Вероника остолбенела. Ее личико начало кривиться, на глазах выступили слезы.

— Пусть на работу идет! — подала голос Астрид.

— Он старый и больной! — возразила Лахджа.

— Тогда пусть умирает!

— Земляничка, ты почему такая жестокая?!

— Жестокая к кому?! К твоему выдуманному нищему?! И я не земляничка, не называй меня так!

— Почему ты не можешь проявить хотя бы немного сочувствия?!

— Когда ты так этого хочешь, да?! Манипулировать моими чувствами?!

— Я твоя мать! Конечно, я этого хочу!

Майно не выдержал и прыснул супом. Астрид тоже. Лахджа удлинила руки и принялась колотить их по спинам.

— Вы чокнутые, — сказала Сидзука снисходительно. — Но смешные. Вероника, ты маму слушай и пирожков не призывай. Призывай золото. Оно есть только у богачей. Если ты призовешь золотой кирпич, то он уж точно не будет последним.

— Может, это единственный золотой кирпич молодой семьи, вложившейся в драгметаллы, — возразила Лахджа. — В стране кризис, национальная валюта обесценилась, а своей недвижимости у них нет. И единственное их достояние — вот в этом кирпиче.

— Стоило вложиться в недвижимость, — пожала плечами Сидзука. — Но я поняла тебя. Вероника, призови золотой самородок. Они ничьи.

— Может, этот самородок только что выкопал бедный старатель, который сегодня наконец-то сможет позволить себе горячий ужин, — возразила Лахджа.

— Сашими хотя бы призови, — недовольно попросила Сидзука. — Я два года не ела правильных сашими. В Мистерии как-то не так их творят… вот столики Хальтрекарока умели, а тут никак не получается объяснить, как надо.

— Но в Валестре же есть чинские забегаловки. Мы были в какой-то… дорогой, не помнишь, как она там называлась?.. «У дядюшки Ляо»?.. Или Бяо?.. Что-то такое.

— Там не подают сашими, — терпеливо объяснила Сидзука.

— А почему бы тебе самой такой не открыть? — предложила Лахджа. — Займешь пустующую нишу. Займешься делом. Не будешь сидеть у мужа на шее. Ты же рождена для бизнеса.

Сидзука всерьез задумалась. Случайная идея неожиданно ее зацепила.

— Я подумаю, — наконец сказала она. — Но прямо сейчас… можно мне сашими?! Ну можно?! Никого это не разорит, они не бывают последней едой нищего!

Лахджа поняла, что Сидзука теперь будет ныть до конца визита. К тому же ей и самой хотелось невзначай похвастаться младшей дочкой, потому что Сидзука-то не преминула ввернуть между делом, что ее Мамико — лучшая ученица во всех третьих классах Валестры. А Астрид в последнее время хотя и заметно подтянулась по всем предметам, лучшей явно не стала.

— Ладно, немножко сашими, — милостиво сказала демоница. — Вероника, один разок, для тети Сидзуки, а то она не заткнется.

— Пьизываю сасими, — неохотно пробормотала Вероника.

Сашими призвалось отличное. Неглубокая тарелка с колотым льдом, а на нем тончайшие, почти прозрачные ломтики лосося, тунца, угря, кальмара и, к удивлению Лахджи, говядины. В центре тарелки покоилась мисочка с пятнышком васаби, лепестком имбиря, кусочком дайкона и каким-то салатным листочком. А вот риса не было, что тоже Лахджу немного озадачило — но Сидзуку, кажется, все устроило. Она залихватски выхватила палочки, которыми на Парифате едят чины, и с наслаждением принялась уплетать сырую рыбу.

Ладно, пусть порадуется. Лишь бы эта роскошь не исчезла прямо из-под носа у какого-нибудь японца, который как раз делал снимок для инстаграма.

Причем фото-то он успел сделать, а блюдо исчезло. Что он должен подумать?

Что телефон украл у него еду! И он пойдет щелкать всех своих врагов!

Маловероятно. Если чары призыва неодушевленного не обращаются к чему-то ближайшему, то обычно притягивают нечто… ненаблюдаемое.

Ненаблюдаемое?..

Что-то, на что никто не смотрит и в данный момент об этом не думает. Взгляды и даже мысли немного «придерживают», чуть-чуть повышают реальность объекта, так что призывать сложнее, и чары обращаются к более доступной цели. А если предмет никто не наблюдает, то его как бы и не существует для тех, кто живет в этом мире. А вот ты его хочешь и думаешь о нем, так что для тебя он как бы существует немного больше, чем для них.

