- А что потом? – шепчу в ответ. К счастью, проклятая икота заканчивается.

- Потом сдам его интерполу! Я уже это делаю.. Он числится в международном розыске много лет.

Надолго замолкаем. Алекс с вопросом в глазах протягивает мне бутылку. Беру ее ослабевшей рукой, хотя не должна бы! Но сейчас все равно.

Я пью за любовь, втайне от него. За чистую любовь той семнадцатилетней девочки, и за себя сегодняшнюю, проживающую никчемную, неинтересную жизнь. Пью за то, чтобы колесо, в котором давно кручусь белкой, хоть немного замедлилось, а лучше остановилось совсем, дав мне возможность вдохнуть, наконец, настоящей жизни.

Сижу и раздумываю - жалея себя, жалея Алекса. То погружаясь в воспоминания, то заставляя себя встряхнуться и чуть не смеясь от жуткой каши в голове. Мысли гудят в ней роем непослушных пчел! Последняя эмоция – веселье от сравнения.

- Чем занимаешься? - неожиданно спрашивает Алекс.

- А?

- Я смотрю, ты как-то уж очень ушла в себя…

- Да так, - отвечаю весьма уклончиво, с широкой глупой улыбкой на лице, - радуюсь, что все хорошо. Забери-ка бутылку. И больше не давай! Даже если попрошу, окей?

- Окей. Итак! Тебе стало известно, что я женат, только что. Откуда? - он смотрит внимательно, поставив бутыль на тумбочку. Но, тоже широко улыбается мне.

- От верблюда, - хихикаю.

- От верблюда?

- Ну, так у нас говорят, когда информация засекречена, - мне смешно, но стоит сказать, что узнала об этом я от Кати, как он преображается! Вижу ясные, абсолютно трезвые глаза Алекса. А не притворяется ли он, что пьёт? Хотя, бутылка-то почти пуста.

- Я ничего не говорил Кате об этом.

- Ну, а если, - сосредоточенно размышляю, - она что-то на той квартире, в Нью-йорке заметила?

- Исключено. Это квартира организации, перевалочная база для любого агента. Там почти нет моих личных вещей. Думай ещё!

Чешусь. Ерзаю.

- Тогда не знаю, Алекс! Я спросила у нее в письме, но она пока не ответила.

- Так, ясно, - он откидывается на спину, заложив руки за голову, и вперяет взгляд в потолок, - значит Уилл, мать его.

- Уилл?! – туговато соображаю, и очень сейчас, кстати, страдаю от этого.

- Да, - я вот чувствую, что Алекс зол на парня.

- Ну-ну, - зачем-то успокаивающе хлопаю его по руке, и снова смеюсь. На смену икоте неожиданно приходят приступы смеха, которые мне сложно контролировать. Смотрит косо, странно, - не нужно так расстраиваться. Это ж не государственная тайна? А может, расскажешь о жене? Ну, как бы для справки, или для общей информации..

И снова я давлюсь от смеха, ругая себя за это почем зря, а Алекс, вздохнув, поднимается и садится по-турецки. Отодвигает от меня бутылку подальше, которую я ловко пытаюсь схватить с тумбочки. Смотрит печально и строго.

- Тогда мне придётся сделать еще один большой глоточек, - говорит он, уведя ее из-под моего носа в самый последний момент, когда я уже видела ее своей, и нагло делает глоток, - а лучше два!

Смеемся.

- Нам еще по косяку не хватает для полной картины, - выдаю, переведя дыхание после смеха и возвращаясь в свое обычное спокойное состояние.

- Неа, косяк ты не потянешь после виски. Убьет, - на этом подвисает.

- Так что там жена? – напоминаю.

- Давай, лучше, ты первая?

- Это в каком смысле? - неслабо озадачиваюсь.

- Расскажи про мужа, пьяная Женя! - подтрунивает Алекс, усмехаясь.

Раздумываю – обидеться или нет? Не так уж я пьяна. А еще, мне ужасно не хочется ничего рассказывать! Но, таки приходится отозваться скупым обещанием быть второй. Мне слишком интересно послушать про его жену, а он ведь тоже имеет право задавать вопросы.

- Тема для меня, на самом деле, больная, - признается Алекс. Он немного напряжён, я чувствую, - и вместе с тем, как ты сказала, все до смешного просто! Мой брак - это про несбывшиеся надежды. А вообще, никакого брака давно уже нет.

