Словно могло быть еще больнее.

Только бы не думать, что он сейчас чувствует.

— Человек бы умер от болевого шока, но мы оба с тобой живы, — сказала я, словно тишина могла его убить, — вот придешь в себя, я тебе расскажу, до чего додумалась.

Как хорошо, что вампир не мог захлебнуться. Я молилась всем богам, чтобы хлорка попала… куда? От желудка скорее всего не осталось уже ничего, как и от всей гладкой мускулатуры внутри. Но он же вампир в конце концов. Значит через что-то это может проникнуть в кровь?

— Помнишь же, что Самсон выжил после того, как практически осушил меня? — тараторила я, убирая пустую бутылку, — А ты гораздо сильнее его. Он же боялся тебя, если разобраться.

Подскочив на ноги, я вышвырнула на пол пакеты с кровью. Пять штук. Хоть что-то. Вскрыв один зубами, я перевернула его в рот Вагнера.

Мне показалось, или вот сейчас что-то в районе горла дернулось? Наклонившись ниже, я пристально вглядывалась в то место, где была шея вампира. Не показалось. Странное движение произошло снова.

У меня была анатомия, конечно, но не такая подробная.

Снова движение. Да, похоже вампир все же глотал кровь.

— Молодец, — прошептала я, — давай, давай, пей. Тут, конечно, не так много, но я достану больше чуть позже. Когда ты перестанешь выглядеть, будто тебя в кислоту уронили, — шмыгнула я носом, — ты же красивый, очень, знаешь об этом, да? Дашка на тебя слюнями изошла. Да вон даже та вампирша, как ее, не помню. Не важно. Да и не только она. Они все же смотрят на тебя с благоговением каким-то. Ну и страхом, конечно, но у кого идеальные политики. Хоть в одного пальцем мне ткни. Ничего, ты научишься, я точно знаю, — я умолкла на секунду чтобы подхватить новый пакет.

Мне показалось, или были какие-то изменения? Хотя я себя обманывала, какие тут могли быть движения. Разорвав новый пакет, я снова опрокинула его, внимательно наблюдая за лицом вампира. Под этой коркой ничего не разобрать.

Стоп. Коркой?

Даже у меня не шее недавно пульсирующая кровь все еще стекала по коже, а на лице вампира наметилась подсохшая коричневая пленка. Прикусив губу, я все же потянулась, чтобы пощупать ее. Да, внутри все еще было мягко, но на пальце осталось шершавое ощущение сухости. Я быстро одернула руку, чтобы не причинять Вагнеру большей боли. Кажется, первый кризис миновал.

— У тебя получается, — прошептала я, устало опустив плечи, — у тебя все получается.

Несмотря ни на что, глаза слипались, а я то и дело проваливалась в сон. Спина ныла, стоило мне попробовать подняться с пола, но я уже перестала обращать на нее внимание. Плотно закрытое одеялом окно не пропускало свет в кухню, а по часам на стене очень сложно было понять, сколько времени прошло. Кровь кончилась очень быстро, а на сколько я отключалась невозможно выяснить.

Я не помнила, сколько было времени, когда мир начал проваливаться во тьму.

— Знаешь, — я вздрогнула от того, как громко прозвучал мой голос в полной тишине, — я сейчас часто копаюсь в своих воспоминаниях. Во всех, которые ты мне вернул, В тех, которые вернулись ко мне после смерти Самсона.

Я взглянула на Вагнера, но значительных изменений не было. Я была уверена только в том, что он меня слышал. А значит нужно что-то говорить. Я не понимала, почему начала именно этот разговор. Быть может, мне нужен был слушатель, который действительно мог понять. Который знал вампира, что изменил наши жизни.

А может быть я просто устала.

— Первый раз это было странно, — усмехнулась я своим мыслям, — вспомнить, когда я на самом деле встретила вас двоих первый раз. Ты знаешь, что у людей есть представление, больше легенда, что когда встретишь вампира — сразу поймешь? По его некой темной ауре, что окружает его. Словно загубленные им души предупреждают живых об опасности? Всю жизнь считала, что это полный бред. Нет, конечно, когда работаешь с вами, изучаешь, то со временем начинаешь более менее определять, вампир ли перед тобой. Больше по движениям тела. Чем опытнее, чем взрослее вампир, тем он более плавный, осторожный. Незаметный, как хищник, что уже ни один раз загонял свою жертву. Смертельная грациозность, подавляющая уверенность. Это, кстати, очень хорошо объясняет и то, почему вы так легко очаровываете людей. Исходящая от вас сила и мощь, — я сжала губы и закрыла глаза, пытаясь сформулировать мысль, — она поражает. Но когда ко мне вернулись воспоминания… Ты можешь мне не верить, но с самой первой встречи, в моем детстве, там, на рынке, я знала, кто такой Самсон.

