Всем, кого защищал Роман Леонидович, очень повезло.

Я сидела на мягком сидении, в тепле и уюте, с зашторенными наглухо шторками, где никто меня не беспокоил, хотя буквально час назад я готова была сама идти под солнечные лучи.

Верила ли я до конца в свою невиновность?

Нет. Мои руки все еще дрожали от пережитого шока, а перед глазами стояло перекошенное от ненависти лицо полковника Луговой. Люди не ненавидят настолько без причины.

Дабы отвлечься, я потянулась к планшету и зависла.

Мою сумку и планшет нам торжественно вручили на выходе из здания.

К моему огромному сожалению, место трагедии еще никто не убирал. Куда бы я не посмотрела — так и плясали эти ужасные темные пятна.

Это были не просто лужи крови. В памяти красными вспышками одно за одним всплывали воспоминания.

Вагнер, обожженный, полуразложившийся, на моей кухне. Запах паленого мяса и жижа, что состояла из остатков плоти вампира, крови и его испражнений. Отвратительное месиво выворачивающее желудок. Он был так беспомощен в тот момент, а я была слишком сильно напугана и сосредоточена.

Понимала ли я, что ему на самом деле больно? Да, тогда казалось, что да.

Но сегодня…

Понимали ли они, что мне — больно?

Вампиры всегда были очень понятными, разложенными по полочкам существами. Мне всегда казалось, что я вижу их сильными и мощными существами, осознаю всю их суть, но сейчас я сама сидела в такси и тряслась от страха и боли от пережитого.

Была ли я вампиром? Вряд ли. Но и человеком я больше не была.

И тем не менее, несмотря на это, я продолжала чувствовать. Да, это было как-то иначе. Какие-то мелочи перестали меня интересовать, а в голове прояснилось, но глобально мои чувства не изменились.

Только мысль о том, что я стала убийцей, доводила меня до трясучки.

Меня возненавидели когда-то близкие, но все равно достаточно чужие для меня люди. Потому что я — другая. Потому что я сделала что-то воистину ужасное.

Новое уведомление на смартфоне Романа Леонидоваича осветило его лицо, а он быстро запечатал. Мой адвокат, мой защитник. Который укутал меня в пиджак и выхватил из лап ненависти в покой. Да, ему не под силу было забрать у меня саморазрушение, но…

Опять это чертово но.

Слишком громкое, чтобы о нем не думать.

В попытках убежать от навязчивой мысли, посмотрела в окно и приоткрыла шторку, позволив не яркому вечернему солнцу коснуться моего лица. Меня оно все еще не обжигало.

Но…

Водитель резко нажал на тормоз и извинился за маневр вежливо и сдержанно.

— Сима Андреевна, вы в порядке? — вежливо и с участием поинтересовался Роман Леонидович, заботливо поправляя пиджак на моих плечах.

Я кивнула и вновь отвернулась к окну. Он не оставил мне шанса бежать дальше. “Но” было слишком большим и весомым.

Я убила вампира. Двух человек. И одного покалечила. Но Роман Леонидович видел во мне лишь обманутого “гражданина”, которому требуется защита, Ему было плевать и на то, кто я, и на то, чем я занималась. И даже на его гонорар. Роман Леонидович был предоставлен мне государством. Своей искренностью он срывал все оковы и заставлял меня ощущать чувство вины еще большее, чем за совершенное преступление.

Я снова видела тот самый новый год. Я видела родителей, лежащих на полу и лицо Вагнера, что было полностью покрыто черными венами и кровью моих родителей. Я видела его так четко, словно стоит одернуть шторку посильнее и он нападет на меня.

У Вагнера не было Романа Леонидовича, что заботливо приобнял бы его и защитил от всех. У него не было того, кто сказал бы, что он не виновен. У Вагнера не было никого, кто бы за него боролся и бился за его невиновность. У Вагнера был Самсон, но тот лишь говорил, что тот сделал все правильно. Вряд ли это могло помочь справиться с чувством вины.

Вряд ли у Вагнера был хоть кто-то.

Хотя.

