Прежде чем мы встретились лицом к лицу, Джордж был моим клиентом уже полгода. Он изучал богословие в Чикагском университете, и мы общались посредством переписки и междугородних телефонных звонков.

Его родители не переставали говорить мне, какой он чистый, добрый, чудесный юноша, как прилежно изучал богословие; да и письма вкупе с беседами по телефону не давали мне повода думать иначе. Я полагал, что Джордж, возможно, немного легкомыслен в вопросах финансов — но, к счастью, его финансовые дела находились в руках честного человека, и он мог позволить мне делать с его двадцатью тысячами долларов все, что я сочту нужным. Иногда его ответы на мои вопросы и предложения были настолько беспечными, что я даже начинал сомневаться, беспокоит ли его вообще собственный инвестиционный портфель. А потом он вдруг перестал быть беспечным.

Первый звоночек прозвенел, когда я получил от Джорджа письмо, в котором он сообщал, что приедет через неделю и хочет, чтобы я выдал ему пятьсот девятнадцать долларов и двадцать девять центов. На первый взгляд, письмо показалось мне фальшивкой, и я заподозрил, что какой-то ушлый пройдоха углядел прекрасную возможность обшарить карманы бедняги Джорджа, пока тот витает в облаках. Почерк Джорджа, насколько я привык его видеть, был правильным и уверенным, словно медленные волны, накатывающиеся на морской берег под ровным ветром. Письмо с требованием пятисот девятнадцати долларов и двадцати девяти центов было написано неровным, дрожащим почерком.

Лишь сравнив письмо с некоторыми ранними письмами Джорджа, я убедился, что все они написаны одной рукой. Медленные волны в них разбивались под порывами шквалистого ветра.

— Я Джордж Брайтмен, — мягко проговорил он, ступая в мой скромный кабинет.

— Я так и думал, — ответил я. — Когда я работал на ваших родителей, то видел немало ваших фотографий. Да и на похоронах вас видел, хотя и мельком.

— Я тогда не очень-то хотел с кем-либо общаться.

— Понятное желание.

Для мужчины он оказался весьма невысок ростом — не больше пяти футов и четырех дюймов. И лицо его было не таким, каким я помнил его по фотографиям — спокойным, безмятежным и дружелюбным. Когда я видел Джорджа на похоронах, лицо его, само собой, было искажено скорбью. Сейчас на нем отражались беспокойство, возбуждение и даже какое-то безумие, что совершенно не вязалось с темно-серым шерстяным костюмом и черным галстуком.

Я надеялся на приятную, неторопливую беседу, но Джордж явно спешил.

— Где мои деньги? — в лоб спросил он.

Я вручил ему чек за моей подписью на запрошенную сумму. Затем сцепил пальцы, со значением поджал губы и откинулся на спинку стула, всем видом изображая истинного знатока.

— Эти деньги получены путем продажи сотни акций «Невадской горнодобывающей компании», — сообщил я. — Теперь ваш инвестиционный портфель несколько разбалансирован в том, что касается полезных ископаемых. По моему мнению…

— Спасибо, — перебил Джордж. — Вы делаете все, что можете.

Он повернулся уходить.

— Погодите! Послушайте! — воскликнул я. — В «Невадскую горнодобывающую» у вас была вложена тысяча долларов, и теперь кассовый остаток составляет примерно четыреста восемьдесят долларов. Есть отличная цинковая фирма, небольшая, но надежная. Рекомендую вложить ваши четыреста восемьдесят долларов в нее. Это восстановило бы утраченный баланс и…

— Я могу получить их?

— Акции цинковой компании?

— Деньги по кассовому остатку, — сказал Джордж. — Четыреста восемьдесят долларов.

— Джордж, — мой голос был ровен, — позволите ли поинтересоваться, на какие цели?

— Возможно, позже я скажу вам. — Глаза Джорджа сверкали. — Это ведь мои деньги, не так ли?

— Ваши, Джордж. Никому не позволяйте отрицать это. Но…

— И если мне понадобится еще, я просто скажу вам продать что-нибудь. Ведь это так работает?

— Как часы за доллар. — Я был потрясен. — Но…

— Отлично! Значит, вы можете выписать мне чек на… на кассовый остаток. — Термин ему явно понравился.