Тяжелое, давящее чувство сковало горло, а мне пришлось несколько раз быстро моргнуть, чтобы не позволить так часто звучащему имени вампира утащить меня в обитель собственных страхов. Недавно тщательно вымытый мною пол снова был покрыт кровавой крошкой, что видимо осыпалась с моих волос и тела, а местами ржавыми разводами. Да, неплохо бы самой помыться, но выйти из кухни на долго я не могла себе позволить.

Почему-то мне казалось, что стоит переступить порог и задержаться на одну секунду, как обратно можно будет не возвращаться.

— Нет, конечно, я тогда не понимала, что это значит, но вот эта аура. Он смотрел, а сквозь него словно кричал каждый убитый им человек. Безумный холод, который сковывал все изнутри, добираясь до кончиков волос. Он был словно самой смертью. Да, это странно так думать сейчас, но если вернуться снова, в тот день… Меня будто предупреждали, что сделает этот пугающий взрослый с моей жизнью. И дальше, куда не посмотри, каждый день, когда я его видела — всегда хотелось спрятаться и убежать. А я, дура, принимала это за слабость. Если честно, я до сих пор не понимаю, как ты смог силой своего внушения убить во мне этот животный первобытный страх перед ним.

Осторожно потянувшись, я поднялась на ноги, шаркая к чайнику.

— Я не знаю, почему сейчас это тебе рассказываю, честно. Но мне так будто легче. Надеюсь, что и тебе тоже, — вытащив кружку, я засыпала сахар, от рассеянности просыпая его, — да и ты не все знаешь. В тот день, когда я попросила тебя стереть мне память, это было не совсем мое желание, Вагнер. Самсон пришел ко мне. Не я сама нашла в архивах факт о смерти своих родителей. Мне на порог за пару часов до твоего прихода принес их Самсон. И выманил меня из квартиры. Знаешь, в чем был он искусен? Хотя ты знаешь, точно. Сила его внушения была совсем не в том, чтобы переписать твою память с нуля, заставить что-то сделать. Нет. Он находил в тебе зерно сомнений и взращивал его. Извращал, доводил до максимума. Поэтому это внушение было так сложно заметить, — я смотрела на горящую лампочку на чайнике и сжимала столешницу, — я бы простила тебя тогда. В тот момент, когда я держала в руках папку, я помню, что простила тебя.

Чайник упорно не закипал, а собственные слова будто решили меня дара речи. Когда думаешь про себя, это не звучит вот так. Так громко, так эгоистично.

— Я догадалась. Тогда я догадалась обо всем, но это стало не важно. Самсон воззвал к тому, что ему было нужно и отодвинул проблемы всего мира на задний план, выведя вперед меня. У меня до сих пор стынет кровь в жилах, когда я понимаю, что пока я сидела с тобой на полу и просила стереть мне память, я уже тогда знала, кто такой Самсон. И наплевала на это. Я послала весь мир подальше из-за боли, которую испытала еще в детстве. Все дорогие мне люди, многие другие. Весь этот ужас и кошмар. Я все могла прекратить в ту ночь, если бы у Самсона не было, что во мне взращивать. Если бы я не была конченой эгоисткой, Вагнер. Если бы я не стала мыслить, как вы, он бы не смог, — пар вырвался из чайного носика, каплями оседая на поверхности кухонного шкафчика.

Слез не было. Будто вся влага вышла, словно из этого чайника, за столько лет.

— Я ненавижу тебя не потому что ты убил моих родителей, Вагнер. И даже не за то, что ваши игры сделали со мной. В конце концов это и есть ваша суть — движение к цели. Мои родители, — кипяток брызнул мне на руку, и я отвлеклась, быстро запихнув руку под кран с ледяной водой, — ведь если задуматься, именно их смерть придала смысл их жизни. Даже мой неродившийся братик. Я храню их в своих воспоминания, в ПМВ их помнит каждый, кто даже не знал. Словно только смерть определяет, а насколько же ценна была твоя жизнь. Не любовь. Страх, боль, смерть и ненависть. Вот что заставляет нас жить вечно, Вагнер. Я вижу Самсона повсюду. Я вижу его каждый раз, когда смотрю в зеркало. Потому что я никогда не смогу отпустить этот ужас. Потому что он увековечил себя внутри всех нас тем ужасом, что творил веками. Да, он мертв и больше никому не сможет причинить боли, но разве это настолько важно? Сколько вампиров восстанет под флагом с его именем? Самсон. Даже умерев, он продолжит нести смерть. Поэтому, Вагнер, я ненавижу тебя за другое. Я ненавижу тебя за то, что среди сотней возможностей убить меня, ты не использовал ни одну из них. Ведь тогда в этом бессмысленном существовании появился хоть какой-то смысл.