– Нет, пожалуйста, не бросай меня, – я зажмурилась.

– Отойдите, мисс. – Меня оттолкнули. Теодора подняли, положили на носилки. Унесли. Я огляделась. На меня смотрели, шушукались. Я нашла глазами Портера-младшего – его злорадство можно было черпать ложкой.

– Отпустите! – воскликнул Портер-старший. Я посмотрела на него. Секундант запихивал старика в карету хранителя порядка. Интересно, они все это время тут были? Наверняка, ведь это дуэль.

Я кинулась к карете медиков, но та уже увозила Теодора. Я бросилась к папе.

– Мы должны ехать с ним!

– Элли, нет, дочка, – пробормотал папа.

– Что? Почему?

– Ему уже ничем не помочь, поверь мне.

– Но… – В глазах померкло.

Я услышала самодовольный смех Портера. Я взглянула на него и увидела, как кулак папы впечатывается в его нос.

– Какого дьявола?! – взвыл Портер.

– Уходим! – Папа схватил меня за предплечье и поволок в карету. Мачеха бежала за нами, подхватив пышные юбки своего платья.

Она причитала, что он поступил очень опрометчиво, хоть и смело, но это было не очень правильно. Отец тер руку, а я… Я не могла понять, как жить дальше, если Теодора больше нет.

Времени я не чувствовала. Карету покачивало на неровной дороге, за окном мелькали домики и деревья, а я не могла дышать. Папа что-то говорил мачехе, кажется они планировали наш скорейший отъезд, но мне было все равно. Даже если Теодор мертв, я не могу просто уехать, я не могу! Я должна увидеть его в последний раз!

– Элли, это плохая идея! – уверяли меня отец и мачеха, но я оставалась непреклонной. От слез я ничего не видела, нос заложило, фиолетовая скула болела и горела огнем.

Отец повиновался, развернул карету и мы поехали за Теодором. Его увезли к местному врачу, единственному на весь маленький городок. Этот невысокий худой мужчина в круглых очках и кровавыми разводами на рубашке встретил нас в холле своего дома. Очевидно, ему доложили, что именно из-за меня его пациент участвовал в дуэли, из-за меня погиб.

– Сочувствую. – Бросил он, осмотрев меня сухим неприветливым взглядом. Сочувствия я в его голосе не услышала.

На негнущихся ногах я вошла в комнату. Теодор, бледный и неподвижный, лежал на столе, под которым растекалась огромная красная лужа. Глаза Тео были закрыты, синие губы сомкнуты, черные волосы прилипли ко лбу. Я робко подошла к нему, дрожащей рукой разгладила черные пряди его жестких волос. Мои слезы капали на его шершавые щеки, на его неподвижную грудь, на его ладони. Я отстегнула от платья брошь папы, отцепила от нее перстень Тео, в черном камне все еще плескался огонь камина. Взяла холодную руку любимого, надела на его палец перстень, поднесла к губам, закрыла глаза, оставляя последний поцелуй. Пусть он останется с ним, этот огонек, помнящий нашу страсть.

И тут Теодор с шумом втянул воздух и громко закашлялся.

Я взвыла от ужаса и грохнулась на пол. Створки платья разъехались, обнажая грудь, и я чудом успела собрать их до момента, когда врач влетел в комнату.

– Что вы натворили?! Что это за магия? Вы некромант?! – верещал доктор. Папа влетел в комнату сразу за ним и уверял, что я не маг и магом не была, но врач настаивал на вызове службы магического контроля. И мне в пору было паниковать, ведь за некромантию могут и казнить, но все, о чем я могла думать – это Тео, который стонал на деревянном столе. Он жив? Он жив!!!

– Тео! – я бросилась к нему, и он открыл глаза.

– Элионор, – прохрипел он.

– Отойдите, я задержу вас до приезда магического контроля, – верещал врач.

– Да успокойтесь же! – отец пытался урезонить его.

– Довольно! – тихо сказал Теодор и сел на столе. Он со стоном потер шею. – Магическая сила здесь есть только у меня.

– Некромант? – нахмурился врач.

– Нет, артефактолог, лицензию могу показать. Почему я на столе? – Теодор уставился на врача.

– Вы умерли, – неуверенно сказал тот.

– Сомневаюсь, – усмехнулся Теодор и спрыгнул со стола.

