— Даже неловко предлагать тебе, Ники, но…

— Да знаю, знаю! Ты сейчас скажешь: «А что б и тебе не устроиться на работу?»

— Я собирался сформулировать это более дипломатично. Вовсе не обязательно бросать занятия вокалом, ты просто мог бы обеспечить себе немного денег и капельку уверенности в завтрашнем дне, пока берешь уроки у Джино и готовишься к звездному часу. Нельзя же целыми днями петь.

— Можно и нужно! И я так и делаю!

— Найди работу на свежем воздухе и пой в свое удовольствие.

— Я подхвачу бронхит. И сам подумай, как наемный труд воздействует на мой дух — необходимость лизать сапоги, поддакивать, пресмыкаться…

— Действительно, наемный труд — это просто ужасно.

Раздался стук в дверь, и вошел Джино.

— А, ты еще здесь, — сказал он мне. — Привет, Ники, вот тебе утренняя газета. Я уже прочитал, мне она не нужна.

— Мы тут, маэстро, ведем беседы о неуверенности в завтрашнем дне, — сообщил я.

— Да, тема неисчерпаемая, — проговорил Джино задумчиво. — Эта беда ломала хребты покрепче наших и украла у мира бог весть сколько красоты. Сколько раз я подобное наблюдал, подумать страшно.

— Со мной такого не случится! — с жаром вскричал Ники.

— А что ты тут можешь сделать? — Джино пожал плечами. — Подашься в бизнес? Нет, ты слишком тонкий и артистичный. Конечно, если ты все равно соберешься пойти мне наперекор и попробовать, искать надо в разделе объявлений. Но я против. Это ниже твоего достоинства. Ты мог бы вложиться во что-то, сколотить состояние, а потом быстренько продать все и посвятить себя раскрытию голоса… но мне эта идея не по душе. Я чувствую за тебя ответственность.

Ники вздохнул.

— Давайте сюда газету. Обывателям не понять, какую цену платит артист, чтобы расцветить их жизнь красотой. — Он повернулся ко мне как к воплощению всех обывателей на свете. — Ты хоть понимаешь, о чем я?

— Я, пожалуй, займу выжидательную позицию по этому вопросу, — сказал я.

— Ники, — произнес Джино веско, — прошу тебя об одном. Обещай мне, что не дашь бизнесу полностью завладеть тобой. Обещай мне, что всегда будешь помнить о главном — о стремлении к музыке.

Ники ударил кулаком по столу.

— Да ради всего святого, Джино! Уж вы-то, человек, который знает меня не хуже родной матери! Как у вас язык-то повернулся?!

— Прости.

— Ладно, что тут есть в этой дурацкой газете…

В день переезда Ники настоял, чтобы я отвлекся от своих пустячных дел на нечто гораздо более важное — его дела. Он два дня носился по городу, рассматривая то, что предлагалось в разделе «Бизнес на продажу».

— Откуда у меня возьмется тысяча долларов?! — прокряхтел я, закидывая кресло в кузов нанятого грузовика.

Даже не подумав предложить мне помощь, он с кислой миной наблюдал за моими потугами, оскорбленный тем, что я не уделяю ему всего своего внимания.

— Ну хоть пятьсот.

— Ты с ума сошел. Я в долгах как в шелках. Машина, новый дом и ребенок на подходе. Если б индейка стоила пять центов за фунт, я б и клюв не смог купить.

— Ну и как, скажи на милость, мне тогда приобрести эту пончиковую?!

— А я тебе что, фонд Гуггенхайма?!

— Банк даст мне четыре, если я вложу четыре своих. Ты упускаешь золотую возможность! Эта пончиковая в год приносит десять тысяч. Мне все расписали. Легкие десять тысяч в год! — В голосе Ники слышался восторг. — Двадцать семь долларов в день, только руку протяни! Машина делает пончики, ты покупаешь готовую смесь для теста — и все, знай сдачу отсчитывай!

Из моей квартиры вышел Джино, неся две лампы.

— А, вернулся из банка, Ники?

— Они готовы одолжить мне только половину. Представляете? От меня тоже надо четыре тысячи.