Ага… это что-то из квантовой физики…

Из спациологии.

Веронике и самой стало интересно, что такое она призвала. Они с Астрид и Мамико обступили Сидзуку и принялись воровать кусочки рыбы. Но та слишком давно не ела правильных сашими, поэтому ловко отбивалась от детей палочками.

— Это ж просто сырая рыба, — первой разочаровалась Астрид.

— Да, — кивнула Мамико.

— Дя, — отвернулась и Вероника.

— Вы ничего не понимаете, — с наслаждением съела последний кусочек Сидзука. — Вероника-тян, какая ты полезная девочка! А пойдем лучше ко мне жить! У меня много игрушек!

Вероника отступила и спряталась за Астрид. У нее даже чуть-чуть выделилась кислотная слюна, хотя этого уже давно не происходило.

— Тетя Сидзука шутит, — заверила мама, утирая дочери рот и выкидывая разъеденный платок.

Но Мамико шепнула что-то Астрид, и девочки быстро убежали, уведя с собой и Веронику. Они решили, что шутки шутками, а лучше не рисковать. Если кто-то настолько странный, что ест сырую рыбу и причмокивает от удовольствия, то от него чего угодно можно ждать.

— …Хочешь варенья из тараканов?.. — донесся затихающий голос Астрид.

— …Что-о?.. — в ужасе переспросила Мамико.

Сидзука же со вздохом посмотрела на тарелку, где остался только колотый лед, и сказала:

— А что, открою и правда японский ресторан. Только деньги понадобятся. Вы же меня из Паргорона голой и нищей призвали, у меня ничего нет…

— У тебя был огромный сундук барахла, наворованного у старого мужа, — напомнила Лахджа. — А твой новый муж — один из первых богатеев Мистерии.

— Ничего нет… — вздохнула еще тяжелее Сидзука. — А жить на что-то надо…

Лахджа холодно посмотрела на подругу. Она не собиралась одалживать ей денег. Сидзука сейчас богаче ее. И она не вернет.

— Ты не понимаешь, — сказала Сидзука. — У нас большой доход, но много расходов. Чтобы Мамико училась в лучшей школе, репетиторы для нее, мне на светскую жизнь, наряды, драгоценности, выходы в свет, ежедневный философский камень, подтяжки лица, совершенствование тела, фелинский массаж, отдых на Феенутцэ и Янтарных островах, путешествия… мы привыкли к путешествиям.

— Соболезную, — совсем ледяным тоном сказала Лахджа. — Твоему мужу.

— А хорошие вина!.. хорошие сыры!.. они дорого стоят в Мистерии.

— В Мистерии еда почти бесплатная.

— Сотворенная. Но кто ест сотворенную еду?.. Ты ведь сама не ешь.

— Ем… иногда… и ты смертная, ты разницы не чувствуешь!

— Чувствую!

— Это игра воображения! Не знала бы, что разница есть — не чувствовала бы! Во дворце Хальтрекарока ты ее за обе щеки лопала!

— Неважно, отвали! В общем, в итоге… мы не выходим в плюс. И у мужа много расходов…

Лахджа еще сильнее посочувствовала Вератору. Хотя его, кажется, все устраивает.

— И чего ты от меня хочешь? — прямо спросила она.

— Фу, как грубо, Лахджа! Хотя… ладно. Тебе я это прощу. Ты все-таки давно не была в Валестре и не вращаешься там в высоких кругах. Зато… зато природа, близость к земле, свои коровы… курятник… это, наверное, интересно. Но я рождена для другого.

Лахдже немножко захотелось придушить лучшую подругу. Ну да, она теперь живет на Липовом бульваре, и это очень круто, но Лахджа-то — в элитной части Мистерии, среди самых родовитых и состоятельных волшебников-помещиков. Значительная часть жителей Валестры может только мечтать о усадьбе в Радужной бухте.

Но со слов Сидзуки каким-то волшебным образом получилось, что Лахджа прозябает в глухой деревне, а ее окружение — скотина и храки с навозом на сапогах.

— В общем… если ты сможешь мне чем-то помочь, я буду благодарна, — наконец перешла к делу Сидзука.

— Насколько благодарна?

— Очень благодарна! Мне необходимо начать свое дело! Я устала от бесконечного отдыха и заботы о себе самой! Мамико подрастает, еще пара лет — и поступит в Клеверный Ансамбль, других детей у меня не будет, так что лучше бы себя чем-нибудь занять. Я пыталась помогать Вератору, но там от меня не очень много толку.