— Ммм. Кофе или чай?

— Кофе.

— Собаки или кошки?

— Кошки.

— Фильм или книга?

— Сериал. Желательно смешной.

— Отдых на пляже или в горах?

— Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал, — цитирую знаменитую строчку из песни Высоцкого и останавливаюсь у покосившегося старого забора.

Уютные чистые улочки сменились по-настоящему старыми и не самыми ухоженными домами. Это тоже было исторической частью Самары, со своей атмосферой, но при этом не самым пригодным для жизни местом обитания — колонки с водой, удобства на улице, ветхие крыши домов, обваливающаяся местами кирпичная кладка.

— Без психологического допроса в духе «то или это» совсем никак нельзя обойтись?

— Можно… Но, по-моему, кто-то готов делиться информацией, только если её вытаскивают клещами, — пожимает плечами Корсаков. — Придется тебя задабривать, чтобы стала более разговорчивой. Есть у меня парочка вариантов как…

Прижимает меня к кирпичной кладке и не спеша пробует мои губы на вкус, дразнит, заставляя желать большего. Но это же не свидание! Чёрт! В голове не остается ни одной умной мысли и весь план мести летит куда-то в тартарары. Обхватываю руками шею Корсакова и понимаю, что начинаю опять плавиться от всего того, что он вытворяет. Такими темпами не то что более разговорчивой станешь, да тут родину запросто продашь!

Стоим и целуемся посреди улицы как подростки. Я даже потеряла счёт времени.

Не слишком ли много поцелуев для так называемых недоотношений?! Нужно держать дистанцию. И попытаться собрать остатки разума в кучу, чтобы не натворить ещё больших глупостей.

— А второй вариант какой был? — спрашиваю я, когда смогла найти силы оторваться от Александра третьего и восстановить сбившееся дыхание.

— Шоколадка, — хитро подмигивает Саша. Я перевожу взгляд на его рюкзак. Парень кивает, подтверждая мои догадки. — Но не будем портить аппетит, мы почти пришли.

— Может скажешь уже, куда мы идем? — спрашиваю я. Места, конечно, здесь своеобразные, да и контингент тоже… Но почему-то волнения я не испытывала. Скорее любопытство.

— Ещё немного, и всё узнаешь. И пока ты у нас добрая, я очень хочу получить честный и по возможности развернутый ответ.

— Ну валяй, пока я добрая, — саркастически хмыкаю я.

— А я ведь тебе понравился при первой встрече? Ведь так?

Сложно соврать или ответить односложно, когда на тебя смотрят таким сосредоточенно серьёзным, и одновременно искрящимся весельем взглядом. Чувствую, что ответ ему важен, но вся ситуация — и моя вредность и нежелание говорить о себе, и мои покрасневшие сейчас щёки, только его веселит и забавляет.

— Понравился, — откровенно отвечаю я. Хоть в этом для разнообразия можно побыть честными друг с другом. — И… даже понравился тем, как себя вёл, пока я тебя отшивала.

— А-а-а, ты про свою чудо-легенду? — смеётся Корсаков.

— Да. Я была удивлена, что тебя не смутило наличие ребенка. Это было неожиданно, — призналась я. — Ты правда так спокойно относишься к этому вопросу?

— Дети — это просто дети, а не обуза или какой-то негативный фактор. Я и сам, кстати, дитя развода.

Вот значит как? Мереминский об этом не говорил.

— Это, наверное, непросто… — пытаюсь отыскать правильные слова. Но их сложно найти, если не ощутил подобные трудности на своей шкуре.

— Вот только не надо меня жалеть, — перебивает меня Саша, улыбаясь лишь одним уголком губ, отчего улыбка выходит несколько натянутой. Отводит взгляд в сторону, погружаясь в какие-то свои мысли. — Я был уже довольно взрослым.

— Мне кажется, возраст не имеет значения. Это всё равно переворачивает жизнь с ног на голову.

— Наверное, ты права. Просто я никогда об этом не задумывался.

— Почему они расстались? — тихо спрашиваю я.

