В Соединенных Штатах основателями масонства были евреи Морин, Гей, Франкен, Дакоста и Коген, но самым видным деятелем явился великий мастер чарльстонской ложи еврей Исаак Лонг.

В 1795 году он отправился в Европу и после шестилетнего странствование по ней привез в 1801 году в Чарльстон идол Бафомета, которому поклонялись рыцари храма, писанный устав их религиозного культа и череп головы казненного при Филиппе Красивом начальника ордена Иакова Моллея. Так как эти «священные останки» были раздобыты Лонгом в Шотландии, причем сам Бог якобы обещал Лонгу сделать их залогом победы над христианством, то и новый религиозный обряд, принятый чарльстонскими масонами, получил название «старинной шотландской усовершенствованной системы», а сама чарльстонская ложа стала называться «верховным советом». Из Чарльстона это масонство распространилось и по другим странам…

В 1859 году на место умершего Лонга председателя верховного чарльстонского совета был избран Альберт Пайк… Он нашел себе деятельного помощника в лице главы итальянских карбонариев Мадзини, который после смерти Пальмерстона охотнейшим образом вступил в сношения с Пайком…

20 сентября 1870 года, как раз в день вступления в Рим итальянских войск под предводительством масона Кадорна, Альбертом Пайком и Мадзини был подписан тайный протокол. согласно которому в Риме учреждался высший масонский культ, объединяющий масонства всех стран… Другими словами, как раз в день падение папского престола в Риме; в Чарльстоне воздвигнут был престол антипапы, т. е. нового духовного владыки мира…[192]

Клодио Жанне приводит следующий случай о деятельности масонства в Америке:

«И 1527 году нью-йоркский журналист В. Морган, посвященный в самые высшие степени масонства, издал книгу, в которой раскрыл некоторые масонские тайны. После этого масоны завлекли его в рочестерскую ложу. затем увезли его куда-то на лодке, и после этого его никто более не видал. Масоны уверяли, что он утонул в озере Онтарио и даже предъявили какой-то труп. Но впоследствии было доказано, что это труп некоего Монрое. Судебные преследования масонов ни к чему не приведи, так как в округе все судьи и полицейские власти принадлежали к масонству; равно и губернатор области, бр. Клинтон».[193]

В настоящее время в Америке, кроме масонских лож имеются даже масонские храмы, как например в Вашингтоне (New Masonic Temple), в которых масоны совершают свои ритуалы, проявляя ревностный масонский фанатизм.

В № 12376 «Нового Времени» 26 августа 1910 года появилось, чрезвычайно интересное сообщение, перепечатанное затем в других газетах, о посвящении Рузвельта в тайный орден «Ak-Sar-Ben». В этом сообщении описывалось, каким испытаниям был. подвергнут бывший президент Соединенных Штатов Америки.

«Схватившись за канат, он летал под звуки каких-то диких взвизгиваний по туннелям и коридорам обширного здания, в котором помещается орден; затем он должен был встать на вершину большого глобуса, вертящегося под ногами и проваливающегося вместе с ним в какую-то бездну… Но самое любопытное по своей нелепости испытание заключалось в следующем: магистр ордена предложил Рузвельту сесть на автомобиль вместе с несколькими избранными членами, но вместо автомобиля он очутился на какой-то платформе с ужасающей быстротой кружившейся по арене, причем рядом с ними восседало шесть незнакомых красавиц; которые все оказались восковыми куклами; арена была наполнена ревущими (sic) людьми, которые неистово рукоплескали, когда шесть спутниц Рузвельта одна за другою падали с платформы. Это развлечение кончилось тем, что раздался взрыв, платформа разрушилась, и Рузвельт упал на подстилку из сена.

«Новое Время» добавляет, что все это только часть испытаний и что раньше, чем попасть в члены ордена, приходится пережить такие ужасы, от которых волосы становятся дыбом.

Согласно сообщению в тайном ордене «Ak-Sar-Ben» числится целый ряд общественных деятелей, сенаторов, членов конгресса, и пр., которые все прошли через эти испытания.

