— Слушай, я говорила, все не так просто, как кажется. Да и в той “ситуации” и здоровому человеку было бы мало приятного.

Комната расплывалась перед глазами. Вместо нее я видела лишь пыль, что застилала все вокруг. Чувствовала жуткое жжение внутри, скрежет век. И жуткую жажду.

— Я старался все сделать быстро, а не приятно…

Его тело, прижимающее меня к полу. Вжимающее в эту пыль и грязь. Клыки, скользящие по коже. И желание его убить прямо сейчас, чтобы все это больше никогда не повторилось.

— Перестань! — крикнула я, а Вагнер осекся, недоуменно глядя на меня, — Пожалуйста, давай не сейчас, — уже спокойнее сказала я, — Мы обо всем поговорим потом, хорошо?

Я не рассчитывала на то, что он поймет. Сейчас гораздо важнее было просто остаться в сознании. Но все равно, когда я оказалась на лопатках, взвизгнула от неожиданности.

Вагнер нависал надо мной, глядя мне в глаза. Он не делал ничего — его руки не касались меня, его ноги стояли по разные стороны от моих. Только смотрел. Но я все равно едва дышала не в силах пошевелить и пальцем.

— Ты после этого так стала меня бояться? — спросил Вагнер а я недоуменно захлопала глазами, — Послушай, мне казалось, что мы вместе тогда поняли, что другого выхода нет. Я не насиловал тебя — мы договорились, что так нужно.

Его присутствие душило. Взгляд, тело, которое ощущалось даже на расстоянии. Нет, я больше не видела его, стоящим в крови над телами моих родителей. Но это не мешало мне помнить его суть и природу. Опасаться, осторожничать.

Но бояться? Нет, понятно, дурак тот, что не обращает внимание на вампиров, но я же знала правду — Вагнер меня не убьет никогда.

Я снова смотрела своему страху в глаза. Я не узнавала его, но видела. И это было очень странно. Потому что, как и Самсон в отражении, этот страх привлекал и манил к себе мой скользящий по границе сна разум.

Я помнила про наши дни с Вагнером разное. И хорошее, и плохое. Я точно знала, что чувствовала к нему тогда и чего не чувствовала сейчас.

Но иногда клин выбивает только клином.

Я не могла проверить, прав Вагнер или нет, как-то иначе.

— Не шевелись, — прошептала я и, подавшись вперед, нашла губами его губы.

От моего легкого прикосновения Вагнер немедленно подался навстречу.

— Не шевелись, — повторила я, уперевшись ладонью в грудь Вагнера.

Вампир послушался и лишь немного приоткрыл рот. Шершавые губы Вагнера, местами покрытые грубой запекшейся кровью, показались чем-то особенно хрупким. Твердые и жесткие, они были одновременно и знакомы и давно забыты мной. Поцелуй вышел осторожным, почти детским. Мне не хотелось его дразнить и тем более заходить дальше. Мне хотелось только попробовать.

Ведь слишком понятно — я менялась. Что-то внутри терпело изменения, а непонятный, иррациональный страх удерживал меня в стороне от сильного союзника. Вагнер был мне нужен. И если он был прав — разрушить эту стену, убрать слабость, стоило любой ценой.

Все оказалось не так плохо, как я рассчитывала. Да, после всех испытаний и долгой дороги, хотя я и старалась в поезде привести Вагнера в порядок, вампир не источал привлекательных ароматов. Будь все всерьез — я бы сейчас точно предложила бы ему переместиться в душ. Но в текущий момент так было даже лучше — в тот самый раз мы оба были примерно в таком же состоянии. Тогда меня это ужасало. Только от одной мысли тошнило. Сейчас же ничего, кроме легкого дискомфорта я не ощущала. Язык вампира сплелся с моим, а я приподнялась на локтях, обнимая Вагнера за шею.

Пока Вагнер не двигался, а мои глаза были закрыты, я, к своему удивлению, кажется даже получала удовольствие. Конечно, не такое, что здесь и сейчас хотелось сорвать с него одежду, а что-то родом из подросткового времени. Когда еще толком не умеешь целоваться, мальчики все — слюнявые и противные, но вот вы стоите где-то в подъезде обнявшись и изучаете друг друга. Вы слегка возбуждены, а до слюно и потоотделения партнера как-то и дела нет. Вам интересен сам процесс и то, как вы прислушиваетесь к себе. И от этого вам хорошо.

