Стефан Захаров
КАВАЛЕРИЙСКИЙ ДИВИЗИОН
Из записок старого свердловчанина
В Свердловск Алексей Кулик приехал летом 1933 года после демобилизации. Военную службу он проходил в Минске. До нее в Белоруссии работал лесорубом. А сейчас решил попытать счастья на Урале, о котором слыхал много. Уралмашстрой, Магнитострой, Челябтракторстрой гремели тогда по всей стране. В Свердловске у Алексея жили родственники, у них он и остановился.
Город был в ту пору центром гигантской Уральской области, но только еще начинал расти. С нынешним не сравнишь. Юго-Западного жилого района, как и многих других — Эльмаша, Южного, Сортировочного, Химмаша, в те времена не существовало и в проектах. Только что построенные в сосновом лесу профессорские и студенческие корпуса Втузгородка считались далекой окраиной. На улицах уже звенели трамваи, но по булыжным мостовым грохотали колеса телег и лишь изредка проезжали одиночные грузовые и легковые автомобили.
Однако Алексею Кулику Свердловск понравился, он почувствовал: растет город. Выделялись недавно открытые вместительные гостиницы «Центральная» и «Большой Урал», новые многоэтажные жилые дома в центре. В день четырнадцатой годовщины освобождения края от белогвардейцев были пущены первые цехи Уралмашзавода, строились огромные здания школ.
В горкоме комсомола Алексею Кулику дали направление на электростанцию имени Куйбышева. За городом. Теперь эта электростанция на Малоконном полуострове Верх-Исетского пруда не действует: маломощна. А тогда она считалась в районе главной, снабжала и ВИЗ, где появились электропечи и осваивался выпуск трансформаторной стали — первой в СССР.
Осмотревшись, Алексей радовался: на электростанции были и общежитие, и вечерняя школа. Он считал, что его жизненный путь определился.
Но прошло месяца полтора — его вызвали в орготдел горкома комсомола. «Наверное, что-то хотят уточнить в личном деле», — подумал Алексей. Но оказалось, документы в полном порядке. Речь шла о другом:
— Ты ведь в кавалерии служил?
— В кавалерии, — гордо ответил Алексей.
— Укомплектовывается кавалерийский дивизион свердловской милиции. Как, согласен?
— Стать милиционером?
— Да, милиционером.
— Надо побывать в дивизионе, — неуверенно произнес Алексей. — Посмотреть… Потом подумать…
— Особенно думать времени нет.
— А до завтра можно?
— До завтра можно… В общем, горком тебя рекомендует…
В двадцатые годы конную милицию называли просто конным резервом. А в тридцатые стали формировать дивизионы, эскадроны — по принципу армейских кавалерийских частей. И служба милиционеров-конников приближалась к армейской.
Стремительно росло население промышленного города. Сосредоточение множества людей притягивало и разных проходимцев. Выступая на XII Уральской областной партконференции, делегат Уралмаша Владимиров говорил:
— В ноябре — декабре на Уралмашзаводе было семьдесят восемь случаев хулиганства, в результате которого люди обращались в поликлинику. В тринадцати случаях делали операции пострадавшим. Несколько дней назад изрезали председателя райпрофсовета, не так давно убили повара. Как вы думаете, это отражается на закреплении кадров, на освоении завода? По моему мнению, отражается, и отражается катастрофически… Имеем ли мы право игнорировать этот факт, можем ли мы сказать, что это дело второстепенное?..
Второстепенным это дело, конечно, не было. Чтобы навести порядок, милиция неустанно совершенствовала организацию наружной и постовой службы. В 1932 году в Свердловске действовало уже шестьдесят милицейских постов. По городу и прилегающим районам в вечернее и ночное время патрулировали конные пикеты по специально разработанному плану.
«Этот способ охраны общественного порядка, — говорилось в одном из тогдашних докладов начальника управления милиции, — один из лучших, чтоб не только обнаружить преступление и нарушение, но и предупредить их. А это основная обязанность органов милиции».
