Мистер Бантинг вскочил со стула, белый как мел. Каждый мускул его тела, казалось, был напряжен до предела.

Я смущенно представил вновь прибывших.

— Польщен знакомством, — сказал мистер Бантинг.

Селеста тепло улыбнулась ему, но опешила, когда мистер Бантинг уставился на Гарри с нескрываемой ненавистью.

Гарри был слишком возбужден, чтобы замечать, что творится вокруг.

— Я сейчас пишу историческое исследование об индустрии кетчупа. Хочу выяснить, застряла ли она в Средневековье или все-таки вышла и тут же откатилась обратно.

У меня вырвался идиотский смешок.

— Мистер Бантинг, вы, я думаю, не раз видели Селесту по телевизору. Она…

— Телерадиовещание, — встрял Гарри, — достигло таких высот, что они могут в долю секунды разослать изображение моей жены по сорока миллионам домов. А производство кетчупа безнадежно увязло в попытках побороть тиксотропию.

Мистер Бантинг не выдержал.

— А людям нужно, чтобы с тиксотропией боролись? — взорвался он. — Может, им нужен просто хороший кетчуп, и плевать на тиксотропию! Им нужен аромат! Им нужно качество! Избавьтесь от тиксотропии, и вы получите какую-то красную бурду под старым благородным именем!

Его буквально трясло от ярости.

Гарри остолбенел.

— Вы знаете, что такое тиксотропия?

— Разумеется, я знаю! — прорычал Бантинг. — И я знаю, что такое хороший кетчуп. И еще я знаю, кто вы такой: наглое, пронырливое, самовлюбленное ничтожество!

Он повернулся ко мне.

— Скажи мне, кто твой друг… Прощайте!

Он величественно покинул ресторан.

— У него были слезы на глазах, — сказала пораженная Селеста.

— Вся его жизнь, жизни его отца и деда были посвящены кетчупу, — объяснил я. — Мне казалось, что Гарри должен его знать. Мне казалось, что все в этой отрасли знают Артура Дж. Бантинга.

На Гарри было жалко смотреть.

— Я его обидел, да? Я не специально, честное слово.

Селеста взяла его за руку.

— Дорогой, ты как Луи Пастер. Он ведь тоже, наверно, обидел многих старых докторов.

— Да, — согласился Гарри. — Я похож на Луи Пастера.

— Конфликт поколений, вечная тема.

— Он был важным клиентом? — спросил Гарри.

— Да, весьма.

— Извини. Честное слово, мне очень жаль. Я ему позвоню и все объясню.

— Гарри, я не хочу, чтобы ты шел против своих убеждений. Только не из-за меня.

На следующий день мистер Бантинг позвонил мне и сказал, что принял извинения Гарри.

— Он объяснил мне, как попал в индустрию кетчупа, и обещал покончить с этим. Насколько я понимаю, вопрос закрыт.

Я тут же позвонил Гарри.

— Гарри, дорогой! Работа с мистером Бантингом не настолько для меня важна. Если ты прав насчет кетчупа, а Бантинги ошибаются, ты должен стоять на своем и бороться!

— Да все о’кей, — сказал Гарри. — Мне уже так надоел этот кетчуп. Я все равно собирался заняться чем-нибудь другим.

Он повесил трубку. Я перезвонил, но на том конце сказали, что он ушел на обед.

— А вы не скажете куда?

— Да тут через дорогу. Я вижу его в окно.

Я записал адрес ресторана и поймал такси.

Ресторан оказался дешевой и грязной столовкой через дорогу от автосервиса. Я осмотрелся и заметил Гарри на табурете у прилавка — он наблюдал за мной сквозь стекло автомата по продаже сигарет.

На Гарри был измазанный комбинезон. Он развернулся и протянул мне руку с ногтями в черных траурных рамках.

— Разрешите представиться, новый король птичьих кормов.

Его рукопожатие было по-прежнему крепким.

— Гарри, ты работаешь автомехаником?

— Не более, чем полтора часа назад человек со сломанным бензонасосом благодарил господа за это. Присаживайся.

— А что с производством кетчупа?

— Оно спасло мой брак и мою жизнь, — ответил Гарри. — И я благодарен его основателям, таким, как Бантинги.

