— Это черт знает что такое! — воскликнула она, когда он выпустил ее из объятий.

— Правда?

— Напрасно ты это сделал!

— Тебе не понравилось?

— А ты чего ждал… дикой, безудержной страсти?

— Повторяю: я никогда не знал и по-прежнему не знаю, что будет дальше.

— Мы попрощаемся, и все.

Он немного нахмурился.

— Хорошо.

Кэтрин произнесла еще одну речь:

— Я не жалею, что мы поцеловались. Это было очень приятно и мило. Нам давно стоило это сделать, ведь мы были так близки. Я всегда буду помнить тебя, Ньют. Желаю тебе удачи и счастья.

— И тебе того же.

— Спасибо.

— Тридцать дней, — сказал Ньют.

— Что?

— Тридцать дней мне придется провести в военной тюрьме за этот поцелуй.

— Это… это ужасно, но я не просила тебя уходить в самоволку!

— Знаю.

— За такие глупые выходки звание Героев точно не присуждают.

— Наверно, здорово быть героем. Генри Стюарт Чейзенс — герой?

— Мог бы им стать, если бы такой шанс представился. — Кэтрин с тревогой заметила, что они двинулись дальше. Ньют, похоже, благополучно забыл о прощании.

— Ты вправду его любишь?

— Конечно! — с жаром ответила она. — Иначе бы я не стала за него выходить!

— И что в нем хорошего?

— Да сколько можно! — вскричала Кэтрин, снова остановившись. — Ты вообще представляешь, как мне обидно это слышать? В Генри много, много, очень много хорошего! И наверняка также много-много плохого. Но это совершенно тебя не касается. Я люблю Генри и не подумаю вас сравнивать!

— Прости.

— Я серьезно!

Ньют снова ее поцеловал. Он поцеловал ее, потому что она сама этого хотела.

Они вошли в большой сад.

— Когда мы успели забраться так далеко от дома, Ньют? — спросила Кэтрин.

— Шаг один, шаг второй, по полям и лесам, по мостам… — проговорил Ньют.

— Так незаметно они складываются… шаги.

На колокольне школы для слепых зазвонили колокола.

— Школа для слепых, — сказал Ньют.

— Школа для слепых. — Кэтрин сонно тряхнула головой. — Мне пора домой.

— Тогда давай прощаться.

— Когда я пытаюсь, ты всякий раз меня целуешь, — заметила она.

Ньют сел на невысокую стриженую травку под яблоней.

— Присядь, — сказал он.

— Нет.

— Я тебя пальцем не трону.

— А я тебе не верю.

Она села под другое дерево, в двадцати футах от Ньюта. Села и закрыла глаза.

— Пусть тебе приснится Генри Стюарт Чейзенс.

— Что?

— Пусть тебе приснится твой замечательный будущий муж.

— Хорошо, — кивнула Кэтрин и еще крепче зажмурилась, чтобы скорей представить себе жениха.

Ньют зевнул.

В ветвях деревьев жужжали пчелы, и Кэтрин едва не задремала. Когда она открыла глаза, Ньют спал.

И тихо похрапывал.

Кэтрин дала ему поспать около часа — и на протяжении этого часа всем сердцем его обожала.

Тени яблоневых деревьев потянулись к востоку. Со стороны школы для слепых вновь раздался колокольный звон.

— Чик-чирик, — прощебетала синица.

Где-то вдалеке взревел и заглох мотор. Потом снова взревел и снова заглох.

Кэтрин встала и присела на колени рядом с Ньютом.

— Ньют, — окликнула она.

— А? — Он открыл глаза.

— Поздно уже.

— Привет, Кэтрин, — сказал он.

— Привет, Ньют, — отозвалась она.

— Я тебя люблю.

— Знаю.

— Слишком поздно?

— Слишком поздно.

Ньют встал и со стоном потянулся.

— Отлично прогулялись, — сказал он.

— Согласна.

— Ну что, расходимся?

— Куда ты пойдешь? — спросила она.

— Да в город, куда еще. Сдамся.

— Удачи.

— И тебе, — кивнул он. — Выходи за меня, Кэтрин?

— Нет, — ответила она.

Он улыбнулся, пристально на нее посмотрел и быстро зашагал прочь.

Кэтрин провожала взглядом его силуэт, исчезающий в длинной перспективе деревьев и теней, и думала: если он сейчас остановится, если обернется, если позовет ее, она обязательно к нему побежит. По-другому просто нельзя.

