Томпсон мог бы ответить что угодно, но он говорит:

- Метро далеко, - и сразу, будто спохватываясь, - а вы уже бывали в этом аэропорту?

Он врет.

Я вру ему в ответ:

- Да, но я тогда была ребёнком и с родителями, смутно помню, что мы ехали на такси и попали в большую пробку. Мне не понравилось ехать на авто, поэтому я спросила.

Он облегченно вздыхает, или мне кажется? И снова эта улыбка манекена.

Мне уже даже не важно, что ответила Наташа. Я кладу телефон в карман, не взглянув на него. Решение в моей голове созревает стремительно.

С дьявольской точностью до минуты рассчитываю, когда именно курсирующий AirTrain отходит от нашего терминала к следующему. Грузный пожилой Томпсон никак не успеет заскочить в него с нами, если правильно рассчитать время.

- Мы не попадем в пробку, не волнуйтесь, Джейн, - обращается ко мне снисходительно.

Катя очень недовольна. Приседаю к ней поближе, роюсь в сумочке.

- Где твои таблетки? - спрашиваю озадаченно, она показывает. И совсем тихо прошу, всего два слова, - подыграй мне.

- Что такое, болит голова? - негромко спрашиваю через секунду-другую. Она растерянно кивает, снова делая большие глаза.

- Почему ты не сказала, что тебе нехорошо? Мистер Томпсон, - начинаю болтать как дурочка, - извините нас, это сейчас пройдёт. У Кэтрин иногда бывает слабость. Ей нужны минута-две, может быть, пять, нас подождут немного? Вы не могли бы принести нам маленькую бутылку воды, негазированной, из вон того киоска, наша закончилась, - сую ему в руку два доллара, - пожалуйста! Катя, будь добра, прими таблетку, мистер Томпсон сейчас принесёт тебе воды запить...

Он кивает и отходит. Я осторожно забираю таблетки из Катиных рук, чтобы не напугать ее, и говорю следующее:

- Теперь послушай меня внимательно. Все объясню в пути, окей? Бежим от него! Просто иди за мной так быстро, как только сможешь.

- А...

- Без а, быстро! - командую и иду, взвалив на себя всю нашу поклажу. Бежать в прямом смысле слова нельзя, это привлечет ненужное внимание. Она послушно семенит за мной.

У нас очень мало времени.

Едва мы оказываемся в AirTrain, двери за нами закрываются. Между терминалами передвижение бесплатно, а за путь до метро на таком же вагончике придется заплатить. Готовлю деньги, выходим на другом, случайно выбранном нами терминале.

В каждом терминале имеется выход к монорельсовой дороге. Пока что удача на нашей стороне!

Запрыгиваем в следующий. Я отключаю свой и Катин телефоны, понимая, что от них сейчас никакого проку, зато по ним нас можно отследить. Неизвестно, насколько мощная организация у этих аферистов, раз они дают нам сопровождающих в дорогу и авто к аэропорту. У жителей этого города личных автомобилей вообще почти нет, здесь все пользуются такси!

- Жека, что происходит?! - ноет сестра.

- Все в порядке, - бодренько отвечаю, не желая слишком сильно пугать ее. Только Катя меня сейчас и держит в тонусе, я даже ощущаю себя сильной и смелой. Веду себя правильно, во всяком случае, придерживаюсь всех правил безопасности, какие только приходят на ум.

Конечно, можно обратиться в полицию. Но я оставляю этот план на крайний случай, потому что мы здесь просто туристы. О каких незаконных операциях на почках я смогу вести речь? И что я могу прямо сейчас предъявить Томпсону, его тотальное вранье? Которое ничем, кроме моих слов, недоказуемо. Пока.

Он - гражданин США, насколько мне известно. И что-то мне подсказывает, что к нему в любом случае отнесутся с бОльшим пониманием. Наверное.

В общем, в голове полный раздрай, а сердце колотится как сумасшедшее.

Заскакиваем, наконец, в метро, обещаю Катюшке рассказать все, но чуть позже. Какое счастье, что я все помню, спустя столько лет! Я очень хорошо ориентируюсь в этой подземке.

