— Мы еще даже вещи не разобрали.

— Ну и что? Я не чувствую усталости. У меня впереди еще куча дел, и чем скорее я за них примусь, тем больше успею сделать.

Эрл и Мод — Эрл все еще в поварском наряде — находились в гостиной, когда горничная проводила туда Чарли Фримена.

— Разрази меня гром, — воскликнул Эрл, — если это не Чарли!

Чарли был все еще строен и имел статную осанку; если годы и коснулись его, то разве что проседью в густых волосах. И хоть на умном лице обозначились морщины, выражение его было по-прежнему уверенным и, как показалось Эрлу, немного насмешливым. В облике Чарли осталось так много от студенческих времен, что память об их тогдашних отношениях, дремавшая сорок лет, снова всколыхнулась в душе Эрла. Помимо собственной воли он почувствовал себя отвратительно подобострастным, неотесанным и подавленным. И единственной защитной реакцией, как в былые времена, были тщательно скрываемое озлобление и обещание, даваемое самому себе, что скоро настанет день, когда все решительно изменится.

— Давненько не виделись, Эрл, да? — сказал Чарли своим по-прежнему глубоким и сильным голосом. — Отлично выглядишь.

— Много воды утекло за сорок лет, — ответил Эрл, нервно водя пальцем по дорогой обивке дивана. Потом, спохватившись, вспомнил о Мод, которая стояла у него за спиной, напрягшись и поджав губы. — Ой, прости, Чарли, это моя жена Мод.

— Долго же мне пришлось ждать этого удовольствия, — сказал Чарли. — Мне кажется, что я давно знаком с вами, Эрл так много рассказывал о вас тогда, в колледже.

— Здравствуйте, как поживаете? — приветствовала его Мод.

— Гораздо лучше, чем имел основания ожидать полгода назад, — ответил Чарли. — Какой красивый дом! — Он положил руку на консоль телерадиопроигрывателя. — Черт, а это что за штуковина?

— Это? — повторил Эрл. — ТэВэ. А на что еще это похоже?

— ТэВэ? — нахмурился Чарли. — А! Это от слова телевидение, да?

— Ты что, шутишь, Чарли?

— Ничуть. На свете более полутора миллиардов бедолаг, которые никогда ничего подобного не видели, и я один из них. К стеклянной части не опасно прикасаться?

— К экрану? — неловко рассмеялся Эрл. — Нет, черт возьми, давай.

— У мистера Фримена дома экран наверняка в пять раз больше этого, — с холодной улыбкой заметила Мод. — Видимо, он насмехается над нами, не считая телевизор с таким маленьким экраном вообще телевизором.

— Ну, Чарли, — произнес Эрл, прерывая тишину, воцарившуюся после замечания Мод, — так чему мы обязаны честью твоего визита?

— Воспоминаниям о старых временах, — ответил Чарли. — Я случайно оказался в городе и вспом…

Чарли не успел закончить фразу, так как в гостиную вошла компания, состоявшая из Лу Конверса, фотографа журнала «Красивый дом», и хорошенькой молодой журналистки.

Фотограф, представившийся коротко — Слоткин, — тут же взял руководство на себя и на протяжении всего своего пребывания в доме пресекал любые разговоры и действия, не относящиеся к съемке.

— Ну и хитрый-умный у ваз упаков, — сказал он.

— Что? — в недоумении переспросил Эрл.

— Упаковка, — пояснила журналистка. — Видите ли, сюжет нашего материала будет состоять в том, что вы возвращаетесь из кругосветного путешествия, и дом ждет вас в полной «упаковке» — то есть в нем есть все, что может понадобиться человеку для полноценной жизни.

— А-а-а!

— Абсолютно верно, — сказал Лу Конверс, — в доме есть все, вплоть до забитого под завязку винного погреба и кладовки, полной деликатесов. Машины новейших марок. Всё — новейших марок, за исключением вин.

— Ага! Они — побеждайт конкуртс, — догадался Слоткин.

— Он продал завод и ушел на покой, — объяснил Конверс.

— Мы с Мод решили, что можем теперь себя побаловать, — сказал Эрл. — Многие годы мы ограничивали себя во всем, вкладывая деньги в бизнес и все такое, поэтому, когда дети встали на ноги и подоспело предложение выгодно продать завод, мы подумали: почему бы не позволить себе небольшое безумство? Так и сделали: взяли и заказали все, о чем когда-либо мечтали.

