— Знаешь, Катюх, вот какого-то особого счастья от свободы я тогда не ощущала. Да и сейчас… вроде как я должна радоваться и вздохнуть с облегчением. А внутри… праздника нет, фейерверки не горят.

— Дай себе время всё осмыслить.

— Да было бы чем осмысливать. У меня такое ощущение, что мой мозг пребывал в каких-то дальних странствиях долгое время. Что творила непонятно… Мысли, которые, казалось, были моими, ощущения, эмоции — всё это как будто отравлено его взглядами, его мнением, что он мне навязывал, — я тяжело вздыхаю и откидываясь головой на диван, рядом с которым я уже сижу на полу всё это время. Но мне удобно, и общаться именно так почему-то легче.

Сестра сидит в кресле, поджав под себя ноги, и прихлебывает чай. Боюсь, даже посмотреть на часы сколько сейчас времени. Но кажется, ещё немного и на улице начнёт светать.

— Я даже не знаю, а любила ли я его? Или всё это тоже самообман, и внушение с его стороны…

— Лиз, не обесценивай то, что ты чувствовала. Ни для кого нет сомнений в том, что ты действительно его любила. Проблема в том, что он так и не смог полюбить в ответ… Да он никогда и не сможет. Ни тебя, ни кого-либо ещё. Такая у него натура. Тут остается только посочувствовать и в очередной раз порадоваться, что ваши дорожки разошлись. И уже окончательно.

— Если честно, я думала, ты его как-то больше будешь полоскать, — усмехаюсь я. — А по факту ещё немного и ты скатишься в милосердие и всепрощение. Или это профессиональная отстраненность?

— Ты просто не знаешь, какими выражениями я его крыла, пока вы встречались, — смеётся Катюха. — Можешь спросить Витю. После каждого твоего закидона и наших ссор, которые провоцировал твой ненаглядный Гордеев, я орала такими словами, что его мужики на работе могли брать у меня мастер-класс.

Я не могу сдержаться и громко смеюсь в ответ, мысленно извиняясь перед соседями. Бедный Витя. Он, наверное, тогда открыл для себя Катюху совершенно с иной стороны.

— Кать, как мне теперь жить дальше? Если я сама не понимаю, что чувствую? Что правда, а что ложь? Мое отношение к тебе, к родителям…

— Ну насчет родителей, как бы мне не печально это признавать, ты недалека от истины, — в один миг весёлость слетает с лица сестры, и я слышу в её голосе нотки серьёзности и затаенной грусти. — И Гордеев твой… просто ловко надавливал на правильные кнопки, чтобы вызвать нужные ему эмоции. Так сказать, ворошил осиное гнездо раз за разом, чтобы ужалило посильнее, вместо того чтобы помочь тебе наладить хорошие отношения с родными. Но проблемы никто не придумывал на пустом месте, они конечно же есть.

— То есть я не зря ревновала к тебе? — закусываю губу я и опускаю взгляд.

— Лиз, у нас не самая типичная семья. И даже в моей практике я ещё не встречала того вороха проблем, что есть у нас в наличии. Самое распространенное явление — это ревность старшего ребенка к младшему. Но видишь, мы решили пойти иным путем… Родители, они действительно тебя любят. По-своему, так как могут. Как я уже потом поняла — недостаточно для тебя или для статуса образцовых родителей. И то, что нас, по сути, воспитали ба и дед — очень сильно повлияло на тебя, твоё отношение к миру, твоё доверие к людям. Но знаешь, какими бы они не были, наши родители — я благодарна им за то, что они подарили мне тебя…

Голос у Кати предательски срывается. Я наконец поднимаю на неё взгляд и вижу, что её глаза слегка увлажнились и блестели в полумраке комнаты. У неё, которой я ещё в детстве придумала погоняло Катя-кремень! Все эти признания дались ей не менее сложно, чем мне. Но они были необходимы. Настал момент, когда действительно нужно было отпустить все прошлые обиды и двигаться дальше.

— И как ни странно — подарили нормальную семью, нормальное детство. Максимально возможное нормальное, какое могло быть, когда их не было рядом, — продолжает с улыбкой Катя, смахнув непрошеную слезу. — Потому что с твоим появлением на свет узнала каково это, когда ты не один. И как это классно, когда есть бабушка и дедушка, которых ты видишь чаще, чем пару раз в год. Как это здорово просто жить в доме, в котором кому-то вообще есть до тебя дело.

