Про появление странного существа он слышал как-то раз. Поговаривали тогда, что оно убило несколько человек, голыми руками разорвало волков и поселилось в лесу, терроризируя людей. Некоторые утверждали, что монстр владел магией и отпугивал всех путников. Илзе не знал, правда это или нет, но все же опасался неизвестное существо. Хотя, он в этом дворце будет до конца своей жизни, поэтому волноваться смысла не было.

Господин смотрел тяжело. Он щелкнул пальцами и показал себе за спину. Илзе понял его сразу и незамедлительно подошел к столику, на котором стояла бутылка вина. Папа с Господином тихо разговаривали, обсуждая ситуацию в мире, предстоящее пришествие и нового монстра, который нарушал баланс в мире. Папа обмолвился, что уже послал рыцарей красного креста на его поимку, но Илзе сделал вид, что этого не слышал, вставляя перед собой поднос с двумя бокалами вина.

Посмотрев на бокал, Господин взял его и покрутил в руке. Кивнул на тихие слова Папы, посмотрел на алую жидкость, от которой пахло ягодами и алкоголем.

− Илзе, пей! – грубо сказал Господин и протянул свой бокал опешившему Илзе. Тот растерянно посмотрел на Господина, потом на Папу, который даже бровь не повел, продолжая свою мысль. О том, что они потеряли все, что появилось слишком много богохульников и люди уже не с таким страхом смотрели на проявления магии. Илзе судорожно выдохну, взял поднос в одну руку, второй с тихой благодарностью беря вино в руки.

Терпкое и немного кислое. Не такое хорошее, как обычно пил Господин. Илзе хотел было об этом сказать, но неожиданно тело обдало жаром, потом холодом, а желудок скрутило. Тело не слушалось, язык стал слишком большим и неповоротливым, дыхание потяжелело и перед глазами все поплыло. Илзе даже не почувствовал боль в коленях, когда упал на каменный пол, словно подкошенный. Бокалы разбились, а вино потекло по полу, задевая его руки и рубашку. Тело не двигалось и ему даже показалось, что он умер, потому что на какое-то время сознание отключилось.

Однако Илзе все еще, как сквозь несколько одеял, слышал спокойный голос Господина. Почувствовал шевеление и легкий укол боли в боку. Казалось, его ударили носком ботинка, но он не знал этого точно. Его касались, Господин с Папой также спокойно говорили и единственная фраза, которую Илзе различил четко был приказ:

− Избавьтесь от него.

Сознание вновь отключилось, потому что потом Илзе очнулся на чем-то мягком, противном и дурно пахнущем. Это что-то путалось в волосах и между пальцев, лезло в глаза, которые он не мог открыть, остался тошнотворным привкусом во рту.

Понимание пришло позже. Его выбросили, посчитав умершим. Выбросили, как ненужную вещь в выгребную яму. Это больно резануло по гордости. Он всегда был лучшим, не перечил и смотрел на Господина с обожанием. Почему же его тогда так просто выбросили? Лучше бы голову отрубили и повесили на кол, чтобы его видели и никогда не забывали, как не забывали остальных. Однако от этой мысли Илзе быстро отказался. Если бы так сделали, то сейчас он не думал бы. Да и видел он, что происходило с головами на кольях. Они распухали, становились уродливыми и их постоянно ели мухи. Такой участи для своего прекрасного тела ему не хотелось.

Отвратительно. Лучше бы ему сразу было сдохнуть. Илзе скривился, но остальное тело не слушалось и мысли текли медленно, лениво. Даже сердце билось через раз. Какая жалость и ирония в том, что Илзе умирал именно в день праздника Серат, когда мир оживал и просыпался. Он еще несколько раз терял сознание и просыпался, пока не упал в забытье окончательно.

− Ты слышал, что произошло неподалеку от гор?

Вереск поначалу не услышал, не обратил внимание на слова друга, находясь на распутье. Куст слишком привлекателен, с пышными остроконечными листьями, наполненными жизнью. Слишком привлекателен, потому что его Вереск видел лишь в стареньком учебнике по гербологии. Радость, что такое ценное растение росло неподалеку от приюта, была велика. Однако как бы сильно не было желание сорвать, в засушенном виде они превращались в наркотик, а не целебное снадобье. Хорошо бы его пересадить, но под рукой нет горшка и нужной земли, да и варварство это.

