Вот эти слова Лахдже понравились. И у нее была заначка. Но все-таки она не понимала, почему Сидзука просто не возьмет денег у мужа. У него, конечно, нет усадьбы в Радужной бухте, но он фантастически богат. Даже если он теперь купает жену в роскоши, вряд ли это его разоряет.

— Я… мы… я хочу доказать ему, что способна справиться сама, — наконец произнесла это Сидзука. — Я и так во всем от него завишу.

— Я дам тебе денег, — сказала Лахджа. — Под расписку. Ты вернешь мне все до последнего лемаса. Правда, я не уверена, что смогу дать тебе столько, чтобы хватило на целый ресторан…

— Просто немного добавь, — оживилась Сидзука. — У меня есть свои, там просто не хватает. И мы станем бизнес-партнерами.

Это Лахдже тоже понравилось. Она и сама в последнее время задумывалась о каком-нибудь занятии для себя. Ее дети тоже подрастают, скоро уже она родит третьего, Майно рано или поздно допишет монографию и, вероятно, вернется к преподаванию…

— А ты только азиатскую кухню хочешь? — спросила она. — Может, азиатскую и европейскую?

— Лахджа, европейской кухни тут и без меня полно! — поморщилась Сидзука. — Это будет просто обычный ресторан, без фишек. А нам нужны фишки. Суши тут не знают. Сашими тоже. Вот рамэн знают, но он у них не такой. Неправильный.

— Может, тогда паргоронскую кухню? — хмыкнула Лахджа.

— Никто не будет жрать личинок Хлаа!

— Мавош, может, и попробуют, — заспорила Лахджа. — А еще можно мясную гору завести…

Тля. Это прозвучало как… у вонючего храка. Возможно, жизнь в сельской местности и правда дурно на нее влияет.

— И яйца кайтранов, Сидзука, — напомнила Лахджа.

— А, да, яйца кайтранов… — невольно облизнулась подруга. — Вкуснятина… Но… у нас нет доступа в Паргорон.

— Я с этим что-нибудь придумаю.

За окном что-то шлепнулось. Судя по протяжному вою — Астрид. Лахджа распахнула окно, впустив теплый весенний воздух, убедилась, что дочь жива и только немного помята, и предложила подруге перебраться на террасу.

Продолжая обсуждать совместный бизнес-проект, они распечатали колоду карт. Лахджа машинально притащила с собой клетку с набивным дракончиком. Она думала, как бы это исхитриться и передать игрушку Янгфанхофену.

Снова поручать Ахвеному не хочется, лучше бы лично. Но ей в Паргорон путь заказан… ей, Лахдже Дегатти… мысль брезжила, постепенно оформлялась…

— Эй, красотки, давайте сыграем на раздевание! — предложил дракончик, пытаясь дотянуться до карт.

— Я не буду играть на раздевание с игрушкой, — фыркнула Сидзука. — Что, по-твоему, ты можешь снять?

— Эту клетку, например, — оскалился дракончик.

— …Дорогу Астрид Неудержимой!.. — донеслось сверху.

И она снова шмякнулась. На этот раз — прямо в бегонии. Ихалайнен тут же примчался и принялся сердито верещать, с балкона высунулись испуганные Вероника и Мамико, а Лахджа стала гадать, во что такое девочки играют.

В прыжки из окна на скорость, что ли?

Она уже хотела спросить, но тут засветилось дальнозеркало Сидзуки. Она лениво взяла, заглянула… и взвизгнула от ужаса.

— Сидзука, любовь моя!.. — донесся из-за стекла так хорошо знакомый обеим женщинам голос.

— А!.. — отбросила зеркало Сидзука.

Лахджа в изумлении уставилась на этот чеканный профиль, это мужественное благородное лицо… это что, небольшие синяки под глазами?.. нет, не может быть, он же демолорд.

— Родная, ответь!.. — снова донеслось из зеркала.

— Как он мне позвонил, у него же нет дальнозеркала?.. — прошептала Сидзука, в отчаянии цепляясь за Лахджу.

— Что за глупости?! — ответил Хальтрекарок. — Я бы явился и просто Ярлыком, но… я не хочу пугать тебя! Я просто хочу поговорить!

Лахджа и Сидзука сидели в оцепенении, как две мышки, рядом с которыми ползет змея. Набивной дракончик визгливо хохотал в клетке, а дальнозеркало лежало на столе, рядом с рассыпавшимися картами… его стекло чуть заметно вздувалось, из-под рамы тянулся дымок…

— Я знаю, что вы там обе! — раздался гневный крик. — Что, Лахджа, украла у меня еще одну жену и довольна?!