Я не заметила, как Катюха переместилась на пол и приобняла меня за плечи.

— Молодец, что пришла. Я рада, Лизок, что наконец-то мы смогли поговорить по душам.

— Я тоже, Катюш, — улыбаюсь сквозь слёзы и прячу лицо в волосах сестры, наивно полагая, что не выдам себя. Я, конечно, не кремень, но вот плакать при родных всегда немного стеснялась. — И что посоветуйте доктор, чтобы всё это разгрести и зажить счастливо? Курс психотерапии?

— Для начала просто выспаться.

— Знаешь, в конце концов, наступает момент, когда ребенок задается вопросом — что я сделал такого, что те, кто должен любить меня без условий, не любили меня? Почему папа или мама выбрали работу? Что я сделал не так? С этими мыслями непросто жить. И ещё сложнее строить потом нормальные отношения. Поэтому то, что в твоей жизни появился такой, как Гордеев — вполне закономерное развитие событий. Но я всё равно не могу перестать себя корить, что не смогла уберечь тебя… от такого опыта.

Эти слова сестры постоянно крутились у меня в голове после нашего ночного разговора. Катюха была не виновата в том, что я полюбила подлеца. И как она говорила мне раньше, некоторые люди действительно приходят в нашу жизнь, чтобы подарить нам опыт. В случае с Лёшкой — опыт был просто бесценный. Вот хоть книжки пиши, как не надо жить. Жаль только я до сих пор не поняла, а как всё-таки надо.

Конечно, мне и без Катюхи было понятно, что без сеансов с психологом в моём случае не обойтись. Ситуация с Гордеевым, отношения в семье, все это очень сильно повлияло на самооценку и отношения с людьми. На базовое доверие к людям. И к мужчинам…

По-хорошему, мне следовало навести сначала порядок у себя в голове, а уже потом ввязываться в какие-либо отношения с Корсаковым. Да я так и хотела изначально задолго до появления в моей жизни Александра третьего. Правда я тогда наивно полагала, что разгребать мне придется лишь то, что успел наследить Гордеев, а оказалось, что таскаю я за собой гораздо больший багаж из прошлого… Только вот в полной мере я поняла это только сейчас. После всего, что произошло между нами с Сашей. Да, дрова уже были наломаны и даже аккуратно лежали штабелями. А я усердно продолжала махать топором, забегая всё дальше в лес, не находя в себе силы остановиться. И всё сильнее увязала в нем и в наших странных недоотношениях.

А в четверг предстоял очень важный вечер. Благотворительный приём, на котором мы должны были появиться вместе. И вероятно, предстать в глазах всего света как пара. Которой мы не являлись…

— А мы можем обойтись без статусов? — устало вздыхаю я, мрачно смотря в окно на проносящиеся мимо улицы.

Сегодня мы вновь едем на какой-то новой машине, я уже сбилась по счету какая это модель из автопарка Александра третьего. Эффект удивления уже прошел, на его место пришла лёгкая грусть и с примесью раздражения. Что Ярик ни в чем не покривил душой, и Саша действительно помешан на коллекционировании своих тачек. Правда сегодня Корсаков не за рулём, а везет нас его вежливый и молчаливый водитель.

Саша всю дорогу держит мою руку в своей, но эта нежность почему-то никак не отзывается в моей душе. Она с грохотом разбивается о стену усталости и опустошенности, которую я воздвигла за эти дни. Просто так было легче переваривать всё то, что свалилось на меня. И если Корсаков и замечал, что я стала какой-то другой, то умело скрывал это, всеми силами стараясь меня отвлечь, и как мог, сглаживал углы. Но тема со статусом наших взаимоотношений — это вечный камень преткновения, и обойти его нам вряд ли не удастся.

— Можем, — пожимает плечами Саша, задумчиво глядя на меня. — Мы никому ничего не обязаны говорить и объяснять…

Затаённое и несказанное вслух «но» повисает в воздухе, но я ощущаю его даже спиной и потому с легким раздражением поворачиваю голову к Саше и вопросительно выгибаю бровь: