- Да, Катюша, я все помню, - делаю глоток какао. Он и в самом деле вкусный, - и это был не банальный сосед по двору или какой-нибудь одноклассник. Это было здесь, в Нью-йорке, представляешь?

- Серьёзно? - она удивленно таращит на меня глаза, явно ожидая подробностей.

Впрочем, договорить нам не дают.

Дверь распахивается, впуская в палату сразу нескольких людей. Как по команде, мы замираем в неподвижности.

Одна из них, медсестра, что приносит нам еду, с дежурной улыбкой собирает посуду на поднос. Двое других это уже знакомый мне хам и отталкивающего вида женщина, которая даже не берет на себя труд изобразить приветливое выражение лица. Сухо здоровается, пока мужик нагло пялится на нас.

- Евгения, следуйте, пожалуйста, за нами!

- Ты куда? - испуганно повисает на мне Катя.

Я вопросительно гляжу на них, а у самой от страха поджилки трясутся. Чувствую себя маленькой и беззащитной.

Страх - очень неприятное чувство. Они молчат, и я явственно ощущаю как холодок противной змейкой медленно скользит вдоль моего позвоночника. Как немеют руки. А еще, мне хочется пристрелить их всех! Если бы был автомат, открыла бы огонь, не задумываясь. Мне страшно, очень страшно.

- Всего лишь лаборатория, Евгения, - выдавливает из себя женщина, - успокойтесь. Сдадите кое-какие анализы и вернётесь в палату! Может быть, вы даже не подойдёте нам.

Но я вижу по ее глазам, что она лжёт. Стали бы они вызывать нас в Штаты? Эта операция только вопрос времени.

- Эй, тебя поторопить? - грубо окрикивает меня мужик.

Я быстро поднимаюсь словно опомнившись, и прошу Катю подождать. Он тут же присаживается на мой стул рядом с ней - Катя в ужасе отходит к окну.

- Я подожду здесь с малышкой, пока ты ходишь, - развязно скалясь, сообщает. Внешне очень неприятный, этот грузный толстяк внушает нам только страх и отвращение, - и чтобы без глупостей там!

Мне больно оставлять Катю с ним, но выбора они не оставляют.

Ухожу вслед за женщиной. Петляем с ней длинными серыми коридорами. Изредка нам встречаются какие-то люди в синих халатах, ведущие китайцев и афроамериканцев с апатичными лицами, и в точно таких же больничных пижамах, как у нас с Катей. Это филиал ада, не иначе!

Захожу в помещение с белыми стенами, потолками, полом, и в нос сразу ударяют специфические запахи то ли медикаментов, то ли спирта. Мне становится дурно.

Поддерживаемая за локоть этой женщиной, присаживаюсь на каталку. Она подвозит меня к столу с расставленными на нем блестящими металлическими судочками.

Из-за ширмы появляется крупная афроамериканка в белом халате, равнодушно натягивающая на ходу маску и перчатки. Заваливаюсь спиной о стену, в панике глядя на нее и на невесть откуда взявшийся шприц в ее руках! Они о чём-то негромко переговариваются, наконец, сопроводившая меня женщина выходит.

- Слабенькая, - говорит афроамериканка, подсаживаясь ко мне ближе, - вон какие синячки под глазами, и побледнела. Не бойся. Сделаем быстро!

Звенит медицинским инструментарием и я, уже на грани обморока, повинуясь ее жесту, послушно протягиваю руку. Она больно перетягивает руку жгутом, берет из вены кровь, много.

Залепив место укола пластырем, заставляет меня открыть рот. Собирает что-то с внутренней стороны щеки и из горла длинными палочками. Закончив, снимает перчатки.

Затем достает стетоскоп, долго слушает мое сердцебиение. Меряет давление автоматическим тонометром. Сосредоточенно, не спеша делает записи в раскрытой на столе тетради. Затем сверкает в мою сторону американской улыбкой:

- Ты окей, Евгения! Сейчас придёт ещё один доктор.

Выходит. Я вскакиваю с бьющимся сердцем, бросаюсь зачем-то к окну. Везде решётки.

Смотрю в раскрытую тетрадь и ничего не понимаю в этих записях! Перевожу взгляд на стол. Вижу большой контейнер с пробирками, во всех кровь. Их много. Где моя? Кажется, самая крайняя. В отчаянии перетасовываю крайние все. Вдруг я и вправду им не подойду, если подменить анализы?!

