Когда тень Леопольда мелькнула в дверном проеме я почувствовала далекий укол сожаления. Но с другой стороны — ему же безопаснее держаться от меня подальше. Тянущая тоска собралась в сердце, а я закрыла глаза и позволила себе просто пить, старательно абстрагируясь от того, кто сейчас был настолько близок ко мне.

— То есть теперь ты помогаешь кровососу? — процедил Мишка, а я посмотрела на с любопытством заглянувшего на кухню Петьку.

— Тише, — пресекла я так и грозящий вырваться из друга поток ругани, — ты прекрасно понимаешь, что они просто так не отстанут. Да и не по человечески это как-то, — пожала плечами я под жуткий Мишин смешок.

— А с каких это пор тебя волнует человечность? — сказал Миша, а я резко поднялась на ноги, опираясь на стол, — Что, Кузнечик? Попрыгать захотелось, соскучилась по мертвецу?

Мое лицо было так близко от его, что я в мельчайших подробностях могла его разглядеть. Широкий нос картошкой усыпанный широкими порами, а на лбу и в уголках глаз борозды морщин. Он был старше меня чуть больше десяти лет, но отпечаток прошлого похоже виден на нем даже больше, чем на мне. Боль в затуманенных болотных глазах виднелась бликами ярости на расширенных зрачках. Широкая сетка сосудов и мутная поверхность глазного яблока напоминали о пристрастии Миши к бутылке. Пристрастие, которое смогло победить лишь то, что под внушением вампира Мишка убил свою жену.

Я помнила это прямо, как сейчас. Коридор в кровавых следах, и его, исхудавшего, в тельняшке на голое тело и с протянутыми ко мне руками.

Это не я.

— Ты мог вместе с детьми оказаться на улице, — сказала я, тыча пальцем в его грудь, — нет, без них. Если бы не моя, так несвойственная мне по твоим словам, человечность. Не тебе, скотина неблагодарная, рассказывать мне…

— Сима! — охнула Маринка, упираясь ладонью мне в грудь, — Симочка, ты не в себе, он не в себя, успоко…

— О, отлично, подпевала подоспела! — Мишка отпрянул от стола, сгребая ладонью волосы, — А хотя чего от тебя было ждать, сама на кровососов загляды…

— Заткнись, сука! — рявкнула я, резко подаваясь вперед.

Как стол отлетел в сторону, я и не поняла, просто в следующую секунду я держала Мишку за горло, прижимая его к стене, а солнечный свет обжигал мне лицо. Маринка охнула. Боковым зрением я заметила, как она осел на пол, но ярость застилала мне глаза.

Огромную часть жизни я терпела нападки от других, что пытаясь выстроить мирные взаимоотношения с вампирами. Каждый второй встречный вел себя, как Мишка. Потому что не понимали. ПМВ был на линии огня в прямом смысле. С обеих сторон. Нас ненавидели вампиры и презирали люди. Проблемы с согласованием бюджетов на мой исследовательский проект, перебои с поставками донорской крови для Вагнера или замена ее на животную. Я все терпела, потому что считала, что делаю что-то очень правильное.

Пока мои пересуды меня же и не располовинили. Не на “за” и “против” фигурально. На “верх” и “низ” буквально.

И все те великие люди, человечные дальше некуда, вдруг превратились либо в тех, кто хочет из меня вытащить максимум о том дне, или в равнодушных, что с презрениям фырками, обвиняя меня саму в случившимся.

И я была с ними согласна. Я ненавидела себя саму за каждый шаг, что сделала в сторону установления связи между вампирами и людьми до того самого дня, когда Вагнер не заключил мир. Тут появилась метка “все не зря”, но перестала ли я сжирать себя за это? За собственную глупость, наивность и непредусмотрительность? За то, что доверилась тому, с кем разговаривать стоит только заточив его в цепи и завязав в глаза.

Судя по тому, как сейчас я сжимала горло Мише, что был абсолютно прав, хоть и обидными словами обвиняя меня в тупости и наивности снова, — нет. Не перестала.

То, от чего так долго лечил меня Леопольд, словно впиталось в меня вместе с концентратом 47 и кровью вампира.

Словно всегда была только одна Сима. Ненавидящая и презирающая саму себя.

— Папа? — робкий голос Ниночки прошелся электрическим зарядом по мне и отразился в тут же осунувшемся лице Мишки, — Кузнечик?

— Все хорошо, — я осторожно подняла руки, помогая Мише поправить сбившийся ворот, больше суетясь, чем на самом деле участвуя в процессе, — мы просто играли.