Дальше он опять замолкает. Мне даже приходится потормошить его немного вопросом «И что за надежды?» - в ответ смотрит до жути пронзительно. Почему-то смущаюсь. В свою очередь, изображаю сочувствие на лице, которого на самом деле не испытываю.

- Надежда на любовь оказалась химерой, и вот это было больнее всего, - несколько пафосно произносит Алекс, и отдирает одним движением этикетку с бутылки. О, символично!

- Ну, а конкретнее? – требую конкретики. И, так как язык мой чуть-чуть заплетается, произношу медленно и со значением, - ты Толстого читал?

- Кого?

- Лев Николаевич Толстой, - объясняю подробнее, чтобы он все понял, как следует, - «Анна Каренина» - вот очень хорошее произведение, рекомендую. Но, конечно, оно больше для тех, кому за тридцать - как раз для тебя! Итак.. Ага. На чем я остановилась? Толстой писал в нем, что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Теперь скажи-ка, почему ты был несчастлив в этом браке? И любил ли ты вообще?

- А ты сама-то любила? - задиристо отвечает он, терпеливо дослушав мой спич до конца, не перебивая. Но со сложным, надо сказать, выражением лица, - нет, не любил. В принципе, это все!

Дальше разговор несколько стопорится. Пока Алекс не произносит, интимно привалившись ко мне:

- Ну, а теперь ты.

Отодвигаюсь, вдруг обращая внимание на то, что мы до сих пор лежим в одной кровати! Это ненормальная ситуация, определённо.

- Я?! Да ведь мы ещё с тобой не закончили. Женился-то тогда зачем? Если без любви.

- Затем, что, - он смотрит куда-то в область моей шеи и ключиц, и от этого почему-то мурашки по коже волнами, - доходило долго.

С тоской ощущаю уже подступающий, новый приступ неконтролируемого смеха. Однозначно, несколько последних глоточков виски были лишними.

- Вообще-то, не смешно.

- Да и мне тоже, - вздыхаю, на удивление, легко сумев справиться с собой. В этот раз, - аналогично. И я думала, любовь. Ан нет! Такая история.

- Никакая это не история! Всего пару слов? Очень мало. Так нечестно.. как ты говоришь – конкретнее, – хищно требует, вновь тесно приваливаясь ко мне и буравя взглядом.

- Но тогда и ты, - слабо протестую.

- Договорились! – отвечает решительно, и даже без пауз, - знаешь, у моей жены есть всего один недостаток, но важный для меня, и который перечеркнул все. Если хочешь интимных подробностей - будь готова и к моим интимным вопросам, на которые я тоже захочу ответ, - добавляет с таинственным видом.

Меня распирает от любопытства, да, но, поразмыслив немного, понимаю, что не хочу рассказывать от слова совсем что-то сокровенное о своем браке с Гришей. Алекс ждет реакции. И, не дождавшись, усмехается, со странным, лихорадочным блеском в глазах:

- Ага, так я и думал! Ну ладно. Есть ещё кое-что.. Мы с ней пережили трагедию. Потеряли неродившегося ребёнка.. Забеременеть - это было ее идеей-фикс, одержимостью, но стало в итоге лакмусовой бумажкой для нашего брака. Все проблемы в тот момент оголились, обнажив до самого нутра нас обоих. Мы увидели, оба, что слишком разные, и разного хотим от жизни. Я не оправдываю себя, наоборот - сожалею о многом, но мне не нужен этот человек, Женя. Это точно.

Он замолкает, а я округляю глаза, переваривая услышанное. Испытываю к нему, и к ней самое искреннее сочувствие! К ней даже больше.

- А.. на каком сроке? - задаю этот не самый умный вопрос. В конце концов, разве сей факт имеет какое-то значение?

- На каком-то раннем, не скажу точнее, - отзывается Алекс устало, - я не успел ничего почувствовать, для нее же это стало концом света.. Очень скоро ее депрессия по поводу потери, и маниакальное желание попробовать снова, стали сводить меня с ума. Я не смог попросить развод, на фоне этих вечных разговоров о любви, на фоне слез.. Ушёл с головой в работу, сутками не бывая дома. Наш дом превратился для меня в тюрьму. На самом деле, я понимаю, что просто не любил ее! Жить вместе и дальше, мучая друг друга, не имело никакого смысла.. Женевьева, почуяв неладное, приняла решение вернуться туда, откуда родом, это в Йоркшире. Она уже почувствовала неизбежность развода, и только расставание, как будто бы временное - чтобы прийти в себя, стало поводом отсрочить наш развод.