Полтора месяца назад

Департамент местного отдела здравоохранения, уныло подпираю стенку светло-серого цвета, благо вдоль нее полно пустых скамеек. Нервно посматриваю на часы. Ну сколько можно ждать эту начальственную шишку? Пошёл уже третий час. Невыразимо злюсь. На меня давно косо посматривают на кафедре из-за частых отлучек - мои личные обстоятельства там никому не интересны. Понимаю. Плевать!

Мой непосредственный начальник, заведующий кафедрой Александр Петрович Нечаев, дай Бог ему здоровья, человек почтенных лет и многочисленных регалий, обычно отпускает меня без вопросов. Правда, придётся опять разгребать работу допоздна. Гриша будет недоволен. Может, уйти? Загляну сюда в следующий раз с оказией.

Это должностное лицо возглавляет комиссию по распределению бесплатных лекарственных препаратов для отдельных категорий населения. Они недешевы, и Кате как раз очень бы пригодились некоторые лекарства из этого списка. Я на днях оставляла здесь письменное обращение по данному вопросу, но секретарь сказала прибыть со всеми подтверждающими документами лично. Я прибыла, и достаточно оперативно.

Решительным шагом захожу в приёмную. Ровно два с половиной часа назад девушка-референт за столом уверяла меня, что начальник отъехал всего на полчаса. Значит, попытаю счастья в другой раз.

Я только открываю рот, чтобы сказать ей, что приеду сюда в другой раз, как вслед за мной заходит грузный молодой человек в костюме с галстуком и, буркнув что-то невнятное девушке, скрывается за дверью кабинета. Смотрю на табличку с фамилией. Это он!

Перевожу взгляд на его помощницу, она кивает.

- Да-да, это Петр Венедиктович. Я вас приглашу.

Уходит-возвращается, пока я достаю из сумки ворох своих бумаг и внутренне готовлюсь толкать речь. Жестом приглашает меня, вхожу, здороваюсь с Петром Венедиктовичем.

Он со скучающим видом слушает меня, впрочем, не перебивая. Долго листает больничные тетради, выписанные рецепты, читает заключения, ксерокопии и оригиналы удостоверяющих Катину личность документов. Объясняю нашу ситуацию, ее диагноз. Долго жует мясистыми губами, будто раздумывая. Он молод как для начальника такого уровня, но имеет какой-то расхлябанный, обрюзгший вид. Толстый, с большим животом, мне он также кажется несколько рассеянным, человеком «не в теме». Похоже, его пристроили на эту должность родственники или друзья, хотя мне-то какая разница.

- А вы ей кто? - вступает, наконец, в диалог со мной.

Я уже говорила это, но терпеливо повторяю. В глазах его зажигается какой-то проблеск любопытства. Он разглядывает меня, и мне не очень нравится этот сальный взгляд.

- Евгения?

- Александровна, - чеканю, устало думая о том, что этот, кажется, тоже ничем не поможет нам.

- К сожалению, лимит заявок на этот год уже исчерпан, - вторит он моим невесёлым мыслям, - могу включить вас в список на следующий год. Но…

Он делает паузу.

- Но?

- Но вряд ли вам будет актуально.

- Это почему?

Петр Венедиктович вздыхает.

- Здесь настолько тяжелые диагнозы, извините, - разводит руками. Я встаю.

- Вы все же включите нас, - произношу глухо, - можно оставить заявление у секретаря?

- Вот в следующем году и оставите.

Какого же лешего ты отнял у меня столько времени, задаюсь я про себя вопросом, сухо прощаясь с ним.

- Евгения Александровна, - тихо окликает он меня уже у двери.

- Да?

- Все, чем я могу помочь вам, - чиновник шуршит бумагами в своем столе. Невольно подхожу ближе, - конечно, я не имею права.. есть один фонд. Не нахожу визитку, запишите.

Достаю ручку, записываю с его слов название и адрес.

- Сходите, пообщайтесь, они иногда помогают. Предупреждаю, не всем. Это международный гуманитарный фонд, не государственный, поэтому официально я вам ничего о нем не говорил! Но там вам могут дать надежду.

- Надежду? - тупо переспрашиваю, глядя на свою только что сделанную запись, - они помогают украинцам лекарствами?

- Нет, они делают операции. В Америке. Бесплатно.

- Бесплатно? - я изумленно таращусь на него, - но как..