В зеркале отражается только мое последнее лицо,

я же знаю все свои прежние.

/Тумас Транстремер/

Девушка дрожащими руками разглаживала складки на подоле атласного платья. Пальцы скользили по тонкому кружеву на корсете и высоком вороте. Смотрела на рукава с белоснежными лилиями. Все это она выбирала сама, долгие часы разговаривала с портным, проверяла кружева и ткани. Это было единственным, что она выбирала самостоятельна. Прикусив губу от резко подкативших к горлу слез, развернулась к большому окну. Жемчужное ожерелье на шее зазвенело, словно тонкие нити стукнулись друг о друга, предупреждая о чужом приходе. Но в комнате она была одна. Совсем одна. Три шага, шуршание длинного шлейфа по деревянному полу, рука легла на ледяную поверхность стекла и в носу все же засвербело.

Взгляд скользнул по свинцовым тучам и на лице выступила горькая улыбка. Хоть кто-то сегодня плакал вместе с ней. Она огладила взглядом каменные дома с железными балконами и пожарными лестницами, идущими от этажа к этажу тонкими змеями. Рядом с окнами висели большие плакаты, украшенные массивными буквами какого-то пресного, темного цвета. По пожарной лестнице стремительно пробежал парень, придерживая небольшой коричневый чемодан. Он спрыгнул на землю, довольно посмотрел наверх, махая рукой выглянувшей из окна девушке. Улыбка на лице стала более открытой, на глаза выступили слезы. Паренек поправил подтяжки, закинул чемодан за плечо и растворился в толпе, среди мужчин в костюмах и дам в кокетливых платьях, скрытых под яркими пальто.

Она поставила палец на остановившуюся посреди дороги машину и медленно последовала за ней, оставляя на стекле еле заметный след. Клубы пара вырывались, таяли в воздухе и превращались в сизую дымку над домами. По щеке скользнула одинокая слеза и все тело охватил внезапный страх, что потечет макияж. Если б мама вошла сейчас в комнату, то увидела бы потекшую туш и тени, проплешины на алых губах. Но она надеялась, пыталась верить, что все было не так плохо, иначе будет плохо ей.

– Тера? Ты готова? – пожилая женщина открыла массивную дверь и взглянула на дочь. Она придирчиво осмотрела комнатушку с большими окнами, маленьким туалетным столиком, на котором не помещалась шкатулка с фамильными украшениями, косметика и маленькие флакончики духов. Посмотрела на кожаный диванчик с подушками, которые лежали в том же положении, как она их разложила полчаса назад.

Ответа женщина не дождалась. Тяжело вздохнув, мать вошла в комнату, которую отвели специально для невесты. Лишь на мгновение она почувствовала укол вины, а потом вновь расправила плечи, надела на лицо бесстрастную маску, вновь уверяясь в своем решении. Так было лучше для всех, их семьи и Теры, которая отправлялась в новую жизнь. Новую семью. Ее низкие каблуки били дробь по полу, заставляя сердце пропускать удары в унисон. Цепкие, тонкие пальцы развернули Теру к себе, голубые глаза хищно впились в лицо дочери, отмечая влажные ресницы и небольшие неровности помады на губах.

– Ты испортить все хочешь?! – мать одним стремительным движением убрала седую прядь за ухо. Казалось, в погоне за модой она забывала о своем возрасте, иначе как объяснить короткое каре, свисающее мягкими волнами до мочек ушей, тонкие брови и золотое платье с пайетками по колено. – Не плач, это же самый счастливый день в твоей жизни.

Нет, это счастливый день в твоей жизни, мама.

Мать недовольно бурчала, поправляя макияж, разглаживала подол платья и тонкую фату. Придирчиво осматривала забранные в пучок каштановые волосы, с плавными волнами по бокам. Ей это платье не нравилось, называла его саркофагом для мумии, но Тера чувствовала себя в нем комфортно. Она защищена и укрыта от всего мира несколькими слоями ткани.

– Какая ты у меня красивая, Освальду очень повезло. Ты рада? – поинтересовалась мама и отошла, чтобы осмотреть свое творение. Ве-ли-ко-леп-но! Каштановые волосы забраны и украшены серебряным гребнем, который и держал фату, голубой цвет глаз резко контрастировал с темными тенями. Ее Тера похожа на актрису из популярных фильмов, а не строгую учительницу начальных классов, погрязшую в учебниках и чернилах.

