Моя родная, моя ненаглядная жена, урожденная Эми Лу Литтл, досталась мне из девичьего бюро — благоуханного цветника, где девушки, мечта одинокого мужчины, склоняют хорошенькие головки над пишмашинками.

Эми Лу Литтл была симпатичная, уверенная в себе выпускница бирмингемского секретарского училища. В характеристике моей будущей жене написали, что она печатает быстро и аккуратно, и агент по найму завода металлоизделий «Монтесума» предложил ей очень хорошее жалованье с условием, что она переедет в Питсбург.

В Питсбурге мою будущую жену отправили в девичье бюро завода металлоизделий «Монтесума», где ей выдали наушники, диктофон и электрическую пишущую машинку. Посадили ее рядом с мисс Нэнси Хостеттер, начальницей секции С девичьего бюро, которая проработала здесь двадцать два года — на год больше, чем Эми жила на свете. Мисс Хостеттер, тетка рослая, крепкая, как лось, и очень правильная, печатала фантастически быстро и аккуратно. Она велела Эми относиться к ней как к старшей сестре.

Я тоже работал на заводе металлоизделий «Монтесума», одинокий и неустроенный улещиватель невидимых клиентов. Они писали на завод, а мы, двадцать пять сотрудников отдела, отвечали им компетентно и благожелательно. Я не видел клиентов, клиенты не видели меня, и никто не предлагал нам обменяться фотокарточками.

Целый день я говорил в диктофон, а курьеры относили пленки в девичье бюро, где я ни разу не бывал.

В бюро работали шестьдесят девушек, по десять в секции. Стенды в кабинетах утверждали, что девушки — в полном распоряжении всякого, кто имеет доступ к диктофону, и почти каждый нашел бы в бюро подругу себе по вкусу. Там были молоденькие и незамужние, как моя будущая жена, были искушенные красавицы с фигурой киноактрис, дородные матроны и несгибаемые старые девы вроде мисс Хостеттер.

По стенам девичьего бюро, выкрашенным в приятный зеленый цвет, висели картины из сельского быта, в воздухе плыла рапсодия девичьих духов и музыки с пластинок Андре Костеланеца и Мантовани[23]. С утра до вечера в ушах у девушек звучали записанные на диктофон голоса мужчин — сотрудников «Монтесумы».

Однако мужчины присылали только свои голоса, без лиц, и всегда говорили исключительно о деле. К девушкам они обращались «оператор».

«Молибден, оператор, — произнес голос в наушниках Эми. — Пишется м-о-л-и-б-д-е-н».

Глухой бостонский выговор резал Эми слух — словно бьют в надтреснутый колокол. Это был мой голос.

— Дзень-брень, — сказала Эми моему голосу.

«Впрочем, в комплектацию агрегата входят силиконовые сальники. С-и-л-и-к-о-н-о-в-ы-е, оператор».

— Можешь не диктовать по буквам, — ответила Эми. — Я уже полгода работаю в этом дурдоме, так что про силикон знаю все.

«Искренне ваш, — продолжал мой голос. — Артур К. Уитни-младший, секция связи с покупателями, отдел продажи бойлеров, отделение крупногабаритной техники, кабинет четыреста двенадцать, здание семьдесят семь, питсбургский завод».

Эми отпечатала внизу листа: «исп. А. Уитни, печ. Э. Литтл», вытащила копирку, положила экземпляры в свой лоток для исходящих и убрала мою запись с диктофона.

— Почему ты никогда не заглядываешь в девичье бюро, Артур? — спросила моя будущая жена мою запись. — Мы бы встретили тебя как Кларка Гейбла. Мы бы почти любого мужчину так встретили.

Она взяла из своего лотка для входящих следующую запись и обратилась к ней:

— Давай, красавчик. Растопи сердце холодной девушки из Алабамы. Вскружи мне голову.

«Шесть экземпляров, оператор, — произнес новый, скрипучий голос в ухе Эми. — Мистеру Гарольду Н. Брюстеру в отдел шарикоподшипников машиностроительной корпорации Йоргенсона, Лансинг пять, Мичиган».

— А ты дядька с огоньком, да? — спросила Эми. — Что вам всем так горячит кровь — неужели бойлеры?

