Чувствую, что обратного пути нет, и где-то я уже пересекла некую точку невозврата. Итак. Мы "идем на дело"!

Остаток дня проходит для нас привычно тревожно, а вечером Катю забирают на диализ. Ей не было так уж плохо, но обе мы понимаем, что это к лучшему - после диализа она всегда чувствует себя прекрасно ещё как минимум неделю.

Меня с ней не пускают, и это очень неприятно удивляет нас.

Процедура обычно длится несколько часов, но я уже такая эмоционально и физически выдохшаяся, что после нескольких минут пререканий с дежурной медсестрой безропотно отпускаю Катю одну. Пусть идёт.

Ясно, что эти черти перестраховываются! Куда я сбегу или что смогу сделать против них в зале для диализа? Возможно, это просто очередной метод запугивания меня, подавления моей воли перед самым главным испытанием.

Но я не хочу, не могу через это проходить. И не буду!

Вот только как?

Промаявшись с полчаса мыслями о побеге, падаю на кровать в совершенном отчаянии. Даже у меня самой сделать это ни малейшего шанса, а уж с Катей…

Дверь отворяется. В палату заходит приставленный ко мне цербер, и его налитый кровью взгляд не обещает ничего хорошего! Вскакиваю, пячусь от него к стене. Он выплевывает из себя какие-то ругательства, бессвязные матерные слова. Холодею. Мне кажется, что сейчас он схватит меня за горло и начнет душить.

- Что вам надо?! - ледяным тоном останавливаю поток его брани, внутренне концентрируясь на том, чтобы никак не проявить охвативший меня животный страх, - что случилось?

- Ты не знаешь, да?! - он брызжет слюной от ярости, - тут везде камеры понатыканы! Мы с охраной просмотрели записи, как ты меняла пробирки в лаборатории, тварь.

Оседаю на стул - ноги уже не держат. Он подскакивает ближе, хватает меня на ворот и начинает сильно трясти.

- Сдашь анализы еще раз! - кричит, - вмазать бы тебе как следует, да не положено!

Собравшись с духом, поднимаюсь, пытаюсь освободиться из захвата огромных вонючих лап, но силы, увы, не равны.

- Отпустите, - хриплю, - убери от меня свои руки, животное!

Он отпускает, но бьет меня по лицу ладонью наотмашь. Дернув головой, чувствую на своих губах металлический привкус крови. Смотрю прямо в горящие ненавистью глаза.

Да ладно. Мне больше нечего терять! Надо дать ему отпор.

- А ты почему людей так ненавидишь? - задаю вопрос, двигаясь боком, почти незаметно, к столу, на котором стоит мой термос с водой, - твои подельники приволокли нас сюда, как мясо! Вы все делаете только силой, да? С тобой тоже так кто-то в свое время обошёлся? Ты поэтому такой нелюдь?!

К счастью, в палату неожиданно забегают двое, одетые как санитары. Убеждают его выйти.

Неизвестно, чем бы все это для меня закончилось. Ну, ударила бы я его термосом, а что потом? Лучше не думать.

О чем же думать?

Изучаю потолок и стены, но камер не вижу. Хотя, судя по всему, они здесь есть. Должны быть.

Иду в душ. Задвижки нет, но мне уже все-равно! Смываю под горячими струями воды мерзкий запах этого человека - запах его пота и какого-то дешевого спиртного пойла. Смываю его энергетику с себя! Под водой я всегда успокаиваюсь.

Стою под душем минут пять, потом переодеваюсь в свою одежду, распаковав чемодан, несмотря на то, что они запретили нам делать это. С отвращением, носком ноги отбрасываю от себя подальше больничную пижаму с порванным воротом.

Пятнадцать лет назад

На часах два часа ночи. И вот мы снова, тем же составом в микроавтобусе. В моей руке три сотни зеленых, в которые я до сих пор не верю!

Это заработок моих родителей за пару месяцев, ну примерно. Мой кураж на пределе, и сегодня я вряд ли засну. Спать с таким уровнем адреналина в крови кажется мне сейчас фантастическим.

Алекс, или Альбион, как они его называют, за руку уводит меня из автомобиля, который вскоре уезжает. Он с самого начала подчёркивал свое трепетное отношение ко мне, и это действительно успокаивает. Потому что парни пока не вызывают у меня особого доверия.