Тем временем, ручка двери с тихим звуком опускается, но мои натянутые до предела нервы позволяют это услышать и успеть метнуться назад, на каталку. В последний момент сажусь.

Заходит пожилой мужчина с бородкой, в очках и в белом халате. Отдергивает ширму, а за ней - о ужас, гинекологическое кресло! Это ещё зачем? Натягивая перчатки, равнодушно бросает мне:

- Раздевайтесь, присаживайтесь.

Шокированная, я только отрицательно качаю головой. Он какое-то время изучает меня сквозь толстые стекла очков, как диковинное насекомое.

- Я могу позвать вашего охранника, он поможет зафиксировать вас, пока я буду брать необходимые анализы!

В отчаянии кусаю губы, а из глаз брызжут слезы. Боже мой, как все это жутко, страшно, унизительно!

Всего через пару секунд он презрительно снимает перчатки, намереваясь выйти из кабинета, и тогда я почти кричу ему вслед, что сяду на кресло. Он возвращается.

Трясущимися руками раздеваюсь, пока он жалостливо разглядывает меня, повторяя их будничную фразу:

- Не бойтесь! Это всего лишь анализы. Будет быстро.

Если я выживу когда-нибудь, то буду видеть это каждую ночь в кошмарах, думаю я, пока неловко усаживаюсь на неудобное кресло, ощущая холод металла и слушая его скрип подо мной. Вперяю застывший взгляд в белый потолок.

Здесь я не человек, а животное. Доктор, если его можно так назвать, сначала проводит неприятный для любой женщины осмотр, потом берет анализы. В какой-то момент мне начинает казаться, что ноги сейчас сведет судорогой от напряжения, когда он вдруг кивком отпускает меня. Снимает перчатки и отходит к столу, чтобы сделать записи в той же тетради.

- Спасибо за ваше благоразумие и хорошего дня, - говорит он мне на прощание.

Меня пронзает новая страшная догадка.

Что, если они врут, что отпустят нас после всего?!

Пятнадцать лет назад

Критически осматриваю себя в продолговатом зеркале. Верчусь и так и эдак, платье восторг! Наверняка, дорогущее брендовое. Смотрится шикарно без преувеличения.

Поворачиваю голову, и сердце начинает биться учащеннее: за мной наблюдает Алекс. Привалившись к дверному косяку, он смотрит странно, с каким-то даже мрачным восхищением.

- И что за бренд? - спрашиваю.

Протягивает мне узконосые черные туфли, атласные, на высоких тоненьких каблучках. Замерев от восторга, я глажу атлас, который мягко мерцает и словно переливается под моими пальцами.

- О! - только и могу выговорить. Неужели я пойду в таких? У меня никогда ничего подобного не было.

- Вообще, я уже жалею, что мы затеяли это, - свирепо заявляет он, - ещё не поздно отказаться!

- Ну уж нет! Почему?

- Это риски. Большие, ты до конца не понимаешь…

- И что? - я уже в туфлях, и теперь в восхищении от самой себя хожу взад-вперед по его крошечной комнатушке.

Вчера и позавчера мы уже приходили сюда, чтобы Алекс как следует проинструктировал меня, обучая премудростям шестикарточного покера. Показывая и рассказывая значение каждой карты.

Конечно, я не сяду за игральный стол. Но он, похоже, сумел убедить свою мифическую команду, что с моей помощью получше разогреет картёжников за столом перед приходом главного «артиста», как они его называют. А попросту, шулера! Который оберет многих из этих искателей легкой наживы до нитки.

Меня же целиком и полностью захватывает придуманная нами роль то ли праздношатающейся дочери обеспеченного человека, то ли ищущей веселья барышни, которая вот-вот готова сыграть. Моя задача - немного отвлекать их, по возможности заглядывая в чужие карты и подавая Алексу некие условные сигналы. Я в приятном возбуждении!

Все это кажется легким приключением, он же просит меня не заигрываться и быть осторожной. На самом деле, ничего такого особенного от меня не потребуется.

А ещё, я глупо волнуюсь в присутствии Алекса, постоянно ожидая флирта с его стороны, но этого нет! Когда мы шли к нему впервые, в съёмную комнатушку праджэкта на Манхэттене, я колебалась и сгорала в пламени сомнений. И была уверена, что там он захочет обнять, поцеловать меня.