— Нет, правда! Я — жуткая трусиха. Я бы сроду не пошла ни на какую гору. А ты даже сухарей натаскал, готовился.

Рус окончательно освободился от плена воспоминаний. Чем она так манила его? Своей искренностью, наверное, открытостью. По ее лицу можно было прочесть все, о чем думала эта девушка. Она совершенно не умела врать и притворяться. Рустем поиграл с прядью Лелькиных волос, пощекотал ею нос девушки, и она рассмеялась заливисто, пряча лицо в ладошки.

— Не надо, я боюсь щекотки!

Она и не заметила, как заснула. Рус что-то рассказывал, Лелька полулежала в его кровати и слушала, слушала. Рус заметил, что она клюет носом, а потом и вовсе закрыла глаза и засопела. Он укрыл её одеялом, потушил свет и улегся рядом.

Все это было так странно. Впервые за столько лет он так много говорил, делился глупостями и воспоминаниями. В их семье это было не принято. И хоть Рус знал, что родители и сестра любят его, ни с кем из них он не разговаривал по душам целую вечность. Отец был вечно занят. Мать содержала дом в Москве и на Родине, да и виделись они сейчас крайне редко из-за работы Руса. Сестра вообще жила в Европе. Здесь, сейчас он вдруг почувствовал себя ребёнком, так же как было в детстве, когда отец сажал его на колени и расспрашивал, как у него дела.

Лелька уже сопела во всю, перевернувшись на живот, подмяв под себя большую часть пушистого одеяла и смешно оттопырив губу, а он все думал о том, как же это все-таки удивительно, что на своём пути он повстречал Булку. Лельку. Лелечку.

Отношения их стремительно развивались. И вот уже Лелька чаще ночевала в квартире Руса в Раменках, нежели дома. Она даже пижаму купила специально для его квартиры. Она по-прежнему сама не просилась остаться с ночевкой, не чувствовала себя там как дома, но все чаще ее личные вещи стали появляться в некогда холодной холостяцкой берлоге. То резинку оставит на комоде, то крем в ванной на полочке. Мелочи, порою едва уловимые, но заявляющие о том, что в этом доме живет женщина. И надо признать, ему это нравилось.

Даже уборщица заметила перемены в жилище, хотя корректно молчала и только собирала небольшие свидетельства появившейся в его жизни девушки в корзиночку на комоде в прихожей. «Доложит матери», подумал Рус и решил, что неплохо бы ему и самому объявиться и рассказать о том, как изменилась его жизнь, самой близкой и родной женщине на свете.

Мама отправилась на Родину на все лето и Русу вдруг пришла в голову шальная мысль — поехать туда вместе с Лелькой, познакомить их. Почему-то ему казалось, что Лелька обязательно понравится матери.

Отец поддержал идею Руса и поэтому легко одобрил сыну отпуск. Рустем был на позитивной волне: душевный подъем и желание обнять весь мир охватило его. Лелька отдавала ему сполна: днём она слушала его, смотрела на него обожающими глазами, не стеснялась делиться эмоциями. Он обожал наблюдать за ней, когда она, смеясь рассказывала ему о своей начальнице или истории про бедовую подружку Катьку.

А ночью… Ночи их были невероятными. Судя по всему, Лелька имела совсем небольшой опыт в отношениях с мужчинами, и это успокаивало. Ибо представить, что кто-то касался ее, целовал, делал с нею то, что делал сам Рустем, не было сил. От одной мысли об этом охватывала ярость и ревность. Хотя поводов она никогда не давала. Он видел, как она растворяется в нем. Это было приятно — знать, какое влияние он на нее оказывал. Она была вся для него и жила, дышала лишь этой своей любовью.

Лелька не воспротивилась и, когда он решил нагрянуть к ней домой, хотя понимала, что обстановка в их квартире не соответствовала образу жизни Рустема. На удивление, ему показалась уютной маленькая девушка в панельке на окраине. Она напомнила ему бабушкин дом, где берегли памятные вещи, где были фотографии на комоде и сервиз в стенке. Да, квартира там требовала ремонта, но ведь, атмосфера складывается не из того, сколько стоит люстра или напольная плитка. Его апартаменты были пустыми и холодными, пока в них не появилась Лелька. А здесь, на шестом этаже его встретила живая квартира с памятью, с чувствами, с историей.

