— Да, — вздохнул Эрл. — Черт возьми, в его присутствии я бывало чувствовал себя дешевкой, и сейчас чувствую, когда он смотрит на нас так, словно мы выставляем себя напоказ вместо того, чтобы просто помочь журналистам делать свое дело. А ты слышала, что он ответил, когда я прямо заявил, чтó мне не нравилось в колледже?
— Он вел себя так, словно ты все это придумал, как будто это плод твоего воображения. Да, он, конечно, ловкач, но я не позволю ему разозлить меня, — сказала Мод. — Нынешний день начался как самый счастливый в нашей жизни, таким он и останется. А знаешь что еще?
— Что? — Поддержанный Мод, Эрл почувствовал, как крепнет его моральный дух. Сам он не был так уж уверен, что Чарли в глубине души куражится над ними, а вот Мод была, и это ее бесило.
Понизив голос до шепота, она сказала:
— При всем его чувстве превосходства, при всех шуточках насчет нашего телевизора и тому подобном, мне кажется, что великий Чарли Фримен на мели. Ты видел его костюм — вблизи?
— Слоткин так подгонял все время, что у меня не было времени рассмотреть.
— Зато я рассмотрела, Эрл, будь уверен. Костюм поношенный, лоснится, а обшлага!.. Ты бы видел! Я бы со стыда умерла, если бы ты ходил в таком костюме.
Эрл насторожился. Он так сосредоточился на своих обидах, что ему и в голову не пришло: ведь состояние Чарли могло и поубавиться со студенческих лет.
— Может, это его любимый костюм, с которым он никак не хочет расстаться? — вымолвил он наконец. — У богачей бывают причуды такого рода.
— Ага! И еще любимая старая рубашка и пара любимых старых туфель.
— Поверить не могу, — пробормотал Эрл.
Отдернув занавеску, он посмотрел на чудесную террасу с грилем, возле которого Чарли Фримен непринужденно болтал с Конверсом, Слоткином и журналисткой. Манжеты на брюках Чарли, как с удивлением увидел Эрл, действительно были обтрепанными, а каблуки туфель стоптанными. Эрл нажал на кнопку, окно спальни плавно заскользило и открылось.
— Приятный городок, — говорил Чарли. — Я мог бы поселиться здесь, как и в любом другом месте, поскольку у меня нет особых причин жить в какой-то определенной части страны.
— Оччень дорого! — вставил Слоткин.
— Да, — согласился Чарли, — возможно, было бы благоразумней переехать куда-нибудь в глубинку, где моих денег хватило бы на дольше. Черт, невероятно, как дорого все стоит в наше время!
Мод положила руку мужу на плечо.
— Что-то сомнительно все это, — прошептала она. — Ты слыхом не слыхивал о нем сорок лет, и вдруг он объявляется, явно обедневший, только для того, чтобы нанести нам теплый дружеский визит. А что дальше?
— Он сказал, что просто хотел повидаться, в память о прошлом.
Мод фыркнула.
— И ты ему веришь?
Обеденный стол выглядел как открытый ларец с драгоценностями; всполохи свечей играли на тысячах идеальных поверхностей — на столовом серебре, фарфоре, гранях хрусталя, на рубинах Мод и в исполненных гордости глазах Мод и Эрла. Горничная поставила перед каждым дымящуюся тарелку с супом, приготовленным специально для фотосессии.
— Превосхотно! — сказал Слоткин. — А теперь — говорить!
— О чем? — спросил Эрл.
— О чем угодно, — ответила журналистка. — Просто чтобы картинка не получилась постановочной. Поговорите о вашем путешествии. Какова сейчас ситуация в Азии?
На эту тему Эрл не был склонен болтать легкомысленно.
— Вы были в Азии? — спросил Чарли.
Эрл улыбнулся.
— Индия, Бирма, Филиппины, Япония. В общей сложности мы с Мод потратили два месяца на наблюдения за тамошней ситуацией.
— Мы с Эрлом совершили все местные экскурсии, какие там предлагались, — подхватила Мод. — Ему было просто необходимо увидеть собственными глазами, что там происходит.
— Беда Государственного департамента в том, что они живут в башне из слоновой кости, — заметил Эрл.
За бликами объектива и вспышками магния Эрл видел глаза Чарли Фримена. В колледже обсуждение международных проблем со знанием дела было коньком Чарли, Эрл же мог только слушать, кивать и удивляться.