Руки Вагнера едва скользнули по моим рукам. Я не успела и пискнуть, как оказалась сверху на вампире, плотно прижатая к его паху.

От резкой смены положения я замерла, уставившись прямо на вампира. Он все еще был лениво-спокоен. Излучаемая им уверенность никуда не делась — никакой ложной излишней осторожности, никаких робких движений. Это было даже странно, ведь в конце концов волновалась даже я. Вагнер же, несмотря на то, что нарушил правило, дышал тихо, медленно поглаживая меня чуть выше локтя.

Для него происходящее выглядело логичным и закономерным. Ведь я так и не постаралась ничего ему объяснить, да и сейчас не планировала. Для Вагнера прошедшие годы не изменили ничего. Все, что произошло с ним, умещалось в его летоисчислении в небольшую неприятность, где сначала нужно было от меня скрывать убийство родителей, потом попытаться завоевать мое доверие заново и заслужить прощение. Он не был удивлен, когда я его поцеловала — он ждал этого. Пожалуй он бы удивился, если бы этого не происходило.

Но он был внимателен, за что я была крайне ему благодарна. Он не делал ничего вперед меня, он не торопился и не лез на рожон. То ли от усталости, то ли от того, что не мог очевидно прочитать мои реакции.

И почему я не могла просто с ним поговорить? Может быть потому, что сама не очень понимала, кто есть я теперь?

— Schatz, мне нравится эта игра, — почти прошептал вампир мне, — но сейчас я просто не могу долго стоять в таком положении.

Он устал. Синюшный цвет кожных покровов говорил сам за себя. Но секс для вампира практически та же еда — удовлетворяет инстинкт охотника и отдаляет наступление настоящей жажды.

Только я вот как-то не планировала помогать Вагнеру восстанавливаться таким образом.

— Это не игра, — заворочалась я в попытках выбраться из ставших крепкими объятий вампира, — это эксперимент. Отпускай.

— Ну конечно, — засмеялся Вагнер, ослабляя хватку, — я и забыл, что ты у меня исследователь.

Я упала на подушку и замерла. Исследователь. Ученый. Именно им я хотела быть, когда вступала в ряды ПМВ. Как папа. Я не хотела никого убивать тогда, не собиралась вредить. Все, чего я хотела — найти ключ к миру между людьми и вампирами.

Насколько такой мир на самом деле мог быть выгоден Самсону? Я всегда привыкла думать о нем как о психе и убийце, что веками проливал кровь. Единственное, что в нем я принимала за светлое — это его привязанность к Вагнеру.

Но я всегда думала о нем, как человек. Со своей точки зрения и ракурса. Я на самом деле никогда близко не подпускала к себе мысли Самсона.

И упустила самое важное.

Перед глазами стоял маленький рожденный вампир, лет шести.

Шестилетний мальчик, родившийся еще до смерти Самсона.

Самсон создал себе личного царя. Настоящего царя вампиров. Он же его вывел чуть ли не лабораторным путем, добравшись аж до самой царской семьи. Он мог выбрать любую правящую семью по всему миру — но остановился на этой. Он изучал столетиями, присматривался, собирал информацию, налаживал связи. А до этого, наверняка, Самсон поставил ни один эксперимент, прежде, чем провернуть этот план.

Я смотрела на значок короны на загоревшемся экране планшета.

Великобритания? Франция? Германия?

Африка?

Сколько еще Самсон создал таких, как Вагнер?

Сколько потенциальных наследников на свой вампирский престол он сотворил?

Зачем ему понадобился новый эксперимент?

Капля крови на экране планшета сияла все ярче, вызывая самые странные воспоминания. Те, к которым не хотелось возвращаться никогда и не при каких обстоятельствах, но было нужно. Перед глазами было темно, а в груди ледяными оковами сковал легкие страх.

Казалось, что я даже дышала с изморозью.

Его голос все еще был очень далеко, но я слышала его. Он всегда жил в моей голове и никогда не исчезал оттуда. Самсон словно пропитал все мое существо, растворившись в каждой клеточке тела. Я чувствовала его, я дышала им. Каждым словом, каждым граммом боли и ненависти, что родились тогда.