– Ох, милая, ты все еще холодная. Тебе стоить погреться у камина, а лучше покушать и поспать, – вновь засуетилась мачеха и принялась растирать тонкие пальцы в своих больших, мозолистых от работы на огороде ладонях.

– Дорогая, мы с Гердой отправимся искать Кайя, а ты позаботься о гостье. Пойдем, родная. Он не мог далеко уйти, – сказал отец и увел за собой дочь. Они были на удивление очень похожи. Оба высоки и долговязы, с черными прямыми волосами и непропорционально большими носами. Тот мальчик тоже был таким же, только нос у него был аккуратнее и глаза чуть больше. И в их черноволосое семейство не вписывалась грузная, златовласая женщина, которая разогревала какую-то пресно пахнущую похлебку на огне.

Тера была молчалива и погружена в себя так глубоко, что не обращала внимание на происходящее вокруг. Лишь раз она коротко поблагодарила женщину, которая дала ей горячий, ароматный чай с мятой.

– Скоро ты сможешь поесть. Ох, как не вовремя. У нас же Кайя пропал, такой хороший, добрый мальчик. Вот куда он мог уйти? – сетовала женщина и смаргивала горькие слезы. Она очень волновалась за мальчика. Неожиданно Тера цепко ухватилась за грязный передник, повязанный поверх длинного платья из плотной ткани. Женщина непонимающе и немного испуганно посмотрела на Теру, а потом улыбнулась. – Трия. Так меня зовут, и я буду рада, если ты будешь так ко мне обращаться. А сейчас я накормлю тебя и уложу спать.

Тера не ответила, лишь отпустила передник, прерывисто выдохнула смотря на ленивые языки пламени. Она легла на заправленную двумя одеялами кровать и закрыла глаза, невольно прислушиваясь к каждому шороху. Не спала, когда пришла Трия и укрыла ее тонким одеялом, когда на обед пришли остальные. Прислушалась к словам мужчины и недовольному бурчанию девчонки. Лежала с закрытыми глазами и чувствовала себя странно, как-то лениво и впервые за много лет хорошо. Слышала, как они опять уходили, а потом возвращались и вновь уходили. Искали. Поиски продолжались и ночью, только в них уже не участвовала Герда.

Она, недовольно поджав губы, вошла в комнату и посмотрела на кровать брата, ее любимого брата, которая была занята странной незнакомкой. Терой. Женщиной, которая даже когда холодные ветра выли под окнами, словно стая оголодавших волков, спокойно спала под тонким одеялом и дышала очень медленно и редко, словно не живая. Герде это не нравилось. Не нравилось, что в постели брата, пропавшего и сбежавшего в неизвестном направлении брата, лежала какая-то женщина. Однако родители были не против. Мачеха хлопотала над Терой, в то время как отец запрещал выгонять.

Герда переоделась в сорочку и легла под два одеяла, прижимая колени к груди. Было холодно и страшно, одиноко.

Скорее бы нашелся Кайя.

Тера ненавидела просыпаться.

Всегда злилась, когда мама или пожилая гувернантка, которую держали в доме только из-за уважения и привычки, будили ее равно утром. Бывало так, что они по несколько минут стояли у нее над головой, пока не теряли терпение и не забирали теплое одеяло. После этого ее обычно заставляли идти в ванную комнату, а потом в малый обеденный зал, где уже сидела бодрая мама и сонный отец. Будили ее только для того, чтобы Тера раньше начала учебу и для похода на воскресную службу.

Потом появилась Лотти, требующая к себе внимание и Тера просыпалась еще раньше. Иногда с первыми лучами солнца, реже чуть позже и всегда чувствовала себя разбитой первое время. Она ненавидела это странное чувство беспомощности и разочарования, когда в памяти еще хранились обрывки сна, а в глаза били первые лучи солнца, и гувернантка или мама говорили нарочито громко.

Сейчас же она почти не спала, как и несколько месяцев до этого. Лежала на узкой кровати, поджимала ноги и смотрела. Смотрела на доски потолка, медленно тающую луну, первые краски рассвета и на непривычно спокойную Герду. Днем та почти всегда кривилась, ходила серьезная и большую часть времени пропадала, приходила лишь под вечер злая. Сейчас же она выглядела как ребенок, с пухлыми губами, большими щеками, под которыми лежали узкие ладони и беззащитным выражением лица. Таким же был и он, только пах более горько. От Герды пахло молоком и ромашками, а еще чем-то неуловимо приятным.