— Боролись, — поддакнул мне Миша, дружески хлопая по плечу, — ну ты знаешь, дурачились.

Ниночка внимательно осмотрела нас, медленно переводя взгляд на Марину. Та потирала ушибленный затылок, улыбаясь сквозь слезы. Мишка дернулся вперед, а я удержала его за руку. Раз уж начали играть, то до конца стой, дуралей. Все хороши. Она тоже дура, кто под танк лезет.

— Я не маленькая, — серьезно сказала Ниночка, глядя прямо в глаза отцу, — ты снова делаешь это?

В глотке мгновенно пересохло, а я встала перед Мишей, тут же усаживаясь на колени. Ниночка посмотрела мне в глаза, а я вытянула руку вперед, подхватывая ее ладонь.

— Твой папа не такой, — твердо сказала я, — он не обижал Марину, ясно? А если бы обижал — я бы выбила им окно.

— Тогда что произошло? — требовательно повторила Ниночка скрестив руки на груди.

— Нин, — начал было Миша, а я подняла руку, призывая молчать.

— Кузнечик? — детский голос Ниночки звучал решительно, а я медленно выдохнула, подбирая слова.

— Мы поссорились. Я напала на твоего папу. Но мы уже помирились, — отчеканила я под пронизывающим меня взглядом.

— Так, Нинок, не слушай ее…

— Я поняла, — кивнула Ниночка, рассматривая мои пальцы, — тебе нужно лечиться, да?

Да. Мне очень нужно помещение, где будут мягкие стены, смирительные рубашки и лошадиные дозы транквилизатора для успокоения. А еще разноцветные таблеточки, от которых последнее сознание растекается по черепу, исчезая навсегда в туманном облаке небытия. Мне очень нужно.

Но я не хочу окончательно потерять себя.

— Кузнечику просто нужно отдохнуть, мы оба вспылили, — как можно мягке сказал Мишка, а я благодарно ему кивнула, — Марин, ты в порядке? Пойдешь к нам на чай?

Гости, больше напоминающие соседей, собрались быстро и без лишних разглагольствований. Где-то между делом я успела молчаливо попросить прощения у Мишки, осторожно пожав его за предплечье. И судя по ответной реакции — он меня простил. Мишка прекрасно понимал причины моей реакции, как и я его.

Конечно это не значит, что он одобряет. И скорее всего мы еще не раз поругаемся, но пока зыбкий мир снова восстановлен, хотя бы здесь я могу выдохнуть.

Не на долго.

Весь мой Мир стал таким. Я не выношу вампиров, но мне и люди особо не нравятся. Есть пара человек, но и те постоянно шагают со мной на грани. Всех родных уже давно нет в живых, а те, кто мне дороги, находятся в постоянной опасности.

Да и лучше было бы, если бы мы разругались с Мишкой. По крайней мере я была бы уверена, что детям ничего не грозит. Скрип двери и звук аккуратно поставленных ботинок лишь подтвердили мои мысли. Сцепив пальцы в замок, я уставилась в одну точку перед собой. Сидя на стуле мест, куда можно было смотреть, не натыкаясь взглядом на вампира, не так уж и много. Я смотрю прямо на свои побелевшие пальцы, заслоняя прядями волос лицо.

— Что с настроением? — усмехается Вагнер, а я разминаю затекшие пальцы.

— Материалы принес? — возвращаю вопрос я, смахивая несуществующие крошки перед собой.

Вместо ответа, Вагнер отодвинул стул напротив, не давая и шанса смотреть хоть куда-то, не натыкаясь на него. Положив планшет на стол, он двигает его ко мне. Подхватив гаджет, я тяну, но ладонь Вагнера держит крепко, заставляя меня смотреть ему в глаза. Поморщившись, я снова дергаю, но он не уступает, кажется начиная получать от этой маленькой игры удовольствие.

— Ты ответишь? — спокойно спрашивает он, а я убираю руку, складывая ладони на коленях.

— Это приказ?

— Schatz, ну ты же умная девочка, знаешь, что так у нас ничего не получится, — протягивает Вагнер, отпуская планшет, — что тебя взбесило? Я не хотел нападать на твоего “кошачьего”, честно, — усмехается Вагнер, а я с силой смаргиваю бегающие пятна надвигающейся ярости перед глазами, — хотя вру. Хотел. А вот ты сейчас хорошенько мне врезала бы, но ты же не вступаешь в бой, который проиграешь.