У Вагнера не было никого. Даже меня не было. Даже тогда, когда мы были вместе. Я воспринимала его либо человеком, которым он не являлся, либо чудовищем, которым он перестал быть. Вагнер не был виновен в смерти моих родителей никогда, но все время винил и продолжал винить себя за сделанное. Он постоянно просил прощения, хотя ему было и не за что.

Разве я любила его по-настоящему? Если бы человеку с автоматом внушили бы расстрелять всю мою семью — я бы плакала, кричала, но никогда бы не назвала его чудовищем. Я бы поверила. Я бы поняла, что это так.

Я обвинила Вагнера без суда и следствия. Даже без возможности объясниться. Я не захотела его слушать при малейшем отклонении от образа в своей голове. Разве так любят? Разве так поступают люди?

Я была более виновна, чем он.

А еще было предельно понятно, что людям, видевшим сегодня все произошедшее, я не смогу объяснить этого никогда. Если уж я, глубоко влюбленная в Вагнера, не поверила ему а с легкостью приняла, что он просто зверь, то о чем можно было говорить про всех остальных?

Но было кое-что важнее, чем то, что подумают все вокруг. Даже гораздо важнее, чем то, что произойдет со мной дальше.

Вагнер много лет винил себя за произошедшее и так и не смог простить.

Я должна была разобраться. Преодолеть себя, получить отсрочку и довести дело до конца.

Потому что люди должны жить и не быть инструментами в играх вампиров.

Потому что вампиры должны жить и не быть инструментами в играх людей.

Потому что мы — две расы, что уже давным давно должны были найти путь симбиоза и взаимопомощи, а не вражды.

Потому что для себя я сегодня убила трех “граждан”. Людей, вампиров, существ — это не имело значение. Все мое кладбище на заднем дворе стало весомым.

Не Вагнер был убийцей.

Им была я.

— Мне бы, — Роман Леонидович протянул бутылку воды, что была у него наготове кажется в дипломате с похоже “невидимым расширением”, — нет, спасибо. Мне бы посмотреть запись с камер.

— Я не думаю, что это хорошая идея, Сима Андреевна, — Роман Леонидович заблокировал телефон и отбросив его в сторону, внимательно посмотрел на меня, — по крайней мере пока вы не стабильны.

— Я в порядке, — мгновенно ответила я, — Роман Леонидович, когда я буду в стабильном состоянии — может быть поздно.

— Пусть сначала определяться с обвинениями, — начал было Роман Леонидович, тут же потянувшись к лысине, но, увидев мой спокойный взгляд, осекся, — Сима Андреевна, вы рано…

— Меня убьют, — я зажмурилась, справляясь с эмоциями.

Ком поднялся в горло и заглушил все попытки сказать хотя бы слово. В голове это звучало гораздо круче. И проще. Я все еще была человеком. В какой-то доле я никогда и не перестану им быть — в этом я была уверена. Очень просто логически рассуждать, что тебя не будет, как единицы.

Очень сложно говорить все, пропуская через себя.

Я смахнула не прошенные слезы.

— Вы купите нам время, Роман Леонидович. Я уверена — даже больше, чем я могу рассчитывать в данной ситуации. Но давайте серьезно. Я сожрала вампира, убила двух человек, отправила в кому третьего — и это только за сегодня. Чтобы мной не двигало, я успела нарушить еще кучку вампирских законов, чему есть свидетели. Я не обращалась к царю, как положено, меня подозревали в серии убийств вампиров, я отказалась помочь вампиру и хотела его убить. Даже если меня что-то заставило сделать все описанное мной, то доказать это будет слишком сложно. Никто не делал мне анализ крови, а если бы сделали — скорость регенерации и чужая кровь в организме давно это вымыли. И после этого, если меня оправдают — я на прицеле ПМВ. Для них меня не оправдает ничего. Если вампиры меня не сожгут на солнце, для ПМВ я — цель номер один. Человеческая полиция даже не успеет меня задержать — я уже буду гнить в какой-то канаве. Потому что неизвестное в ПМВ привыкли не изучать — неизвестное привыкли уничтожать.

— У вас достаточно сильный покровитель, — начал рассуждать Роман Леонидович, а я отрицательно помахала головой.

Интересно, так же чувствовал себя отец, когда понял, что все? Маневров больше не было. А Самсон? Он понимал, к чему ведет его кривая?