— Я ничего у тебя не крала! — отрезала Лахджа, проводя по стеклу рукой.

Обычный сеанс дальнозеркальной связи при этом сразу же прекращается. Но Хальтрекарок никуда не исчез. Лахджу только ошпарило слабым разрядом тока, а из-за стекла донеслось:

— Ха, попалась, стерва! Ты не можешь меня погасить!

— Я же новое имя взяла! — в панике бормотала Сидзука. — Как он меня нашел?!

— Но ты пользуешься старым, — ответил Хальтрекарок. — Забрать я тебя не могу, но… Лахджа, разверни меня к моей возлюбленной!

Лахджа развернула его к пруду, где Тифон как раз вел на прогулку корову.

— Это что? — не понял Хальтрекарок.

— Это Абхилагаша, — злорадно ответила Лахджа, кладя дальнозеркало стеклом вниз.

Оно затряслось и задымилось еще сильнее. Потом вовсе подпрыгнуло и снова оказалось стеклом кверху. Хальтрекарок, гневно, но все еще сдерживаясь, сказал:

— Сидзука, я просто хотел поговорить. Давай все обсудим, как взрослые люди.

— Я не хочу с ним говорить! — полезла под стол Сидзука.

— Ну почему?! Сидзука?! Я просто хочу знать — что было не так?! Ты всегда была довольна! Тебя все устраивало! С тобой же мы не ссорились! Почему?! Это она тебя против меня настроила?! Несчастная ты глупышка!..

— Ты же сказал, что отпускаешь меня, мой господин! — донеслось из-под стола.

— Но ответить же ты можешь!

Лахджа устало вздохнула. Да что началось-то? Почти два года прошло, она уже начала думать, что их бывший муж окончательно вычеркнул их из своей жизни и идет дальше.

Он опять нажрался, что ли?..

Да, скорее всего. Впервые за его бесконечно долгую жизнь у Хальтрекарока появились бывшие, причем уже целых две. Новое развлечение. Что-то свеженькое, что-то… задевающее струны души. Можно сказать, терзающее их.

И теперь он время от времени нажирается, чувствует какой-то надрыв внутри и начинает названивать, угрожать, требовать объяснений, увещевать, оскорблять и обвинять.

— Сюда он не может заявиться даже в виде Ярлыка, — негромко сказала Лахджа, вытаскивая подругу из-под стола. — Тут на каждом дереве противохальтрекароковы чары.

— Как же ты, должно быть, меня ненавидишь! — сказал Хальтрекарок, прекрасно это услышавший. — И все же ты постоянно думаешь обо мне! Не можешь забыть! Все вокруг должно тебе обо мне напоминать! Возьми зеркало, Лахджа!

— Да зачем? Я тебя и так слышу.

— Возьми храково зеркало! Дай посмотрю в твои наглые глаза!

— Хорошо, — смиренно сказала Лахджа. — Ты доволен? Посмотрел? Дотянуться-то все равно не сможешь.

Стекло вспучилось так, что пошло пузырями. Хальтрекарок издал шумное пыхтение и процедил:

— Ты… надо было отдать тебя Клюзерштатену!

— Да, надо было, он и то интересней тебя.

Позади Хальтрекарока раздался смех. Булькающий хохот Асмодея. Это явно он настропалил собутыльника и теперь задыхается от счастья.

— Ах, тебе было неинтересно… — скрипнул зубами демолорд. — В этом все было дело, да?

— Ты что, тухлую личинку Хлаа съел? Не помнишь, как пытал меня? Насиловал?

— Да почему ты не можешь оставить прошлое в прошлом?!

— Это не я тебе звоню! — возмутилась Лахджа. — Асмодей, забери у него дальнозеркало, а то он будет ныть всю вашу пьянку!

— Да-а-а!.. — раздался радостный хохот.

Дальнозеркало так и не отключилось, Хальтрекарок упорно не желал заканчивать разговор. Разбивать артефакт было жалко, так что его отнесли подальше в сад и закопали.

— Когда он успокоится и остынет, то снова забудет о нас еще на пару лет, — со знанием дела сказала Лахджа. — Хорошо, что он не увидел Мамико, а то… с Астрид у нас были проблемы на этой почве.

— Точно забудет? — все еще озираясь, спросила Сидзука.

— Да точно, точно.

Хальтрекарок парил над своим троном и сумрачно глядел в темноту. Он вернулся с очередной Дикой Попойки, но радости в душе не было. Он размышлял, где в своей жизни свернул не туда. Семья всегда была самым важным для него после искусства, после шоу. Но он наделал ошибок и уже не мог это игнорировать.