— Да, сэр, — сказал Эрл в заключение, — всем участникам круиза ситуация представлялась почти безнадежной — кроме нас с Мод, и нам потребовалось время, чтобы понять, почему так. Мы осознали, что мы с ней — едва ли не единственные среди них, кто самостоятельно пробил себе дорогу в жизни, кто понимает: с какой бы низкой точки ты ни стартовал, ты можешь пробиться на самый верх, если тебе достанет смелости и решимости. — Он сделал паузу. — В азиатской ситуации нет ничего, что нельзя было бы исправить, имея определенную смелость, здравый смысл и умение делать дело.
— Рад слышать, что все так просто, — сказал Чарли. — Я боялся, что там все гораздо сложнее.
Эрл, не без оснований считавший себя человеком, с которым очень легко поладить, оказался в непривычном положении: он страшно обозлился на другого человека. Чарли Фримен, который явно потерпел неудачу, в то время как Эрл высоко вознесся в этом мире, открыто умалял одно из достижений Эрла, коим тот очень гордился, — его знание Азии.
— Чарли, я видел это сам! — воскликнул Эрл. — Я рассуждаю не как очередной тупой кабинетный стратег, который никогда не выезжал за пределы своего города!
Слоткин полыхнул вспышкой.
— Еще раз! — потребовал он.
— Конечно, нет, Эрл, — ответил Чарли. — Это было невежливо с моей стороны. То, что ты сказал, в некотором роде очень верно, но чересчур упрощенно. Такой ход мыслей, возведенный в абсолют, весьма опасен. Мне не следовало тебя перебивать. Просто это предмет, который меня очень интересует.
Эрл почувствовал, как кровь прилила у него к лицу: якобы извиняясь, Чарли утвердил себя бóльшим авторитетом по Азии, чем Эрл.
— Может быть, и я имею право на собственное мнение в этом вопросе, Чарли? Я только что оттуда, я тесно общался там с людьми, понял, как они мыслят, и многое другое.
— Видели бы вы, как он отчитывал китайских коридорных в Маниле! — вклинилась Мод, вызывающе глядя на Чарли.
— Ну, а теперь, — сказала журналистка, сверяясь со своим сценарием, — последнее, что мы хотим снять: вы вдвоем входите в дом с чемоданами и останавливаетесь в изумлении — ну, как будто вы только что приехали.
У себя в спальне Эрл и Мод снова, в который раз, послушно переоделись — в ту одежду, в которой приехали. Эрл изучал свое лицо в зеркале, примеряя выражение приятного удивления и стараясь не позволить Чарли Фримену испортить ему этот важнейший в жизни день.
— Он останется на ужин и будет ночевать? — спросила Мод.
— Да, черт возьми. Разговаривая с ним по телефону, я старался быть гостеприимным приятелем, а он, не думая ни секунды, согласился, когда я предложил ему остановиться здесь, а не в отеле. Теперь осталось только локти кусать.
— Господи! А если он проторчит здесь целую неделю?
— Кто знает? Слоткин не дал мне возможности хоть о чем-нибудь расспросить Чарли.
Мод сдержанно кивнула.
— Эрл, что все это означает?
— Что — все?
— Я хочу сказать, пытался ли ты свести все воедино: старая одежда, его бледность и эта оговорка, что теперь дела у него лучше, чем он мог надеяться полгода назад, книги, телевизор?.. Ты слышал, как он спрашивал Конверса о книгах?
— Да, это меня тоже удивило, потому что Чарли всегда был заядлым книгочеем.
— Здесь все бестселлеры, а он ни об одном даже не слышал! И насчет телевизора он вовсе не шутил. Он на какое-то время просто выпадал из жизни, это точно.
— Может, болел? — предположил Эрл.
— Или сидел в тюрьме, — прошептала Мод.
— Господь с тобой! Ты же не думаешь…
— «Подгнило что-то в датском королевстве» — вот что я думаю, — сказала Мод. — И я не хочу, чтобы он дальше тут ошивался. Неужели нельзя ничего придумать? Я все пытаюсь понять, что ему здесь нужно. И единственное разумное объяснение, которое приходит в голову: он явился, чтобы хитростью выманить у тебя все деньги, тем или иным способом.