В других прокламациях говорится о нашествии врагов, — будто бы на Бретань и Нормандию напали англичане, на Дофинэ — савояры, а испанцы перешли уже Пиренеи. Повсюду всем мерещились иностранные шпионы и предатели. Чтобы еще более подействовать на народ, пустили слух, будто шайки разбойников рыскают по стране, грабя, поджигая, убивая и уничтожая все по пути. Неизвестно откуда появившиеся посланцы распространяли повсюду подобные вести.

«28 июля Террор распространился по всей области (Сент-Анжель–Лимузен); в полдень 29-го зазвонили в набат во все колокола, призывая к оружию; били в барабаны; мужчины собираются для защиты своих жилищ, женщины спешат прятать свои пожитки и бегут с детьми в леса».[120]

В Лиможе такую же панику производит шесть человек, переодетых капуцинами.[121]

В Дофинэ распространяет тревогу какой-то человек «с волосами, заплетенными в косицу». Он выдавал себя за депутата и говорил, что вышел королевский эдикт, разрешающий грабить и жечь замки и усадьбы.[122]

«Призыв к бунту против короля не имел бы никакого успеха, даже не удалось бы поднять народ против королевского правительства, как бы непопулярно оно ни было… Главари достигли своего обманом. Они задумали и выполнили необыкновенно смелый план, который сводился к следующему: поднять народ во имя короля против господ; когда господа будут уничтожены, тогда напасть на обессиленный престол и разрушить его».[123]

«Пока в деревнях близ Лиона говорили, что король разрешил грабить усадьбы вельмож, в окрестностях Бургуена народ возбуждали к беспорядкам тем, что агитаторы говорили: «к нам ворвалась савояры: ополчайтесь и ожидайте врага!» Испуганное население вооружалось и собиралось в сборных пунктах. Конечно тревога всегда оказывалась ложной, причем обвиняли во всем вельмож, и разожженные страсти направлялись против них. Большинство населения, вооружившееся для отражение нападения савояров, шло поджигать и грабить усадьбы».

Так было почти во всех французских провинциях.[124]

«В Кремье на крестьянском сходе появился человек с генеральской красной лентой через плечо, призывая всех по приказанию короля грабить и разрушать все ближайшие замки».[125] Все это имело целью поднять и вооружить население. «Вооружившийся для отражения мнимого врага народ так и остался восставшим и вооруженным; представляя собою готовую армию для революции».[126]

После всех этих приведенных исторических свидетельств, трудно, кажется, настаивать на мнении, что французская революция была «внезапным взрывом народного воодушевления».

Кто же были вое эти таинственные «капуцины», «люди с косицами» и прочие агитаторы? Вот что пишет масон Брюнельер:

«После 1789 года масоны разбрелись по клубам, предались политической жизни, были избраны в народное представительство и зачислились в армию; некоторые ложи прямо обратились в клубы, даже не изменяя своего названия, как например, ложа «Le Cercle Social»… Время «споров» и «науки» миновало, — надо было действовать. Теперь соответственно обстоятельствам великие масонские идеи начинают применяться».[127]

В 1797 году Сурда прямо называет масонов виновниками террора.

«Посредством масонов, — говорит он, — распространились в июле 1789 года в один и тот же день и час по всему государству слухи о мнимых разбойниках; через масонов установилась всеобщая связь и взимание пожертвований в пользу революционных партий».[128]

Другое очевидец террора, аббат Баррюель, выражается так же определенно:

«Во все время восстания убийцы узнавали друг друга по масонским знакам, коими они обменивались. Только зная эти знаки, можно было сойтись с разбойниками и сохранить свою жизнь. Среди убийств палачи протягивали по-масонски руку тем, кто к нам подходил. Один простолюдин мне рассказывал, как палачи подали ему таким образом руку, и как он едва спасся, так как не сумел им ответить: другие же, более опытные, были по тому же знаку приветствуемы улыбкою злодеев среди потоков крови».[129]

Еще современник, Ломбар-де-Лангр, пишет:

«Мирабо, Дюмурье. Лепелетье, Ламет, Орлеанский, Дантон, Дюбуа-Крансе, Сиейс, Лафайетт и масса других адептов заседали ночью в своих капитулах в Рюеле и Пасси; они управляли братьями третьей степени. Благодаря многочисленному разветвлению масонских лож, они осуществили в один день и в один час «внезапное» восстание 1789 года».[130]

Следующие строчки также одного из современников, Бутильи де Сент Андре, глубоко знаменательны:

«Тайной, но истинной целью созыва генеральных штатов являлось ниспровержение существующего строя во Франции. Одни только адепты, главы масонства, были посвящены в эту тайну, другие (а их было большинство) думали, что предстояло только уничтожить некоторые злоупотребления и привести в порядок государственные финансы… Чтобы можно было надеяться на помощь народа, надо было внушить ему сознание своей силы, поднять его, вооружить; организовать и восстановить его против существующего порядка…

Наконец надо было дать ему толчок к выступлению… Чтобы достичь всего этого, недостаточно было толковать народу об отвлеченных учениях, провозглашать народовластие, призывать к «освобождению от оков» и к тому, чтобы броситься на своих «тиранов». Гораздо более действительно было встряхнуть его неожиданным толчком, вложить ему в руки оружие под каким-нибудь правдоподобным предлогом, например — самозащиты в виду громадной неизбежной опасности, дабы внезапно захватить общую власть над умами и заставить всех действовать одновременно.

«Это необыкновенное движение, это неожиданное потрясение, заранее тщательно и тайно подготовленное, было предварительно по секрету сообщено масонам каждой провинции… Вспышка произошла 12 июля 1789 года… Я во всю жизнь не забуду этого рокового дня, когда все французы одновременно восстали и вооружились, покорные революционному побуждению, для того, чтобы служить орудием заранее обдуманных крамольных замыслов. Этот роковой день подготовил падение престола и смерть короля».[131]

Но не одни очевидцы говорят о роли масонства во французской революции. О ней говорят и факты:

1. Мы видим тождество масонских теорий с учением якобинцев. видим тождество их приемов, даже фраз и выражений.

2. При приезде короля в ратушу, нотабли, (все будучи масонами), обнажили шпаги и образовали над его головою «стальную крышу», что являлось масонским салютом; этим они символически показали, что с этого момента король находится во власти их сообщества.

3. В день 20 июня 1792 года королю надели на голову красную шапочку, как делали это при посвящении в степень «жреца» (Ерорте) у иллюминатов.[132]

4. Весь праздник в честь богини разума совершался по масонским ритуалам; костюм же первосвященника этого нового культа (Робеспьера) был костюмом «жреца» иллюминатов.[133]

Итак, можно с полною уверенностью сказать, что французская революция есть плод деятельности масонства.

«Масонство выставляет революцию как братское дело, — пишет Копен-Альбанселли, — как светлое усилие, ведущее к освобождению человеческих племен, тогда как в действительности это есть лишь огромный заговор, направленный к тому, чтобы осуществить сокровенные замыслы руководящей самими масонами тайной силы. Эта тайная сила подготовила французскую революцию, она ее произвела, она распространила ее «идеи» по всей Европе и теперь уже стремится закончить ее…»