— Не разувайся, — сконфуженно прошептала Лелька, пропуская его в прихожую.

Она была не готова, что Рус пойдет с ней домой. А он вдруг достал с заднего сидения два небольших букета цветов и коробку с конструктором и вышел из машины. Они заехали за сменой вещей для Лельки, и она не ожидала, что придется знакомить маму с парнем.

— Чего это, не разувайся? — Мама, подбоченясь, стояла в приходе на кухню. На ней был передник, а в руках неизменная лопатка для переворачивания котлет.

— Мам, — жалобно протянула Лелька. В её представлении мама переигрывала.

— Нет, нет. — Улыбнулся Рус обезоруживающе и разулся на придверном коврике. — В доме в обуви ходить не престало.

— Вот, — мама подняла указательный палец вверх. — Все верно. Ну, здравствуйте, молодой человек. А то я все думаю, ну, когда ж соизволите явиться на порог?

Из большой комнаты выглянула заинтересованная сестрица, а следом за ней и Вадька показал свой веснушчатый нос. Рус вручил женщинам цветы и представился. Вадька получил свой конструктор и с воплями счастья унесся открывать коробку, даже толком не сказав «спасибо».

— Я Рустем, мы с Лелей… — Он не знал, как обозначить их отношения. — Вместе.

— Это моя мама — Галина Ивановна, — сообщила Лелька, переминаясь с ноги на ногу. Она не успела подготовиться к его визиту, не предупредила маму. Рус решил сам, когда это произойдет. И ей оставалось лишь надеяться, что хуже не будет. — А это Татьяна — моя сестра.

Цветы, как ни крути, сделали своё дело, и мама смилостивилась. Ей много лет никто не дарил цветов, тем более просто так. Танька тоже расцвела, но молчала, рассматривая диковинного зверя — Лелькиного жениха.

— Проходите на кухню, чай будем пить. У меня как раз булочки готовы.

Рус подавил смешок. Лелька тоже еле сдержалась. Они перебросились только им двоим понятным взглядом, но мама успела это заметить. Галина Ивановна пожала плечами, не понимая, отчего они смеются.

— Теперь я понимаю. — Шепнул Лельке на ухо Рус едва слышно. — Я в точку попал, да?

Лелька покраснела. Надо сказать, она не жевала больше салат, как безумная, но спорт никуда не делся из её жизни. Просто после работы она шла в фитнес на первом этаже комплекса, где жил Рус. Фигура её была, может, и не идеальной, но Алимов засыпал ее комплиментами, поэтому намек на булки не огорчил и не расстроил. Она, ведь, и правда, любила мамины пирожки и оладушки больше жизни. До тех пор, пока не встретила Рустема. Теперь больше жизни она любила его.

Мама Лелькиного жениха приняла с осторожностью. Рустем ей нравился своим воспитанием, учтивостью и тем, что очень бережно опекал Лельку. Иногда слишком опекал. Тогда Галина Ивановна напрягалась, и её материнское сердце, словно что-то чуя, болело. Сложится ли у них? Ведь, Лелька, хоть и была по мнению матери, бесхребетной и слишком доброй, могла порой и взбрыкнуть.

Катька же и Танька пищали от восторга, когда Рустем только появлялся на горизонте. Особенно подруга. Она считала, что Лелька должна вцепился в него мертвой хваткой и не отпускать. И обязательно женить на себе. Ну или на крайний случай, стать его постоянной девушкой.

— Лельк, а он тоже обрезанный? — Спросила однажды Катюха, прямо во время обеда, когда мама убирала ее тарелку из-под борща.

Лелька густо покраснела и выронила ложку. Та звякнула и, падая в миску, плюнула борщом прямо на кипено-белую блузку девушки.

— Кать, ну за столом же! — Возмутилась маменька и плюхнула перед ней тарелку с пюре и котлетой. — Язык, как помело!

— А что такого? — Не понимала подруга претензий. — Подумаешь там, спросила!

— Совсем дурочка? — Разозлилась Лелька и встала из-за стола. Есть расхотелось даже мамин борщ.