- Ты умница, - произносит он тихо, когда наше учащенное у обоих дыхание немножко восстанавливается.

Высоко над нами ярко горят звезды, а вокруг только безликие черные высотки.

Передо мной до сих пор безумным калейдоскопом вертятся события последних часов. Нелегальное казино, пестрое и шумное, оно расположено в таком неприметном сером здании, что я бы ни за что не нашла его сама, даже если бы поставила себе такую цель.

Оно состоит из огромного подвального помещения в несколько комнат. Мне было очень странно ощущать себя в этом, совершенно необычном для любой моей ровесницы месте, среди игроманов и стремных разряженных дамочек.

Я почти не смела смотреть на Алекса в тумане табачного дыма, а может, не только табачного. Однако все же довольно смело и даже с каким-то рвением играла свою роль. Впрочем, не уверена, что очень уж помогла ему.

Сжимаю шершавые купюры, которые приятно трутся о мою ладонь, возвращая к реальности.

- У тебя глаза светятся, - смеется Алекс, - как фонарики!

- Скажи честно, - хватаю его за руку. Мы стоим почти в кромешной тьме и совсем никуда не торопимся, - я оказалась полезна, ну хоть капельку?

- Капельку, - повторяет он насмешливо это словечко, - ну, а если серьёзно, то с тобой я даже кое-чего заработал за этим столом на личный карман. Конечно, самую малость. Мне обычно дают одну и ту же сумму на несколько ставок! Две-три ставки, не больше и я вылетаю! Вот артист сегодня красавчик - поднял не меньше пятидесяти штук, точнее знает только Кэп.

- Но для меня это огромные деньги! - признаюсь, вновь переводя взгляд на купюры, - я даже не знаю, что с ними делать. Мне до сих пор кажется, что они не мои.

- Поверь, твои.

- Почему твое место именно за карточным столом?

- А я наблюдательный, - делится он, - умею быстро улавливать стиль игры каждого за столом, и даю с помощью условных сигналов свою оценку игроков перед основной игрой артисту. Почти никогда не ошибаюсь, за это и ценят. Маскирующегося левого каталу вычисляю на раз. Давай назовем это даром!

Он посмеивается, но я смотрю на Алекса с нескрываемым уважением.

- И куда мы теперь? К тебе?

- Вот уж нет, ночевать в этот клоповник я тебя не поведу, - его полные губы презрительно изгибаются, - к тому же, ты видела мою кровать? Нам пришлось бы лежать друг на друге буквально, и то бы мы с трудом разместились.

Краснею.

- Я сниму номер в отеле. У меня теперь много денег, - выпаливаю, - сколько стоит самый простой номер?

- У тебя не получится, ты же несовершеннолетняя, - он улыбается, - зато получится у меня. Идём!

Уверенно берет меня за руку и увлекает в узенький переулок. Сразу за ним расположена улочка, на которой сверкает неоновой вывеской какой-то отель. Стою, раскрыв рот, разглядывая эту вывеску, пока Алекс неожиданно не передумывает, указывая мне на круглосуточный супермаркет неподалеку:

- А давай отметим чем-то очень вкусным?

- Шампанским? - неуверенно уточняю, семеня за ним.

- Хочешь торт, большой, шоколадный? - игнорирует он мой вопрос.

- Да!

Хихикая как какие-нибудь обкуренные подростки, бегаем по абсолютно безлюдному супермаркету, закидывая в тележку все, что вздумается - чипсы, соки, шоколадки… Это восторг! Наконец, долго и придирчиво выбираем в кондитерском отделе самый большой и самый шоколадный торт.

Забегая наперёд, скажу, что никогда потом - ни до, ни после я не испытывала такого чувства всеобъемлющего счастья, такой многогранной наполненности жизни, как в тот короткий отрезок времени в Нью-йорке, рядом с Алексом.

Нашими горячими головами управляла юность, а все окружающее вовсе казалось сказочным. Я влюбилась в него точно по Булгакову - так поражает молния, так поражает финский нож...

Толстая сонная кассирша ничуть не была удивлена моему эффектному вечернему платью в пол. Очевидно, в Нью-йорке люди ничему не удивляются.