— Я думаю, всему виной неправильно расставленные приоритеты. Особенности характера, — медленно отвечает Корсаков, подбирая слова. — Накопившееся обиды. Отцу, кстати, тяжелее дался развод, потому что он прекрасно понимал, что сам же всё и разрушил. И несмотря на все свои успехи, не смог сохранить самое главное — женщину всей его жизни. Но кое-что ему всё-таки удалось сохранить…

Саша останавливается у полуразрушенной кирпичной арки, которая ведет в тихий, как будто бы забытый богом и людьми маленький дворик. Миновав арочный проем, попадаем практически в другую реальность — одноэтажные деревянные обветшалые дома с треугольной крышей, красивые резные окна, со старыми рамами. Пара окон виднеется современных, что смотрится совершенно инородно здесь, и ещё больше подчеркивает ветхость и разруху. Во дворе тихо, на веревках висит бельё, которое время от времени слегка колыхалось, подхватываемое тёплым весенним ветром. На покосившейся лавочке у дерева развалился бело-чёрный кот с невероятно пушистым хвостом.

— Привет, Платон, — Александр третий подходит к коту, и слегка треплет его за ухом. Кот довольно замурчал в ответ и выжидающе уставился на парня. — Да принёс я, принес, не смотри так на меня.

Ошарашенно наблюдаю, как Корсаков достаёт из рюкзака контейнер с нарезанными кусочками колбасы. Протягивает коту довольно увесистый кусок. Платон, крепко вцепившись зубами в свой презент, махнул нам на прощание хвостом и скрылся в кустах. Разделить с нами трапезу кот почему-то не пожелал.

Снова непонимающе смотрю на Сашу.

— Для тебя тоже кое-что есть, не переживай, — разместившись на лавочке, которая каким-то чудом ещё не рассыпалась и дожила до наших времен, Саша аккуратно стал опустошать свой рюкзак, выкладывая содержимое на деревянную поверхность.

— Колбаса?

— Ну ты ж не кошка, чтоб тебя одной колбасой кормить, — открывает несколько пластиковых контейнеров, какие-то бумажные пакеты с едой. Рядом ставит термос. Аккуратно заглядываю внутрь, замечаю что-то похожее на брускетту с ветчиной, горячие булочки с сыром… И это только то, что я успела разглядеть. В рюкзаке явно ещё что-то есть. — Присаживайся. Не самый лёгкий, не самый полезный, но вполне годный перекус. После пеших прогулок самое оно.

Осторожно, чуть задержав дыхание, сажусь на лавочку. Молюсь всем богам, чтобы она сейчас не развалилась на части под моим весом. Вот номер-то будет!

— Опять кулинарные творения от знаменитого шеф-повара? — вытираю руки влажной салфеткой и беру протянутую Корсаковым тарелку. Решаю начать с брускетты, которая так и манит меня и практически вопит, чтобы я её съела.

— Обижаешь! Всё сам, — насупился Саша.

— Сам? — брускетта замирает на полпути. — А как же три горничных, шесть кухарок и два дворецких? Куда подевались?

— Ты правда думаешь, что я не смогу приготовить несколько горячих бутербродов?!

— Можешь, наверное, — пожимаю я плечами. Помню я, что он какой-то мастер-класс у мишленовского повара проходил, но делаю вид, что данная информация совершенно испарилась из моей памяти. — Но зачем, когда есть деньги?

— Я привык к самостоятельности.

— Что и пыль вытираешь сам? — ехидно протягиваю я.

— Нет, пыль не вытираю. Для этого есть приходящая уборщица, — Корсаков замечает мою довольную физиономию, на которой буквально на лбу светится неоновая надпись «ну я же говорила». — Но будь у меня больше времени, может и сам бы убирался. Не вижу в этом ничего такого. У тебя что, пунктик на чистоте?

— Свят-свят-свят, — бурчу я с набитым ртом. Саша протягивает мне стаканчик и наливает горячего чая. — Вот на чём, я точно не была никогда помешана, так это на чистоте.

Вновь окидываю взглядом старый дворик. Тишина такая, будто здесь никто не живет. Но бельё на верёвке говорит об обратном.

— Откуда ты знаешь, как зовут кота?

— Иногда прихожу сюда, поразмышлять о вечном. Вот как-то сдружились.

— Почему именно сюда? — удивляюсь я.

— Здесь я вырос, — Саша кивает в сторону одного из домов, до которого новшества цивилизации в виде пластиковых окон и спутниковых тарелок ещё не добрались. — Мы тут жили до тех пор, пока дела отца не пошли в гору. Однокомнатная маленькая квартирка, удобства на улице, окна, из которых всегда дуло, сколько бы их не заклеивали на зиму, за водой ходили к колонке. Всё, как у всех, а может даже и в разы скромнее.