Итак мы видим, что в наш реалистический век, в наиболее практичной и «передовой» стране — в Соединенных Штатах Америки совершаются какие-то дикие, бессмысленные обряды, напоминающие собой представления в цирке, причем роли клоунов исполняют государственные люде, и даже сам бивший представитель этой могущественной державы летает, ухватившись за канат, и участвует в карусели с восковыми куклами при рукоплесканиях каких-то диких ревущих людей.

Чем объяснить такое умопомрачение?

Эксцентричность испытаний может привлекать молодежь, жаждущую сильных ощущений. Но государственные мужи подвергаются риску и неудобству всех этих приключений очевидно с какой-то другой целью.

Ключ к пониманию их поведения заключается в политическом значении тайного масонского ордена в стране со всеобщим избирательным правом. Общественные деятели, желая заручиться на выборах поддержкой масонства, вступают в члены ордена.

Но масонство даром не дает своей поддержки: оно требует, чтобы лица, обращающиеся к нему за содействием, изъявили бы ему свою покорность, а в дальнейшей карьере служили бы его интересам; за полученные на выборах голоса «избранники народа» должны будут щедро отплатить ордену.

Н. Н. Беклемишев, хорошо осведомленный в том, что делается в масонских кругах, говорит в одной из своих статей в «С.-Петербургских Ведомостях», что «симпатии народа к Рузвельту культивируются и утилизируются не демократической или республиканской партией, а более могущественной масонской организацией». Далее, указывая на то, что Рузвельт посетил Европу в качестве чрезвычайного посланника американского масонского сверхправительства и что в Риме ему были оказаны высшие масонские почести, г. Беклемишев заключает «зная это, становится понятным, почему известная часть печати восторгается глубиной попросту банальных речей Рузвельта, а его резкости и даже наглость называет величественной смелостью».

Подвергая себя испытаниям и исполняя нелепые обряды, общественные деятели дают как бы расписку в своей слепой покорности ордену и принимают обязательство служить ему впредь под страхом смерти: руководители же ордена, видя влиятельного государственного мужа в жалком и беспомощном положении висящим на канате или проваливающимся на подстилку из сена, лишенным воли и отдавшим свою судьбу в их распоряжение, без сомнения не могут скрыть торжествующей презрительной улыбки, которая говорит: «теперь, сильные мира сего в нашей власти».[194]

В Россию масонство проникло по преданию при Петре Великом, т.е. как и повсюду, в начале XVIII века, но до 1731 года о нем нет никаких документальных сведений.[195]

В С.-Петербурге первая ложа была основана в 1750 году.[196]

По словам Лонгинова, известный предтеча французской революции, масон граф Сен-Жермен был в 1762 году России и «играл хотя невидимую, но значительную роль в событиях при восшествии на престол Екатерины II».[197]

Дело в том, что масоны надеялись вызвать этим переворотом крупную междоусобицу в стране, (что для них всегда было выгодно), а главное рассчитывали при Екатерине ограничить власть Российских Самодержцев. Однако в этом они ошиблись.

Действительно Екатерина сначала относилась к масонству пожалуй даже благосклонно, считая его невинным и безвредным. Так же смотрело на масонство большинство ее современников, между прочим и будущая жертва масонов — королева Мария-Антуанетта, которая в письме к своей сестре Марии-Христине 27 февраля 1721 года писала:

«Мне кажется, вы придаете слишком много значение масонству во Франции: оно далеко не играет у нас такой роли, как в других странах благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат, и такие образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространение масонства, если бы это было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечения; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые поют и пьют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя назвать масонство обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, что там постоянно говорят о Боге: кроме того там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж, — во всем этом я право не вижу ничего дурного. На днях принцесса де-Ламбаль была избрана великой мастерицей одной ложи: она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что выпито было больше, чем спето; на днях предполагают там дать приданое двум девицам. Правда, мне кажется, что можно бы делать добро без всяких таких, церемоний, но ведь у каждого своя манера вселиться; лишь бы делали добро, а остальное небезразлично ли нам?» [198]