— Он блефует, — Александр третий недоверчиво качает головой, не сводя взгляда с Ярика. Будто боялся пропустить вспышку гнева и последующий за ней армагеддон.

— Оставь её в покое! — Мереминский наконец-то немного пришёл в себя, но ещё не до конца овладел собственными эмоциями. Он даже не замечал свои сжатые кулаки, которым явно не терпелось отметелить Елисея. — Меланчук, я серьёзно.

— А то что? — усмехнулся Лис, вновь одаривая нас свой улыбкой, а которой так и сквозила неприкрытая издевка. И не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал прочь от нашей компании.

Мне было больно смотреть на Ярика и его поникший вид. А ведь действительно, что он мог сделать? Вишнякова была ему всего лишь другом, и имела право встречаться с кем хочет, даже с таким мерзавцем, как этот Меланчук. Да и вообще, он сам вроде как с Ланой встречается, вот лучше бы о своей личной жизни и беспокоился.

Саша подошёл ко мне, но смотрел на меня каким-то странным взглядом, будто бы вскользь. И мне от этого стало дико неуютно. О чём он сейчас думал? О Яне? Или об утраченной дружбе? Очень хотелось бы сейчас залезть к нему в голову и вытряхнуть все тайны наружу. Потому что невыносимо находиться рядом с человеком и чувствовать, что он от тебя в этот самый момент максимально далёк.

Ревность гадким зверем точила изнутри мое сердце, окончательно омрачая этот вечер. Мереминский пошел разбираться с приглашенным на мероприятие фотографом, чтобы убедиться в том, что недавний инцидент не попал в объектив его камеры. Саша отправился завершать обсуждение последнего рабочего вопроса. А я позорно сбежала в дамскую комнату, чтобы охладить лицо водой и немного прийти в себя.

Вдох выдох, и так по кругу, пока грудь не перестало сдавливать тисками, и я смогла унять противную дрожь в пальцах после всего пережитого напряжения. Пока не появились силы просто вернуться к людям, улыбаться и высоко держать голову.

Вот только не успела я выйти, как заметила недалеко от двери фигуру Елисея. Меланчук стоял точно притаившийся хищник, обманчиво расслабленно облокотившись на стену и скрестив руки на груди. Но его взгляд отчетливо говорил, что наша неожиданная встреча для него явно не стала сюрпризом.

— Поговорим?

— О чём мне с тобой разговаривать? — удивленно уставилась я на Меланчука, раздраженно поправив волосы. Жалкая попытка унять вновь возникшую дрожь в пальцах и принять невозмутимо холодный вид.

— Вы отлично смотритесь вместе, — расплылся в своей фирменной улыбке Елисей, обнажив идеально ровные зубы. — Рад, что вкус Корсакова значительно стал лучше.

— Ты повторяешься.

Не дождавшись от меня благодарности и даже ответной улыбки, блондин принял задумчивый вид и поинтересовался:

— Вот скажи мне Елизавета…

— Откуда…

— Я узнал твоё имя? Ой, да просто навёл некоторые справки. Так сказать, исправил оплошность твоего кавалера. Итак, Елизавета, говоря откровенно — неужели такая яркая и независимая девушка, как ты, будет довольствоваться ролью, который отводит Сашка в отношениях всем своим пассиям?

— Какой ещё ролью? — опешила я от такого поворота в нашем разговоре. Почему-то увидев здесь Елисея, я подумала, что сейчас он начнет оправдываться и обелять себя в той мерзкой ситуации с Яной. И выставлять виноватым Сашу. Но то, что его волновала именно моя персона, никак не укладывалось в моей голове.

— Ну как там в песне поётся? Первым делом — самолеты. Так и у Корса. Женщина всегда должна знать своё место. Работе не мешать, внимания не требовать. Что там ещё? Быть красивым аксессуаром на мероприятиях, безотказной в постели…

— Тебе самому не противно постоянно поливать грязью тех, кого ты считаешь своими друзьями? — резко обрываю я Меланчука. Лучшее на что я сейчас была способна это перевести тему, чтобы не показать, как сильно меня задели его слова. Каждое грёбанное слово. Да нет же, Корсаков, конечно, не подарок, но нет в нём этой циничности, о которой распинался мне тут Лис. Не могла же я так конкретно ослепнуть и обмануться в человеке? Или точнее, не могла же я ослепнуть снова?.. — У меня такое ощущение, что цель твоей жизни — довести всех до ручки и получить морду!

