Возвращаюсь к себе, чтобы укутаться в одеяло и немедленно погрузиться в сон.

Я так устала.

Засыпая, вспоминаю о том, что надо бы написать Наташе с просьбой сообщить от меня руководству кафедры, что я приболела. С больничным потом как-нибудь разберусь.

Конечно же, сразу возникнет вопрос, почему об этом сообщает не Гриша, но мне становится дурно при одной только мысли о подобном разговоре с ним, это раз, и два, он ведь назло не сделает так, как я прошу, и тогда меня попросту уволят. А этого нельзя допустить, никак нельзя...

Государственная медицинская клиника Брэдфорда, Йоркшир

В закрытой ординаторской молчат две женщины в белых халатах, там же находится эффектная брюнетка лет тридцати или чуть меньше, в модном брючном костюме. Она сидит, красиво скрестив свои длинные стройные ноги и сложив руки в умоляющем жесте.

- Женевьева, ты сошла с ума, - наконец, раздраженно произносит та из двоих, что помладше, - нас могут лишить по твоей милости лицензии, навсегда! И потом, это подсудное дело.

- Господи, да знаю я, - восклицает Женевьева, - мне должна помочь не ты, конечно, а Шарлот, - кресло делает плавный полуоборот от движения ее каблуков и вот уже она прожигает взглядом Шарлотту, - милая, если ты не придумаешь мне диагноз, любой, и не откроешь больничный, я просто прямо сейчас возьму машину и уеду, все! Я вам клянусь.

- Но куда?!

- В Лондон, Лиза, - спокойно отвечает брюнетка своей двоюродной сестре.

Женщины-врачи надолго замолкают, переглядываясь.

- Если ты не расскажешь нам обо всем, что стряслось, мы не будем помогать тебе! - заявляет Лиза, нервно прохаживаясь вокруг ее кресла, - не понимаю. Если так нужен отпуск, почему бы просто не переговорить с начальством? Я знаю, что тебя очень ценят, и хотя бы несколько дней за свой счёт..

- Ты не знаешь всего, Лиз, - отрицательно мотает головой девушка, - что такое наша лаборатория? Все отпуска, даже срочные, планируются минимум за год, а сейчас у нас в разработке и на тесте две серьёзные вакцины одновременно. И я одна из ведущих разработчиков! Меня не отпустят. Ни под каким предлогом. Только болезнь или смерть. Точка.

И снова пауза.

- Но, ради Бога, Дженни, ты можешь объяснить, что случилось?! В чем срочность?

Она отвечает не сразу. Вздыхает.

- Я еду к Алексу, девочки! - ее немного удивляет, что обе они, вместо того, чтобы порадоваться за нее и поддержать, вдруг замолкают со странными лицами, - ну да.. мы не жили вместе последние несколько лет. Вы прекрасно знаете причину. Но он все ещё мой муж, надеюсь, вы не забыли об этом? Алекс взял отпуск, впервые за очень долгое время, понимаете? Это как знак! Я хочу быть там, хочу быть с ним! Я поеду в Лондон, сегодня, и останусь..

- Но как же твоя карьера, Дженни?

- Плевать мне на карьеру, переведусь обратно в Лондон. Куда угодно. Или вообще, оставлю все, если он захочет! У нас есть более важные дела. Планы..

- Дженни, - Лиза очень встревожена. Она касается плеча Женевьевы, ласково поглаживая, но та только раздраженно смахивает ее руку, сверкнув укоризненным взглядом, - а.. он звал тебя?

- Почему он должен звать меня, Алекс мой муж.

- Вы не созванивались? - спрашивает Шарлотта.

- Не беспокойтесь, я не поеду сразу к нему домой, я же не сумасшедшая. Сначала.. остановлюсь где-нибудь, приведу себя в порядок, затем.. у нас будет как бы случайная встреча, возможно, я даже позвоню ему..

Женщины дружно вздыхают, а Дженни закатывает глаза.

- Ну какой же ты ещё ребёнок, Дженни, несмотря на то, что химик с научной степенью! - произносит Лиза, - я не знаю, что тебе сказать..

- Я сделаю ей больничный, - вмешивается Шарлотта решительно.

Они снова встречаются с Лизой взглядами, но она только упрямо качает головой, несмотря на предостерегающий взгляд подруги. Дженни, счастливая, душит ее в своих объятиях.

Когда она, рассыпавшись в благодарностях и с обещанием быть постоянно на связи, уходит, Лиза закуривает, приоткрыв окно.

