я быстро переодеваюсь.

Лале сидит надувшись, как индюк.

- А как прошёл ваш день? Было интересно на занятиях? Мисс Джонсон приходила со своими ребусами? - весело интересуюсь у них, а по лицу снова расползается глупейшая улыбка.

Какие к черту занятия, конспекты и куратор, когда у меня есть Алекс?! Да он один способен заменить мне весь мир…

- Норм. А у тебя уже больше трёх пропусков, - скрупулёзно подмечает Сюинь, - и ты вообще в курсе, что если их будет больше, то могут позвонить твоим родителям?

Тяжко вздыхаю. Ладно, разберёмся!

- Ладно, ещё поговорим об этом, - Алекс бросает взгляд на свои наручные часы, - мне пора. Держись. До встречи!

- До встречи, - стою, безучастно наблюдая за его действиями.

Клац-клац! Закрытая дверь и провернувшийся на несколько оборотов замок. Снова чувствую себя птичкой в клетке.

А у нас ключей нет. Не доверяет?

Вероятно, это один из тех английских замков, которые достаточно просто захлопнуть, уходя. Жду несколько минут, затем осторожно открываю дверь сама, проверяя. Так и есть.

Закрываю дверь, возвращаюсь к Кате. Она болтает, а в моей голове все крутится замысловатое кино из воспоминаний, мыслей и эмоций.

Ох, уж эти мужчины! Ну вот как можно было на таком остром моменте просто закрыть дверь и свалить? Выходит, он не получил записку? Неожиданно.

Неужели Лале выбросила ее, умолчала из-за гребаных туфель, которые я ей когда-то не одолжила?! Может ли быть, чтобы туфли сыграли столь роковую роль в моей жизни?

И ведь не только в моей. Я не припомню других конфликтов с ней. Выходит, детская обида Лале стоила мне поломанной судьбы. Мне, ему, и ещё многим людям, так или иначе связанным с нами!

Но, ведь если он приходил искать меня тогда, ему должны были сказать обо мне, ну хоть что-то? Или кто-то.

Снова хочется плакать от бессилия и горечи. Совсем как тогда, на обратном рейсе Нью-йорк-Киев, когда слез уже не было, а я довольно четко знала, что жизнь моя отныне поставлена на паузу.

До нашей с ним следующей возможной встречи. Или невозможной!

Я просто будто окаменела тогда - даже отец больше не трогал меня, он тоже почувствовал, что в кресле рядом с ним в тот момент находилась лишь моя физическая оболочка.