– Но вы потеряли много крови, вы не дышали…

– А вы когда-то имели дело с магами, уважаемый? – Теодор подошел ко мне и удивленно окинул мой вид. Я смущенно запахнула створки платья.

– Д-да! Но...

– Так я и думал. Сердце мое вы проверяли? Почему не дали настойку крапивника в кварценитовой посуде? Скорее всего я бы даже сознание не потерял. А с артефактом, который любезно вернула мне мисс Маклейн, я восстановился еще быстрее. – Теодор говорил серьезно и твердо и по тому, врач краснел, как школьник, не сделавший урок, он знал и о крапивнике, и о кварцените.

– Мне не доложили, что вы маг. – Пытался оправдаться доктор.

Теодор лукаво взглянул на него. Врач потупился.

– Если вам очень хочется, можете вызвать магический патруль, но я уверяю вас, в этом нет необходимости. – Теодор взглянул в разрез моего платья, так что мне снова захотелось его запахнуть. – В любом случае, пришлите чек за работу в Клиффорд Холл на имя Теодора Аштона. Нам пора.

Тео взял меня за руку и вывел из затхлого помещения.

Папа в полном молчании последовал за нами, с хмурым видом сел в карету. Теодор сел вместе с нами, взял меня за руку. Папа сурово взглянул на нас, но ничего не сказал. Под его взглядом мне захотелось освободить свою ладонь, но Теодор не дал.

Всю дорогу от дома врача до гостиницы он держал мою руку и отпустил только когда приехали, чтобы помочь мачехе выйти из кареты, а потом снова сплел пальцы с моими и не отпускал, пока давал распоряжения перевести сюда свои вещи. Он проводил меня до комнаты, кротко поцеловал в лоб и ушел.

Оставшись наедине с собой, я долго не могла успокоиться. Я меряла комнату шагами, не в силах унять навалившиеся эмоции: запоздалый страх и ужас, радость и восторг. Все смешалось, переполняло, давило и вскипало. Я то плакала, то смеялась, как сумасшедшая, хотя наверное это была всего лишь истерика. Когда эмоции улеглись, в голове осела самая главная мысль: папа не одобряет Теодора. Он слишком сурово смотрел на наши сплетенные ладони, был слишком молчалив, слишком серьезен. Нужно с ним поговорить! Я рванула к двери, но заметила свое отражение в зеркале: прическа превратилась в воронье гнездо, глаза и губы припухли от слез, фиолетовая скула все еще оставалась фиолетовой и ярким пятном дополняла красные губы и мокрые глаза. Откровенный ворот платья слишком многое открывал взору, на юбке краснело огромное пятно, а подол был весь в грязи. Нет, наверное стоит сначала привести себя в порядок.

Я позвонила в колокольчик, попросила наполнить ванну. Пока служанки носили воду и странно озирались на меня, я боролась с тревогой. А что, если Тео уже сейчас говорит с папой, и тот ему снова откажет?

В ванну я так и не пошла. Волнение победило, я собрала на груди створки платья и вышла из комнаты, прошлась по пустому коридору до покоев, которые занимал отец с мачехой.

– Нам нужно обсудить это с ней лично, и только после этого я дам свое согласие, – голос папы звучал строго. Я заледенела от ужаса. Как же вовремя я пришла!

– Этот контракт не предполагает развода, но я уверяю вас, что сделаю все, чтобы ваша дочь была счастлива. И я добавлю к нему любую сумму, чтобы покрыть ваши потери, если вам это нужно.

– Нет, я больше не возьму никаких денег от женихов, с меня хватит. А что до контракта – если Элли готова, значит, я дам свое согласие.

Он даст согласие? Я тихонько открыла дверь.

Теодор, стоял напротив отца, уперев руки в стол для писем, за которым сидел папа. Перед ними лежали бумаги.

На звук двери обернулся Теодор. Его зеленые пронзительные глаза встретились с моими, губы растянулись в нежной улыбке.

Я улыбнулась в ответ. Теодор бросил недвусмысленный взгляд в мое развратное декольте, и я снова задернуластворки ворота.

– Мистер Аштон, я должен поговорить с дочерью наедине. Позже я дам вам ответ, сейчас вы можете идти.

Теодор кивнул, поцеловал мою руку и удалился, а я ошарашенно глядела на бумаги на столе, не в силах разобрать ни строчки.