Вставала Тера с первыми лучами солнца, помогала Трии на огороде, иногда носила воду, резала овощи или штопала одежду. На удивление сама хозяйка дома работы много ей не давала, поэтому большую часть дня Тера сидела на крыльце или криво сколоченной лавочке под молодой липой. Иногда к ней присоединялась Герда, которая тоже молчала и смотрела на нее подозрительно и как-то выжидающе, но после слабой улыбки уходила, так ничего и не сказав. Странная она все же, недоверчивая и такая наивная, хоть и пытается казаться взрослой.

Не говорила громких слов, но все равно винила именно ее, Теру, в пропаже Кайи. Пыталась, вынюхивала, но каждый раз отступала, когда понимала, что не имела доказательств. Да и не помнила, если честно, Тера ничего. Не понимала, как оказалась утром на кладбище, не знала, откуда она и кто. Помнила лишь какие-то образы и эмоции. Сначала был всепоглощающий страх и подавленность, фантомные прикосновения, одни причиняли боль и другие наслаждение, граничащее с разочарованием. Этого уже не существовало в ее реальности, однако страх наступал на пятки.

Напряжение Тера чувствовала постоянно. Словно что-то внутри клокотало, прошлое скреблось о ребра и просилось наружу. Но Тера подавляла, боялась этих эмоций и своих переживаний, которых порой было слишком много.

– Дорогая, принеси воды, – крикнула Трия, выглядывая из окна. Она махнула рукой, проходящей мимо, Тере и вновь пропала в тени, гремя посудой.

Тера поправила тонкий аляповатый платок на плечах и медленно встала. Было как-то лениво и немного тяжело, от яркого солнечного света болели глаза и тело ныло. Она взяла железное ведро с тонкой ручкой, которая впивалась в ладонь и оставляла после себя ало-фиолетовую полосу и отправилась к колодцу на задний двор.

Сейчас Трия почти все время проводила на кухне и резала, чистила, мыла, готовила много супа, салатов и другой еды. Причитала, что еды не хватало и, когда Кайя вернется, его следовало накормить. А еще, по словам старого Рука, старосты Ямы, скоро за камнями и травами, которые росли только в их Призрачном лесу, приедут торговцы.

Тера посмотрела на наполненное холодной водой ведро и тряхнула головой. Волосы, выбивающиеся из низкого хвоста, лезли в глаза и били по щекам при сильных порывах ветра. Она к ним уже привыкла и не забирала в высокие прически, лишь иногда вплетала алые ленты и заплетала тугие косы, отчего к концу дня очень болела кожа головы.

На нее по-прежнему смотрели. Кто-то с завистью, некоторые с азартом, а были те, кто наблюдал за ней с плохо скрываемым презрением и ненавистью. Тера многим здесь не нравилась, но люди сдерживались, потому что не хотели портить отношения с Трией. Да и ее опасались, если честно. Спустя несколько дней люди уже привыкли и не тыкали в нее пальцем, парни не подходили и не говорили лживые комплименты. Приезд торговцев же обещал новые проблемы.

Ни тяжесть, ни боль она не чувствовала, несла тяжелое ведро по заднему двору, прямо к порогу и на кухню в угол. На ладони все тот же след, как рубец, который не сходил несколько часов. Обычно она сразу же прятала руку, потому что если Трия это видела, то незамедлительно отправляла ее отдыхать, доставала из подвала мази и делала компрессы. Конечно, это ничем не помогало, но Тера не отказывалась, считала неправильным.

Поэтому она села на крыльцо и спрятала ладони в складках старого платья из жесткой ткани. Слушала недовольный бубнеж Трии, которая вновь ходила из угла в угол, перекладывала продукты и гремела посудой, ножами.

– Герда опять по всем ходит. Брата ищет. Ты не подумай, Кайя очень хороший, кроткий и добрый мальчик. Он не мог просто так сбежать. Наверняка на рассвете пошел собирать травы или к отцу в шахты отправился, да там и заблудился. Его быстро найдут, местность у нас маленькая и опасных существ не много. Волки только, да медведи, но и они не обидят, особенно зная, что по лесу люди с охотником ходят. Да и муж мой, во время работы с остальными мужиками туннели осматривает и места завалов. Ох, не хорошо это все, не вовремя и не хорошо. Кайя пропал-то в день годовщины смерти своей матушки, которую очень любил.