Я медленно выписал чек.

— Может быть, это не мое дело, Джордж, но вам ведь не встретился хорошо одетый, вежливый человек, который пообещал удвоить ваш капитал? Или встретился?

— Когда настанет время, вы все узнаете, — сказал Джордж.

— Тогда может быть слишком поздно, — проговорил я, однако Джорджа уже и след простыл.

Я не художник, но убежден, что занятие мое сродни рисованию. Меня бесит, когда я вижу кривобокий инвестиционный портфель, как и художника ранит неумелая мазня. После налета Джорджа его портфель напоминал картину, в которой прорезали дыру. Я ни о чем больше не мог думать, не мог выбросить из головы мысль, что он… что мы стали жертвой мошенничества. Еще не наступил вечер, а я уже был глубоко убежден, что имею дозволение высших сил вмешаться в дела Джорджа.

В любые его дела!

Я позвонил в хостел Молодежной христианской организации Уай-Эм-Си-Эй — и, конечно же, не ошибся, Джордж остановился именно там. Когда он подошел к телефону, голос его звучал еще более возбужденно, чем в моем кабинете.

— Нам срочно нужно поговорить, это очень важно, — сказал я. — Может быть, за ужином?

— Не сегодня, не сегодня! — воскликнул он. — Когда угодно, только не сегодня. К тому же мне вообще не хочется есть.

— Пообедаем завтра?

— Да. Хорошо, договорились.

Я назвал ресторан, где мы можем встретиться, а потом словно между делом сообщил:

— Джордж, я тут думал о вашем инвестиционном портфеле… — Думал я об одном: если кто-то искушает Джорджа обещанием неслыханной выгоды, я просто обязан предложить ему свой вариант, в котором была бы по крайней мере надежда на успех. — Если бы вы решились придержать взятые вами деньги до нашей завтрашней встречи, я подсказал бы вам способ вложить их так, чтобы в кратчайшие сроки…

— Давайте завтра поговорим, — оборвал меня Джордж. — У меня сейчас другим голова занята, чтобы еще и думать об инвестициях.

— М-м… что ж… но вы ведь придержите деньги до завтра, верно?

— Не могу, — ответил Джордж и повесил трубку.

Я провел бессонную ночь в размышлениях. Интересно, что столь возбуждающее студента-богослова может стоить ровно пятьсот девятнадцать долларов и двадцать девять центов?

Утром я звонил в хостел не меньше дюжины раз, и мне неизменно отвечали, что Джордж отдыхает.

В полдень он наконец согласился подойти к телефону, и я слышал в трубке его шаги, пока Джордж пересекал холл. Шаги звучали как шлепки мокрой мочалкой по полу.

— Э-э? — Голос Джорджа скорее напоминал кряканье утки.

— Джордж?

— Э-э.

— Как прошла ночь ночей?

— Э-э…

— Пообедаем, Джордж? Через час?

— Э-э.

— Джордж, вы здоровы?

— Только Господь, — пробормотал Джордж, — мог наградить человека такой головной болью.

— Думаю, обед мы можем отменить. Что с вами? Какой-то вирус?

— Грех, — хрипло проговорил Джордж. — Я приду. Нам нужно поговорить.

Можно было и не спрашивать. Ясно, что деньги вылетели в трубу, не принеся никакого удовлетворения — тысяча долларов псу под хвост. Ожидая Джорджа в ресторане, я даже испытывал некое извращенное удовольствие. Кое-что ему все-таки удалось приобрести: он получил урок по экономике, который не скоро сумеет забыть. Могло быть и хуже, подумал я. У него еще осталось девятнадцать тысяч долларов, которые можно вложить с толком.

Когда Джордж вошел в ресторан, глаза его напоминали догорающие угли в глубине пещеры. Кто бы ни обобрал беднягу, этот человек умудрился напоить его — что, по моему мнению, было совершенно немыслимо.

— Где же вы вчера были, Джордж? — беззаботно поинтересовался я.

— Какая разница? — несчастным голосом произнес он. За едой, к которой Джордж едва притронулся, он не произнес ни слова.

— Вы хотели поговорить со мной, — мягко напомнил я.

— Сначала нужно подумать. Заглянуть поглубже в себя.