— Мм, а ты дерзкая, детка! Мне нравится. И потому мой вопрос становится ещё более актуальным. Каково это постоянно быть задвинутой на второй план?

— Я тебе не детка, — злобно чеканю я каждое слово.

— Но ты и не ответила на вопрос, — подмигнул Елисей.

— И не собираюсь.

Вот чего ещё не хватало так это оправдываться и пытаться что-то объяснить такому нахалу как Лис!

— Скажешь, что я не прав? Но тогда почему ты здесь, говоришь со мной, а Корсаков как обычно решает дела с очередными влиятельными толстосумами?

— Жаль, что Саша всё-таки не дал тебе в морду, — говорю я, вкладывая в голос всё презрение и холодность, на которые я только была способна. — Тогда бы мне и разговаривать не пришлось.

Аккуратно обхожу Меланчука стороной, даже не смотря в его сторону. Лис — предатель и мерзавец, но доля правды в его словах есть. Сегодня я просто красивый аксессуар, а Саша половину вечера решает дела. То, что большую часть приема, он провел со мной, почему-то совершенно вылетело из моей головы, а распаленное словами Лиса воображение только искало подтверждение его гадких слов.

— Да лучше бы он меня действительно избил до полусмерти. Может, хоть тогда бы всё вернулось на круги своя, — раздается голос сзади. И этот голос был совершенно не похож на голос самодовольного наглого Меланчука. Скорее это голос уставшего человека, которого изрядно потрепала жизнь. И ничего радостного впереди для себя он не видит.

Я оборачиваюсь и с удивлением отмечаю, что эта странная интонация раскаяния мне вовсе не почудилась. И на какие-то несколько секунд Елисей сбросил маску равнодушия и бахвальства. Но встретившись со мной взглядом, поспешил надеть ее вновь.

Прогулки по набережной считался одним из наших любимых маршрутов с Корсаковым. Но сегодня идти по привычным местам было для меня в тягость. Очарование вечера медленно гасло вместе с закатом, который предвещал скорое окончание этого тяжелого дня. Мы шли, держась за руки, и молчали. Каждый думал о чём-то своем. И если говорят, что с любимым человеком приятно даже молчать, то сейчас я была готова ругаться до хрипоты с тем, кто придумал эту чушь. Потому что молчать рядом с напряжённым Корсаковым мне было как-то особенно тяжело и тоскливо.

— Жалеешь? — слова вырываются сами собой.

— О чём? — Саша останавливается и внимательно смотрит на меня. Но его лицо совершенно непроницаемо.

— О том, что всё так произошло с Елисеем и вообще…

Имя Яны я произнести не смогла, но оно так и повисло в воздухе. И холодило меня оно сильнее вечерней прохлады, вызывая непреодолимое желание крепко обхватить себя руками в отчаянной попытке сохранить остатки тепла.

— Нет. Жалею, что не сдержался и потерял контроль над эмоциями, — качает головой Саша и даже ничего не спрашивая, снимает свой смокинг и накидывает мне на плечи. — Мы не виделись с ним с того самого дня…

— Зато Марина ваша похоже с ним часто виделась, — усмехаюсь я, не удержавшись от шпильки в адрес Вишняковой. Тоже мне подруга детства называется! Мутить с Лисом, после всего, что он натворил, и продолжать работать на Корсакова — это вообще ни в какие ворота не лезет!

— Лиз, я не указываю друзьям, с кем им общаться, а с кем нет. Ярик сам сократил общение с Елисеем после нашего конфликта, Маришка нет. Это её дело, её личная жизнь. И вмешиваться в неё я не буду.

— И пускай Ярик страдает от ревности?

— Возможно, именно это его и подстегнёт что-то изменить, — усмехается Александр третий. — Да и про собаку на сене Елисей в общем-то правильно заметил… Короче, пусть разбираются сами.

Медленно бредём до свободной лавочки, с которой открывается отличный вид на реку. Ну хоть в этом нам сегодня повезло.