— Немалая сумма…

— Да это мелочь! Сейчас пончиковая приносит хозяину десять тысяч в год — при том, что он не дает рекламы, не предлагает новых вкусов, не беспокоится насчет хорошего кофе к своим пончикам и даже… — Ники осекся и продолжил уже без всякого энтузиазма: — Короче, он не занимается всякими глупыми ухищрениями, к которым приходится прибегать ради наживы. Ладно, к черту все…

— Ну да, забудь ты про эти десять тысяч в год, — поддержал его Джино.

Час спустя, наконец все погрузив, я влез в кабину и повернул ключ зажигания. Из дома вдруг вылетел Ники.

— Глуши мотор! — крикнул он.

Я повиновался.

— Говорю тебе, Ники, мне даже десятка, которую ты задолжал, по карману бьет.

— Да не нужны мне твои деньги.

— Что, решил оставить эту идею? Хорошо. Мудрое решение.

— Нет. Деньги за меня вложил некий пассивный компаньон. Узнал обо мне от банка.

— И кто это?

— Неизвестно. Он пожелал назваться анонимным любителем оперы. — В голосе Ники звучал триумф. — Прямо как в старые времена. У меня появился меценат!

— Первый в истории искусства меценат, поддержавший торговца пончиками.

— Это к делу не относится!

— Ники! — Джино высунулся из дверей своей квартиры на полуподвальном этаже. — Ты чего раскричался?

Ники печально глянул на него.

— Я подписался на этот бизнес, маэстро, — сообщил он, виновато потупившись.

— Что ж, ради величия приходится страдать, — ответил ему Джино.

Ники покивал.

— Я возьму другое имя. Не стану делать этого под фамилией Марино.

— Да уж будь любезен, — сказал Джино.

Ники задумался.

— Джеффри, — провозгласил он. — Меня будут звать Джордж Б. Джеффри.

— Ну, иди торговать пончиками, Джордж, — благословил его Джино.

Хотя моя новая жизнь никак не пересекалась с новой жизнью Ники, мне было достаточно развернуть первую попавшуюся газету, чтобы убедиться: он все еще в деле. Он следил за тем, чтобы чуть ли не в каждом номере печатных изданий была его маленькая рекламка. И я не уставал поражаться тому, как разнообразно он нахваливает свои пончики.

— Может, нам следовало бы съездить к нему и купить у него пончиков? — как-то за завтраком спросила моя жена. — Может, он обижается, что мы ни разу не заглянули.

— Наоборот, — возразил я. — Мы нанесем ему смертельную обиду, если туда заявимся. Ему и так стыдно, не хватало только, чтобы старые друзья любовались на него за этим занятием. В гости к нему пойдем, когда все это будет позади — либо он разбогатеет, либо разорится, но в любом случае вернется к урокам у Джино.

Минуло примерно полгода с тех пор, как Ники решил продаться за презренный металл. И вот тем же утром после разговора с женой я поджидал свой автобус на остановке под светофором и вдруг услышал пение. Я подумал, что кто-то возмутительно громко включил радио в автомобиле. Подняв глаза от газеты, я с удивлением увидел перед собой огромный пончик — футов шести в высоту, на четырех колесах, с ветровым стеклом и бамперами.

Внутри пончика сидел не кто иной, как Ники, и, запрокинув голову, самозабвенно распевал, сверкая белыми зубами. Безумной жизнерадостностью песня определенно добирала то, что недотягивала мелодичностью.

— Ники, дружище! — закричал я.

Песня оборвалась. Ники тут же помрачнел. С кислой миной он махнул мне и открыл дверцу в боку пончика.

— Садись, в центр подкину.

— Да брось, тебе же не по пути. Магазин ведь в трех кварталах отсюда.

— Я в центр еду, — уныло сообщил Ники. — По делу.

Под рекламной бутафорией обнаружился джип, кузов которого наполняли стеллажи с разноцветными пончиками.

— М-м! Аппетитно!

— Ты издевайся, издевайся…

— Нет, правда, отменно выглядят.

— Через полгода я продам бизнес и всякому, кто предложит мне пончик, буду ломать хребет.

— Не ты ли только что тут распевал с самым счастливым видом?

— Смейся, паяц!

— А, так это было сквозь слезы? Неужто с бизнесом дела настолько плохи?

— С бизнесом! Кому охота говорить о бизнесе?

— Ну, как дела с музыкой?

— Ха, с музыкой… Джино говорит, уверенность помогает.

— Ты ж мой хороший мальчик! Значит, уверенности прибавилось?