Ты будто сама не знаешь ответ.

– Конечно, – она вымученно улыбнулась, стараясь выглядеть довольной. От ее простого ответа мама расцвела на глазах, встала на носочки и быстро поцеловала дочь в щеку.

– Я тобой так горжусь. У вас с Освальдом будет замечательная семья!

Это ты так думаешь, мама.

Тера не запомнила ни церемонию, ни как давала клятву, запомнила лишь как высокий, но тонкий Освальд чуть склонился и надел ей на палец кольцо из ледяного металла. Слон и моська. Они даже выглядели смешно. Она высокая, но ему доставала лишь до груди, с пышной грудью и бедрами, а он плечистый да худой, с тонкими запястьями и совершенно отвратительной гусеницей над верхней губой.

Они сидели в небольшом зале, вокруг сновали гости с бокалами шампанского в руках. Где-то в углу играл небольшой оркестр, который заказала миссис Пикфорд. Джазовые мотивы немного поднимали настроение, золотистый саксофон, который Тера так любила, выводил кульбиты, заставляя глухо постукивать каблуками в такт музыке. Дамы проходили мимо них, желали прекрасного брака, отсалютовали бокалами с игристым шампанским и заливисто хохотали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты не выглядишь довольной.

Тера невольно вздрогнула, смотря на своего теперь мужа. Его ледяные зеленые глаза смотрели пристально и изучающе, отслеживая любые проявления эмоций. Под его взглядом она чувствовала себя неуютно, будто букашка под микроскопом. Когда Тера впервые почувствовала на себе его взгляд мать сказала, что через месяц будет свадьба. Тогда они встретились в кабинете отца, сидели в креслах друг напротив друга, пока мать распиналась, расписывая преимущества их брака и все прелести своей дочери. Но Тера и тогда понимала, что ему совершенно нет дела до нее. И сейчас нет.

– Устала немного, – пожала плечами и отвела взгляд Тера. Все тело закаменело, а внутри разлился холод, когда его большая рука с длинными, словно паучьи лапки, пальцами легла на ее колено. Резко появилось желание вскочить, скинуть со своего тела чужую ладонь, а потом добежать до дамской комнаты и помыть колено с мылом. Обручальное кольцо горело ледяным пламенем, пережимая палец. Ее вечное клеймо.

– Мы можем уйти, если тебе плохо, – как можно ласковее проговорил Освальд, сжимая ее колено сквозь тонкое кружево и атлас. От его действий и слов стало по-настоящему страшно. Им нельзя уходить! Тера шумно втягивает воздух сквозь зубы и лихорадочно помотала головой из стороны в сторону.

Я не хочу ехать с тобой никуда, дорогой супруг.

– Мне кажется не стоит уходить так рано. Когда мы еще сможем так хорошо погулять? – Тера улыбнулась натянуто и посмотрела на него лукаво. Оставалось лишь молиться, чтобы он не заметил паники на дне ее глаз. Не считал, как считывал составы жидкости в своих пробирках. Однако Освальд был чуть умнее, чем она думала, поэтому не поверил, смотрел все так же пристально. А потом, решив что-то для себя, улыбнулся криво, словно не делал этого никогда прежде.

– Хорошо, мы можем посидеть здесь еще немного. Все равно в нашем доме нет никого, кроме пауков, – Освальд, наверное, подумал, что его шутка являлась остроумной и поэтому засмеялся. Однако ничего смешного в его словах Тера не нашла, поэтому лишь кисло улыбнулась и нервно посмеялась.

Место, которое ты назвал домом, никогда не будет нашим. Он всегда будет лишь твоим, дорогой супруг.

Тера взяла в руки изящный бокал на тонкой ножке, посмотрела на мелкие пузырьки, которые через пару секунд ударили в голову, а терпкий вкус шампанского опалил язык и горло. Голова закружилась и стало чуточку легче. Взгляд заскользил по гостям, большинство которых она видела первый и последний раз, заметила седые волосы матери и высокий цилиндр отца. Они разговаривали с каким-то важным гостем, наверняка важным, ведь мама хихикала, прикрывая рот рукой, улыбалась широко и прижималась к отцу. Налаживали связи, ведь теперь у них были деньги на ремонт особняка и выхода из долгов, а у Теры супруг.