Эрл бросил мимолетный взгляд на Чарли Фримена, который стоял в стороне, на его лице играла едва заметная улыбка, свидетельствовавшая о том, что он забавляется происходящим.

— Мы с Мод начинали с маленькой двухкомнатной квартирки в районе доков. Отметьте это в своем репортаже.

— Но мы любили друг друга, — вставила Мод.

— Да, — подхватил Эрл, — и мне не хотелось бы, чтобы кто-то подумал, будто я очередное напыщенное ничтожество, родившееся с мешком денег и кичащееся этим. Нет, господа! Это — окончание долгого и трудного пути. Так и запишите. Вот Чарли помнит меня по старым временам, когда я вынужден был вкалывать, чтобы заработать на учебу.

— Суровые были деньки для Эрла, — подтвердил Чарли.

Став центром внимания, Эрл почувствовал, как уверенность возвращается к нему, и появление Чарли в его жизни именно в этот момент представилось ему щедрым подарком судьбы, прекрасной возможностью свести счеты и избавиться от старых обид раз и навсегда.

— Отнюдь не работа делала их суровыми, — язвительно выпалил он.

Чарли удивила его неожиданная горячность.

— Тебе виднее, — сказал он. — Наверное, работа не была такой уж тяжелой. Столько времени прошло, я мог и запамятовать.

— Я имею в виду, что тяжелей всего было видеть, как на тебя смотрят сверху вниз только потому, что ты не родился с серебряной ложкой во рту, — сказал Эрл.

— Эрл! — воскликнул Чарли, не веря своим ушам. — Болванов в нашем братстве, конечно, хватало, но ни один из них никогда не смотрел на тебя сверху вниз…

— Приготовицца снимацца, — сказал Слоткин. — Начинам з грилл: хлеп, салад и большой кровави кус мясо.

Горничная принесла из холодильника пятифунтовый оковалок говядины, и Эрл занес его над решеткой гриля.

— Поторопитесь, — сказал он с улыбкой, — я не могу целый день держать корову на вытянутых руках.

За улыбкой, однако, скрывалась обида на Чарли, так небрежно отмахнувшегося от его юношеских горестей.

— Держац! — скомандовал Слоткин. Сработала вспышка. — Корошо!

Вся компания перешла внутрь дома, где Эрл и Мод позировали едва ли не в каждой комнате, поливали какое-то растение в оранжерее, читали книжные новинки у камина в гостиной, открывали окна нажатием кнопок, разговаривали с горничной у пульта управления прачечной, обсуждали меню, выпивали, сидя за барной стойкой в танцевальном зале, распиливали доску в мастерской и смахивали пыль с Эрловой коллекции оружия в его кабинете.

И всегда где-то на заднем плане фигурировал Чарли Фримен, ничего не пропускавший и явно потешавшийся над тем, как Мод и Эрл демонстрировали свою упакованную благополучную жизнь. Под взглядом Чарли Эрл все больше нервничал, ему становилось неловко за всю эту демонстрацию, а Слоткин бранил его за фальшивую улыбку.

— Ей-богу, Мод, — сказал Эрл, утирая пот в хозяйской спальне, — если мне когда-нибудь придется снова начать работать — не дай бог, стучу по дереву, — я смогу наняться на телевидение в качестве актера-трансформатора. Хоть бы это уже был последний кадр. Чувствую себя как какой-то паршивый манекенщик.

Однако это чувство не помешало ему еще раз переодеться по команде Слоткина, на сей раз в смокинг. Слоткину требовалась картинка ужина при свечах. Шторы следовало задернуть — с помощью электрического привода, разумеется, — чтобы скрыть дневной пейзаж за окном.

— Ну, полагаю, Чарли вдоволь насладился зрелищем, — сказал Эрл, пристегивая воротник и морщась, так как пуговица не хотела влезать в петлю. — Надеюсь, оно его впечатлило, черт возьми. — Его голосу недоставало убежденности, и он с надеждой обернулся к Мод за подтверждением.

Она сидела за туалетным столиком, с безжалостным видом изучая свое отражение в зеркале и примеряя разные драгоценности.

— М-м-м? — промычала она.

— Я говорю: надеюсь, все это произвело впечатление на Чарли.

— На него? — безразлично переспросила она. — На мой взгляд, он слишком невозмутим. После того кáк он третировал тебя, заявиться к нам и демонстрировать светские манеры, улыбаться…