Ньют остановился. И обернулся. И позвал ее.

— Кэтрин!

Она подбежала, она обвила его руками. Она не могла говорить.

Лунный свет — это для молодых. А уж что до женщин, так они его просто обожают. Но мужчина, чем он старше, тем обычно меньше нравится ему лунный свет. Слишком жиденький и холодный, неуютный какой-то. Терли Уайтмен именно так и считал. Терли стоял в пижаме у окна в спальне и ждал, когда его дочь Нэнси вернется домой.

Это был огромный добродушный и симпатичный мужчина. Из него получился бы замечательный король, но работал он копом, охранником автостоянки, что у главного офиса компании «Рейнбек Эбрейсивс». Его дубинка, револьвер, патроны и наручники валялись в кресле, у постели. Терли пребывал в растерянности и тревоге.

Жена Милли лежала в постели. Впервые со дня их медового месяца в 1936-м Милли не накрутила волосы на бигуди. И теперь эти волосы рассыпались по подушке, отчего она сразу стала казаться моложе, мягче и как-то загадочней.

Милли уже давным-давно не выглядела загадочной в постели. Глаза ее были широко раскрыты, и смотрели они на луну.

Ее отношение к проблеме просто бесило Терли — Милли категорически отказывалась беспокоиться и думать, что с Нэнси что-то могло случиться, там на улице, в лунном свете, поздней ночью. Милли незаметно для себя уснула, а потом проснулась и некоторое время смотрела на луну с таким видом, словно на уме у нее было нечто необыкновенно важное. И не говорила о том, что думает, а потом… потом опять уснула.

— Ты не спишь? — спросил жену Терли.

— А? — сонно откликнулась Милли.

— Решила не спать?

— Я не сплю, — мечтательным и дремотным, точно у молоденькой девушки, голоском откликнулась Милли.

— Небось и задремала немножко, но как-то не заметила, — ответила она.

— Да ты целый час дрова пилила, — сказал Терли.

Он специально сказал жене гадость. Думал, что, может, это заставит ее окончательно проснуться. Он хотел, чтобы она проснулась и говорила с ним вместо того, чтобы пялиться на эту дурацкую луну. Никаких дров во сне она, разумеется, не пилила. Лежала себе тихо и спокойно, и была такая красивая…

Некогда его Милли считалась первой красоткой в городе. Теперь ее место заняла дочь.

— Знаешь, я тебе честно скажу. Я ужасно волнуюсь, — сказал Терли.

— Ах, милый, — протянула Милли, — да все с ними в порядке. Здравый смысл у них, слава богу, есть. Не какие-нибудь там полоумные подростки.

— Ты что же, хочешь тем самым сказать, что они не валяются сейчас где-нибудь в канаве, в разбитой машине?

Эти слова разом и окончательно пробудили Милли. Она села в постели, моргая и хмурясь.

— Ты что, и правда думаешь…

— Да, думаю! — рявкнул Терли. — Он дал мне честное благородное слово, что доставит девочку домой в целости и сохранности. И произойти это должно было еще два часа тому назад!

Милли откинула одеяло, спустила босые ноги на пол.

— Ясно, — сказала она. — Теперь я окончательно проснулась. И тоже начала волноваться.

— Давно пора, — буркнул Терли. Демонстративно повернулся к жене спиной и снова уставился в окно, нервно постукивая большой ступней по радиатору.

— Так мы что же, просто будет ждать и волноваться? — спросила Милли.

— А что ты предлагаешь? — огрызнулся Терли. — Если хочешь позвонить в полицию и узнать, не было ли каких несчастных случаев, можешь не утруждаться. Я позаботился об этом, пока ты пилила дрова.

— И никаких несчастных случаев?.. — еле слышно спросила Милли.

— Никаких, насколько им известно, — ответил Терли.

— Что ж… тогда… это немного ободряет, верно?

— Может, тебя и ободряет, — сказал Терли, — а лично меня — нет. — И покосился на жену. И увидел, что она уже и думать забыла про сон и вполне в состоянии выслушать то, что он собирался ей сказать. — Ты уж извини, дорогая, за прямоту, но у меня сложилось впечатление, что ты относишься ко всей этой истории, как к развлечению или каникулам. И ведешь себя так, будто это тебя, а не Нэнси, вывозит на прогулку в своем авто мощностью в триста лошадиных сил этот богатенький смазливый щенок. Будто это неслыханная честь какая!..