И конная милиция в ту пору стала значительной и весьма маневренной силой. Ведь в окружных, городских и районных управлениях имелось всего лишь пять стареньких автомобилей, два мотоцикла и тридцать четыре велосипеда. При тогдашних дорогах, особенно в распутицу, у конников были большие преимущества: для коня преграды нет.
В Свердловске конная милиция, носившая официальное название 9-го отдельного кавалерийского дивизиона, базировалась со своими конюшнями на улице Детский городок. Ныне это улица Чапаева, и там находится автоинспекция.
Вот в этот-то дивизион и подал заявление Кулик Алексей Алексеевич:
«…В настоящем прошу рассмотреть мое заявление и принять меня на службу в кавалерийский дивизион РК милиции гор. Свердловска, так как я желаю служить в органах милиции. Обязуюсь честно и добросовестно относиться к порученной мне работе. Служил в Красной Армии в кавалерийских частях».
Командир дивизиона Григорий Иванович Здановский расспросил Алексея о прежней жизни, об армейской службе. На серой форменной гимнастерке командира — орден Красного Знамени (воевал с белогвардейцами в составе Первой конной Буденного), сбоку, на ремне, кобура с наганом. Беседовали недолго. Два кавалериста, они по достоинству оценили друг друга.
Вскоре пришел Чистяков, командир взвода, и Здановский представил ему нового милиционера… В тот же день Алексей Кулик получил обмундирование, винтовку, шашку, седло. Закрепили за ним рыженького коня по кличке Буравчик. Поселили в общежитии дивизиона.
В годы становления Советской власти бывало, что принятого в милицию направляли сразу на пост. Теперь человек проходил учебную подготовку. Правда, зачеты «по лошади» и «по вооружению» у Алексея приняли сразу. А вот специальными милицейскими знаниями пришлось овладевать. И заниматься помногу.
Почти все в дивизионе до милиции отслужили в кавалерийских частях Красной Армии. Поэтому каждому было ясно, что от ухода за лошадью зависело и ее поведение во время строевой и патрульной службы. Чуть ли не у каждого в «личном деле» были благодарности от командиров «за отличную чистоту коня», «за отличный уход за конем». За лошадьми наблюдал прикрепленный к дивизиону ветеринарный врач.
Здановский не успевал повторять:
— Конь любит ласку, любит уход. Вовремя не расчистишь ему копыта — выйдет из строя. Плохо седло положишь — спину собьешь. Если коня не любишь — ты не кавалерист!..
И в конюшнях был полный порядок. Над каждым просторным стойлом с затвором, где лошади стояли без привязи, висела табличка, на ней указывалась кличка, порода, год рождения, рост. Лошади, вычищенные до блеска, фыркали в теплом полумраке. Рядом — тщательно уложенное снаряжение.
Главным делом конной милиции была регулярная патрульно-постовая служба. Каждый вечер дежурный по дивизиону собирал очередные наряды, кратко инструктировал. Затем наряды разъезжались по районным отделениям милиции. Там инструктаж был уже конкретный: за какими улицами усилить наблюдение, на какие места обратить особое внимание, случалось, сообщали приметы разыскиваемых преступников.
Патрулировали конники парами, не торопясь, зорко осматриваясь по сторонам. К двум часам ночи дежурства обычно заканчивались. Но если оперативная обстановка в районе была неспокойная, объезды продолжались и до утра.
«Стой!» — такой окрик раздавался, когда кто-нибудь на ночной улице почему-либо вызывал подозрение: идет, например, с узлом, или на руке перекинута шуба, или крадется вдоль забора с чемоданом. За приказом «стой!» следовало «документы!». Проверял их один конник, старший патруля. Напарник бдительно наблюдал за остановленным: благодушие или замешательство могло обернуться и непоправимой бедой. Правда, сопротивляться или бежать редко кто решался: вид у милиционеров с шашками и винтовками, верхом на конях был внушительным.