— Ты что-то сказала, Эми? — Мисс Хостеттер сняла наушники. Она была рослая и не носила украшений, только золотую булавку «Двадцать лет на заводе». Сейчас она смотрела на Эми с угрюмой укоризной. — Что у тебя опять не так?

Эми остановила диктофон.

— Я говорила с джентльменом в записи, — ответила она. — Надо же с кем-то разговаривать, чтобы не рехнуться.

— Здесь много приятных людей, с которыми можно поговорить. Ты все принимаешь в штыки, хотя даже не разобралась, зачем это и для чего.

— Так объясните, зачем это и для чего, — сказала моя будущая жена, обводя рукой ряды столов с пишущими машинками.

— В «Вестнике «Монтесумы» очень хороший рисунок, он все объясняет, — сказала мисс Хостеттер.

Еженедельную газету «Вестник «Монтесумы» компания выпускала для сотрудников.

— Это где призрак Флоренс Найтингейл парит над плечом у стенографистки? — спросила Эми.

— Тот рисунок тоже хорош, но я имела в виду другой, где мужчина стоит перед новым обогревателем, а вокруг тысячи женщин, такие немного призрачные. И подпись: «Он не шлет им розы. А мог бы прислать — тем десяти тысячам женщин, что стоят за каждым надежным и долговечным агрегатом завода «Монтесума».

— Призраки, призраки, призраки, — сказала моя будущая жена. — Все здесь призраки. Врываются по утрам из холода и дыма, весь день суетятся и переживают из-за бойлеров, молибдена и силиконовых сальников, а в пять растворяются без следа. Здесь никто не женится, не влюбляется, не шутит. У нас в школе…

— Школа — это не жизнь, — возразила мисс Хостеттер.

— А сидеть в этом курятнике, значит, жизнь, — сказала моя будущая жена.

Женщины глянули друг на друга с неприязнью, которую оттачивали последние полгода. В глазах их сверкали клинки, хотя обе продолжали вежливо улыбаться.

— Жизнь такая, какой ты ее делаешь, — сказала мисс Хостеттер, — а неблагодарность — один из худших пороков. Посмотри вокруг! На стенах картины, на полу ковер, прекрасная музыка, больничные, пенсия, рождественский банкет, живые цветы на каждом рабочем месте, перерыв на кофе, собственный кафетерий, отдельная комната отдыха с телевизором и столом для пинг-понга.

— Все, кроме жизни, — ответила моя будущая жена. — Первый живой человек, о котором я тут слышу, — бедный Ларри Барроу.

— Бедный Ларри Барроу! — возмущенно повторила мисс Хостеттер. — Эми, он убил полицейского!

Эми открыла верхний ящик стола и принялась разглядывать фотографию Ларри Барроу на обложке «Вестника “Монтесумы”». Барроу, красивый молодой преступник, застрелил полицейского при попытке ограбить питсбургский банк два дня назад. Видели, как он перелезал через забор, чтобы укрыться где-то на территории завода «Монтесума». Мест, где спрятаться, там было предостаточно.

— Он мог бы сниматься в кино, — сказала Эми.

— В роли убийцы, — заметила мисс Хостеттер.

— Вовсе необязательно, — возразила Эми. — Он похож на многих симпатичных ребят из моей школы.

— Не глупи. — Мисс Хостеттер отряхнула большие руки. — И вообще, что мы бездельничаем? До перерыва на кофе еще десять минут. Давай постараемся успеть за них побольше.

Эми включила диктофон.

«Уважаемый мистер Брюстер, — сказал голос, — ваша заявка на оценку возможности дополнительного оснащения имеющегося у вас обогревательного устройства компрессорами серии DM-114 отправлена телетайпом специалисту в вашем районе и…»

Пальцы Эми плясали по клавишам, а голова была свободна думать о чем угодно. Верхний ящик стола был по-прежнему открыт, газета по-прежнему лежала на виду, поэтому моя будущая жена стала думать о Ларри Барроу, как тот прячется где-то на заводе — раненый, продрогший, голодный, ненавидимый и преследуемый всеми.

«Учитывая, что теплопроводность кирпичных стен обогреваемого здания, — сказал голос у Эми в ухе, — пять БТЕ — это сокращение от «британская тепловая единица», оператор, все буквы прописные — в час на квадратный фут на градус Фаренгейта — Фаренгейта с большой буквы, оператор…»