Если это эксцентричное, хотя и ироничное (учитывая нищету Курта) предложение звучит как цитата из рассказа Воннегута, достаточно взглянуть на посвященные научным идеям произведения самого Курта, проданные им в те годы в популярные журналы. В рассказе «Конфидо» полет научной фантазии и страсть к изобретениям не выходят за рамки расхожего человеческого поведения, знакомого большинству читателей семейных журналов. Науку и реакцию на научные открытия и новшества следовало подавать убедительно и занимательно, а к концу рассказа читатель должен был непременно обмануться в своих предположениях и удивиться собственной доверчивости. Рассказы «Зеркальная зала» и «Сейчас вылетит птичка» посвящены не столько науке, сколько псевдонауке, в то время как рассказ «Милые маленькие человечки» выходит за рамки как обычного поведения, так и доверчивости или практичности. Когда стопа писем с отказами вырастала настолько, что даже агент Курта Кеннет Литтауэр уже не видел надежды на публикацию, он уговаривал своего клиента приберечь материал «для потомков». И душеприказчики писателя сохранили и опубликовали такие рассказы после смерти автора, уважая желания тех, кто доподлинно знал, какую ценность имеют эти произведения.

Сегодня рассказ «Между вредом и времянкой» как нельзя лучше позволяет понять Воннегута-писателя, который начинал как автор рассказов и после двадцати лет упорного труда преуспел на ниве романов. Вдумчивых авторов всегда тревожила мысль, что их мировоззрение сформировано временем, в которое им выпало жить. Но верно и обратное: у всех хороших писателей есть потайное желание самим формировать свою эпоху, и эту потребность Воннегут осуществлял с самых первых до самых поздних своих произведений. Это стремление приводит читателя от поражений и разбитого сердца к надежде, и этот курс Курт любил набрасывать на грифельной доске для своей аудитории, наглядно демонстрируя, как строится литературное повествование. Полвека спустя Воннегут использует этот феномен как литературный прием в сборнике своих сатирических эссе «Благослови вас бог, доктор Кеворкян», в котором он возвращается из контролируемых приключений на грани смерти, чтобы поделиться мыслями тех, кто действительно почил в бозе — будь то люди никому не известные, знаменитые или знаменитые со знаком минус. В рассказе «Между вредом и времянкой» нет ничего веселого, если не считать мрачного юмора в развязке. Но и это лишь очередной розыгрыш (возможно, не такой уж мягкий), который Воннегут уготовил своим читателям. Наука в этом рассказе служит предостережением. «Будьте осторожны, — предупреждал читателей Курт относительно своих произведений, — нас с вами может занести на много миль отсюда».

В старом доме, разделенном напополам тонкой стенкой, пропускавшей все звуки, жили две семьи. В северной части дома поселились Леонарды. В южной — Харгеры.

Леонарды — муж, жена и восьмилетний сын — только что въехали. Зная об акустических свойствах тонкой стенки, они тихо спорили, можно ли оставить Пола одного на целый вечер.

— Ш-ш-ш-ш! — сказал папа Пола.

— А я разве кричу? — спросила мама. — Я говорю совершенно нормальным голосом.

— Если я слышал, как Харгер откупорил бутылку, тебя он точно слышит.

— А я ничего плохого или постыдного не говорила!

— Ты назвала Пола ребенком, — заметил мистер Леонард. — Полу наверняка стыдно это слышать. И мне тоже.

— Брось, так просто принято говорить.

— Значит, мы положим конец этому обычаю. И вообще пора перестать относиться к нему как к маленькому — прямо сегодня. Мы пожмем ему руку и уйдем в кино. — Он повернулся к Полу: — Тебе ведь не страшно, сынок?

— Нисколько, — ответил Пол. Он был очень высокий для своего возраста: худенький мальчик с нежным и чуть сонным лицом, копия мамы. — За меня не волнуйтесь.

— Так держать! — сказал отец, хлопнув его по плечу. — У тебя будет настоящее приключение!

— Я бы меньше переживала из-за приключений, если б мы пригласили няню, — сказала мама.

— Ну, если ты будешь весь фильм за него тревожиться, давай лучше возьмем его с собой.

Миссис Леонард ужаснулась:

— С ума сошел! Фильм-то не детский!