Потянувшись к пушистым листьям, Вереск сразу же отдернул руку, в страхе смотря на то, как стремительно желтели и чернели листья, как иссушался ствол. В конце концов драгоценный куст превратился в жалкое подобие палки, что его возмутило, разозлило и очень расстроило. Вереск резко повернул голову и сквозь листву нависших ветвей недовольно посмотрел на Алькора. Но тот остался бесстрастным.

− Алькор! – обвинительно сказал Вереск, вновь смотря на то, что когда-то было прекрасным ингредиентом. Да и растение само по себе красивое, почти алое и мягкое.

− Не стоит игнорировать меня, дорогой.

Виноватым Алькор все еще не выглядел, из-за чего Вереск недовольно выдохнул и повернулся к кусту. Выставил перед собой руки, словно обнимая его, и сконцентрировался на магии, которая перемещалась вместе с воздухом, прорастала глубокими корнями в землю. И если Алькор направил ее во вред, то Вереск направил на благо, улыбаясь широко, когда медленно и, словно нехотя, растение ожило.

Вечный круговорот жизни и смерти, который когда-то проповедовали Древние. Он вздохнул тяжело от этих мыслей. К сожалению, по их заповедям больше не учили, потому что боялись церкви. К сожалению, Алькор никогда не отличался терпением, особенно когда дело касалось того, что ему интересно. Вереск вспомнил вопрос лишь через какое-то время, когда магия вокруг похолодела и потянулась обратно к кусту и другим растениям.

− Об этом многие слышали, Алькор, потому что только об этом все и говорят. К сожаленью, мы стали частью этой истории, но иметь дело с монстром, о котором так отзываются, у меня нет никакого желания. Надеюсь, все образуется, и рыцари впервые пригодятся для нужного дела, а не беспричинного убийства невиновных.

− Ты как всегда категоричен, − пожурил его Алькор и усмехнулся так, что Вереску стало не по себе. В таком состоянии другу приходили всегда самые ужасные мысли и идеи, в которые он втягивал и его. Заметив тень напряжения и подозрения на лице Вереска, Алькор усмехнулся. – Не волнуйся. Мне лишь интересно было бы посмотреть на этого монстра. Но у нас слишком мало времени и много дел.

Вереск от его слов закатил глаза и медленно встал. Выпрямился, кривясь от ноющей боли в пояснице после долгого неудобного сидения. Посмотрел на куст, с сожалением отходя. Медленно подошел к Алькору, ощущая на плече чужую руку, пальцы впились в кожу, наверняка оставляя после себя следы полумесяцы или синяки. Друг любил оставлять после себя следы, всегда помечал свои вещи и даже его, но делал это незаметно и ненавязчиво, что Вереск спохватывался поздно.

Поправив ремень сумки, в которой лежали корешки и растения, он прислушался. Мир оживал, и он это чувствовал. Почти слышал, как просыпались растения, теплел воздух и расправлялась крона на деревьях. Но сейчас лес замер, ощущая присутствие Алькора, которое скорее всего пугало. Вереску не требовались экзамены чтобы понять, что друг обязательно окажется магом мертвой материи.

− Не стоит этим увлекаться, − через некоторое время все же сказал Вереск. Он посмотрел на Алькора и улыбнулся слабо, видя, как посветлели его глаза и воздух вокруг окончательно потеплел. – Папа возвращается в свой особняк, и он может проехать через эти земли. Не стоит искушать судьбу, особенно когда твои способности такие.

− Боишься, что меня сожгут? – шутливо поинтересовался он и усмехнулся. Вереск скривился от этих слов и больно пихнул его локтем в грудную клетку. Алькор же даже не скривился, лишь придвинулся ближе, вдыхая аромат пота, трав и стиранной ткани. Идеальный запах. Чистый.

Вереск же настроение Алькора не разделял и по-прежнему злился на его слова. Потерять его не хотелось, а церковь была слишком категорична. Он слышал истории, которые рассказывали другие люди в академии, о том, что рыцари от имени церкви выжигали целые деревни. Убивали магов и уничтожали их мир, делая под себя. Точно не знал, потому что не видел, как рыцари кого-то сжигали, да и родился, когда мир уже был такой и другого не видел. Но его тоже напрягала ситуация с тесным существованием магии, людей, способных ее приручить, и церкви с Папой во главе, которые подобное полностью отрицали.