- Шарлот, на твоем месте я бы не стала этого делать, - признаётся по-честному, - хотя бы оформи все так, чтобы к тебе потом было поменьше вопросов! Джен может подставить тебя, ненарочно, но..

- Я все понимаю, Лиз! Но она бы уехала в любом случае, это же очевидно. Кстати. Ты обратила внимание на этот лихорадочный румянец, блеск в глазах.. она все еще принимает антидепрессанты?

- Нет, давно нет, впрочем, я не уверена. Дженни хорошая талантливая девочка, но когда речь заходит об Алексе, то она становится совершенно экзальтированной. У нее какая-то болезненная страсть к мужу. Знаешь, - Лиза глубоко затягивается сигаретой, и медленно выпускает в окно струю дыма. Шарлотта внимательно слушает ее, не перебивая, - боюсь, что их брак остался только на бумаге, а она так и не поняла этого! Как думаешь, стоит мне позвонить Алексу?

Киев, Украина

Катя уже старательно зашнуровывает кроссовки в прихожей, когда Владимир Ипполитович замечает, что дочь куда-то уходит, и откладывает газету.

- Ты куда, Катюш?

- Четверг, папа, - она вздыхает, улыбаясь. Кончики пальцев неприятно покалывает, и Катя немного встряхивает руки, - художка!

По четвергам в это время она всегда занимается изобразительным искусством в художественной школе неподалёку от дома, а папа никак не запомнит этого.

- Ааа, ну да, - одобрительно кивает он. Хмурит брови, - кстати, Катя. А что там с твоим диализом, скоро?

- Да, - настроение ее сразу падает. Она уже предвидит следующий вопрос.

- Когда?

- У меня там календарик есть, я отмечаю, - и это правда. Но Катя решила в этот раз чуть сдвинуть график, благо, Жени нет, никто проверять не станет. Ей очень нужно пообщаться с Уиллом, да и Жене написать, а если ехать на диализ - это потеря целого дня, а то и на ночь оставят. Элеонора Юрьевна обещала сегодня после обеда включить вай фай роутер! Так что никакой разницы, делать ли диализ завтра или после выходных. Поэтому она отвечает уверенно, - в понедельник! Пока, пап.

- И ты молчишь, - ворчит он, - пока.

Катя закидывает рюкзак за плечи, выходит во двор и радостно вдыхает свежий весенний воздух. Здоровается с соседской девочкой. Нарочно замедляет шаг, чтобы насмотреться вдоволь на оживающую после затяжной зимы природу, и удивляется кудрявым толстым листочкам на каштанах, которые уже пробились из почек, и вовсю начинают разворачиваться.

Ей вспоминаются строчки из стихотворения Агнии Барто «Весна, весна на улице…» о весенней Москве, но здесь же все то же самое, думает она, и трамвайные звонки, и птицы, и шумный, веселый, зелёный Киев! На душе становится легко и солнечно.

Она идёт так неспешно, то наблюдая за скачущими в луже воробьями, то погружаясь в собственные фантазии, что совсем не замечает машины, которая едет за ней на небольшом расстоянии.

На удобном для широкого красного опеля участке дороги, он вдруг делает резкий вираж и, обогнав бредущую по тротуару Катю, паркуется. Оттуда выходит Гриша, с букетом ромашек в красивой полупрозрачной бумаге.

Он идёт прямиком к Кате, расплываясь в улыбке, крокодиловой, думается ей. Есть слезы крокодильи, а у Гриши - улыбка. Развернуться и убежать, к сожалению, не вариант. А жаль.

- Цветы для красивой девушки, - произносит он с фальшивым восхищением, и она морщится, останавливаясь.

- Привет, Гриша, - прячет руки в карманы, не принимая цветы, - извини, но мне их некуда деть! Я иду на занятия.

- Прогуляй, - бодренько говорит он, подмигивая, - ну же! Бери. Пойдем в кафешку, кофе угощу? Как дела?

- Нет, - отвечает она с неприязнью, - мне нельзя кофе. И я не прогуливаю уроки!

- А мороженое?

- Спасибо, нет, - качает головой и пытается обойти его.

- Что ты, что сестрица твоя! - восклицает он злобно, открывая машину и бросая букет на задние сиденья. Поворачивается к ней, - ну извини за тот раз, в аэропорту. Я ж не оскорбил никого? Просто поспрашивал. Ну, согласись, имею право - ты приехала, моя жена нет, как так?