— Подумаешь! — весело сказал мальчик. Для него всегда было тайной, почему взрослые запрещают ему смотреть некоторые фильмы и телепередачи, читать некоторые книги и журналы, — но тайной, которую он уважал и даже находил немножко приятной.

— Он не умрет, если посмотрит, — добавил папа.

— Ты ведь знаешь, про что этот фильм, — попыталась урезонить его мама.

— Про что, про что? — заинтересовался Пол.

Миссис Леонард с надеждой посмотрела на мужа, но помощи так и не дождалась.

— Про девушку, которая не слишком разборчива в людях и не умеет выбирать друзей.

— А… — протянул Пол. — Так это совсем неинтересно.

— Мы идем или нет? — нетерпеливо спросил мистер Леонард. — Фильм начинается через десять минут.

Миссис Леонард закусила губу.

— Ладно! — храбро сказала она. — Ты прикрой окна и запри заднюю дверь, а я выпишу на листок телефоны полиции, пожарных, кинотеатра и доктора Фейли. — Она повернулась к Полу: — Ты ведь умеешь звонить по телефону, милый?

— Да он сто лет назад научился! — воскликнул мистер Леонард.

— Ш-ш-ш! — осадила его миссис Леонард.

— Прости. — Он поклонился стенке. — Покорнейше прошу прощения.

— Пол, дорогой, — сказала миссис Леонард, — что ты будешь делать, пока нас нет?

— Ну… погляжу в микроскоп, наверно, — ответил мальчик.

— Только не на микробы, хорошо?

— Нет, на волосы, сахар, перец и все такое.

Мама нахмурилась.

— Это можно. Правда ведь? — обратилась она к мистеру Леонарду.

— Можно! — ответил тот. — Только смотри, от перца чихают!

— Я осторожно, — сказал Пол.

Мистер Леонард поморщился.

— Ш-ш-ш! — сказал он напоследок.

Вскоре после ухода родителей в квартире Харгеров включили радио. Сначала тихо — так что Пол, сидевший за микроскопом в гостиной, не мог разобрать слов ведущего, а музыка никак не складывалась в мелодию.

Пол изо всех сил старался слушать музыку, а не ругань мужчины и женщины.

Он положил на предметное стекло свой волос, прищурился в окуляр микроскопа и покрутил ручку фокусировки. Волос был похож на блестящего коричневого угря, украшенного светлыми пятнышками там, где на него падал свет.

Мужчина и женщина за стенкой опять принялись громко ругаться, заглушая радио. Пол испуганно покрутил ручку, так что линза объектива вжалась прямо в предметное стекло. Раздался женский крик.

Пол раскрутил линзы и оценил ущерб. Мужчина за стенкой прокричал что-то в ответ — что-то невероятно ужасное.

Пол сходил в спальню, взял там салфетку для линз и протер ею мутное пятнышко, образовавшееся в том месте, где линза въехала в предметное стекло. За стенкой все стихло — кроме радио. Пол посмотрел в микроскоп и вгляделся в молочную дымку поцарапанной линзы.

Ссора вспыхнула вновь: соседи кричали все громче и громче, обзывая друг друга жестокими, злыми словами. Дрожащими руками Пол посыпал стекло солью и положил на предметный столик.

Снова закричала женщина — раздался высокий, истошный, ядовитый вопль.

От испуга Пол слишком сильно провернул ручку, и новое стекло, хрустнув, осыпалось треугольничками на пол. Пол встал. Ему тоже хотелось закричать. Пусть это кончится! Ох, только бы это скорее кончилось!

— Если надумала орать, включила бы хоть радио погромче! — крикнул мужчина за стеной.

Пол услышал стук женских каблуков по полу. Радио заиграло так громко, что из-за басов Полу показалось, будто его засунули в барабан.

— А теперь! — закричал диск-жокей. — Специально для Кейти и Фреда! Для Нэнси от Боба: Нэнси, ты чума! Для Артура — от незнакомки из далеких краев, которая грезит им уже шесть недель! Для всех этих замечательных людей старый добрый оркестр Гленна Миллера сыграет свой знаменитый хит, «Звездную пыль»! Не забывайте, все приветы можно передавать по телефону Мильтон-девять-три-тысяча! Спрашивайте Сэма Полуночника, диск-жокея!