— И ты все бросил, вот так, сразу?

— Так ничего и не было, — признался Гарри. — Бантинг дал слово не распространяться, и того же я жду от тебя.

— Но ты столько знаешь о кетчупе!

— В течение полутора лет, с того момента, как Селеста стала богатой и мы переехали сюда, я болтался по улицам и искал работу, достойную мужа знаменитой красавицы Селесты.

При воспоминании о том мрачном времени он потер переносицу и потянулся за кетчупом.

— Когда я замерзал, промокал или уже валился с ног от усталости, то заходил в публичную библиотеку и читал книги о разных разностях, которыми люди зарабатывают на жизнь. В том числе и о производстве кетчупа.

Он начал яростно трясти бутылку над гамбургером в своей тарелке. Бутылка была почти полной, но кетчуп не выходил.

— Видишь? Если трясти кетчуп вот так, он ведет себя, как твердое вещество. А если встряхнуть по-другому, он превращается в жидкость.

Гарри нежно покачал бутылку, и на гамбургер легла солидная капля кетчупа.

— Знаешь, как это называется?

— Нет, — признался я.

— Тиксотропия, — он со смехом хлопнул меня по плечу. — Видишь, кое-чему ты сегодня научился.

Никто не в состоянии побороть желание купить то, чем я торгую, потому что я торгую подсказками, как разбогатеть, советами, какие акции и ценные бумаги покупать или продавать — и когда это делать. Это советы специалиста, и я не перестаю учиться, чтобы они таковыми и оставались. Но, как бы ни были мои советы хороши, не всякий может стать моим клиентом, поскольку далеко не у каждого имеется венчурный капитал — денежки для фондового рынка и для меня.

Далеко не все люди, у которых имеется венчурный капитал, распространяются насчет него. Моя работа, если я надеюсь прокормить себя, в том и состоит, чтобы отыскать этих молчунов и убедить их в том, что у них просто зудит от желания воспользоваться моими услугами. И у них зудит, не сомневайтесь. Но такова Америка — в самом страшном сне не догадаешься, у кого есть венчурный капитал, а у кого нет.

Мне и в голову не приходило, например, собрать инвестиционное досье — описывающее тайные богатства — на оборванного гнилозубого старика, который продавал газеты неподалеку от моего офиса. Так вот, когда старик умер, полиция обнаружила в его матрасе пятьдесят восемь тысяч долларов венчурного капитала. Хуже того — я еще не успел оправиться от потрясения, а его наследник уже вложил деньги в мотель во Флориде.

Так что по одежке судить нельзя. Фетровая шляпа, банкирский серый костюм и до блеска отполированные черные ботинки выдадут владельца венчурного капитала не больше, чем форма его ушей. Я это точно знаю. Я ношу фетровую шляпу, банкирский серый костюм и до блеска отполированные черные ботинки.

В общем, поиск клиента — чистая лотерея, он может возникнуть откуда угодно и как угодно выглядеть.

Был у меня клиент — один из самых консервативных на вид молодых людей, которых я когда-либо встречал. Такого парня не увлечь никаким инвестиционным проектом, если в нем будет хоть намек на авантюру. Однако после того, как я создал ему максимально консервативный и стабильный портфель ценных бумаг на двадцать тысяч долларов, он тут же пустил на ветер десять тысяч из этих двадцати, и я по сей день жду от него хоть намека на раскаяние.

Его зовут Джордж Брайтмен. Достался мне по наследству от своих приемных родителей — милейших людей, моих самых первых клиентов. Едва я привел их инвестиционный портфель в приемлемый вид, как они расстались с жизнью в автомобильной катастрофе, и я продолжил заботиться о портфеле ради их приемного сына и наследника. Джорджа.

Я горжусь своей работой и с особым трепетом отношусь к ранним своим успехам. Портфель Брайтменов представлял собой образчик отличной работы — сбалансированный и надежный. Своего рода плод любви, поскольку Брайтмены завещали его Джорджу — а Джорджа они обожали. Что ж, время, когда Джордж стал владельцем, пришло скорее, чем они ожидали; больно было смотреть, как он начал закладывать динамитные шашки под скромное, но надежное финансовое сооружение, которое мы для него выстроили.