— Нет, Павел Антонович, — строго сказал Савин, — не за этим я вам все рассказал. Комнатку для нас я и сам добьюсь. Службой.

— Сам с усам, — добродушно проворчал старший лейтенант. И включив зажигание, дернул каблуком кикстартер. — Там видно будет. Давай влезай, трассу на прощание посмотрим. Стемнело уже за разговорами…

Сергей с готовностью забрался в коляску, и Плотников плавно отпустил сцепление. Высоченные сосны вдоль шоссе понеслись назад. Плотников знал каждый метр дороги, и «Урал» быстро набирал скорость, оглушая лес ревом двигателя. Через полчаса езды на одном из пологих спусков Плотников притормозил. Стало совершенно тихо.

— Внимание, Сережа. Начинается, пожалуй, самый опасный участок. Впереди, метрах в ста пятидесяти, рулеткой не измерял, довольно крутой поворот на подъеме, а слева от дороги обрыв. Карьер выработанный. Сыграешь вниз — назад уже не вернешься. Учти.

Савин напряженно всматривался в темноту, но ничего особенного не увидел. Ехать с умом — дорога как дорога. Что спуск, что подъем. Разные дороги он повидал.

Навстречу из-за, поворота показалась машина. Она шла не быстро, но без света. Горели одни подфарники.

— Что за чудак еще вылез? — недовольно бросил Плотников, когда сноп мотоциклетной фары неясно и слабо высветил лобовое стекло встречного «Москвича». — Спит он там, что ли? Так и сковырнуться недолго.

Сергей тоже увидел, что автомобиль, а точнее, его водитель, ведет себя странно. Машина явно не вписывалась в поворот, а брала все правее и правее. Прямо к карьеру.

— Выворачивай руль, парень! — заорал Плотников в предчувствии близкой, неотвратимой беды и привстал по-кавалерийски над седлом мотоцикла. — Выворачивай, дружок! Все тормоза!!

«Москвич» ударился бампером о заградительный столбик, но не впрямую, а вскользь и исчез из видимости. Плотников и Савин услышали только дребезжащие удары металла о твердый песчаник.

— Ах ты! — Плотников почти на ходу спрыгнул с мотоцикла. — Убьется ведь!

Снизу, со дна карьера, раздался несильный резкий хлопок.

— Все, — сразу обмякнув, угрюмо сказал Плотников. — Бензобак рванул.

Сергей молча смотрел на инспектора. Потерянный взгляд сержанта, казалось, вернул Плотникову силы.

— Давай вниз, Серега, — прохрипел он. — Спасать надо. Может, живой…

Подсвечивая путь фонариком, в спешке даже не страхуя друг друга, они спускались по осыпавшимся от времени уступам карьера.

— Ничего, Серега, держись помаленьку, — подбадривал сержанта Плотников. — На войне хуже бывало. А его, может, машина спасла. Кузов на себя удары принял. Все бывает. Сколько угодно случаев…

Савин слышал, что говорил Плотников, но не улавливал смысла. Все существо Сергея было приковано к горевшей машине. Она, как ни странно, не перевернулась, стояла на колесах. Савин не отрывал глаз от шевелящихся жгутиков пламени. Встрепенулся от удара камня по железу: камень, сдвинутый ногой, брякнул о кузов машины. Звук был неожиданный, а потому просто жуткий в ночи.

— Какого черта?! — проворчал рядом Плотников. — Балерина, понимаешь… Прыгай сейчас! Тут невысоко. Приехали.

Савин прыгнул. Когда он выпрямился и огляделся, то увидел, как Плотников, тяжело топая сапогами, подбежал к пышущей жаром машине и рванул на себя дверцу водителя. О том, что металл накалился от огня, он в горячке не подумал, но крик, готовый вырваться от мгновенной боли, сдержал в себе и сдернул с головы фуражку. Однако и плотная ткань не спасла от жара, тем более что дверцу заклинило.

Плотников хрипло выругался, нашарил на земле камень и тут вдруг увидел, что лобового стекла нет совсем, оно рассыпалось крупинками, как и положено, на моделях этой марки. За смятой баранкой, неестественно скрючившись и откинув голову, сидел человек. Черное от крови лицо его было безжизненно.

— Давай сюда, Серега! — прохрипел Плотников. — Попробуем вытащить.

Они с трудом вытянули неподатливое тело и осторожно опустили на землю. Плотникову показалось, что водитель еле заметно двинул рукой, словно из последних сил призывая к себе. Тихий вздох коснулся Плотникова слабым, уходящим теплом. Губы водителя шевельнулись, сознание на миг вернулось к нему. Плотников увидел, что пострадавший открыл глаза.

— Я из ГАИ, — машинально произнес инспектор. — Что произошло?

Водитель напрягался, силясь поднять голову и что-то сказать.

Павел Антонович быстро наклонился к нему.

— Товарищ, потерпи чуток. Все обойдется, врачи дело знают, — как можно ласковее заговорил Плотников, понимая, что это неправда и что даже светила медицины здесь едва ли помогут.

Взгляд лежавшего человека стал вдруг осмысленным и наполнился страданием и мольбой. Водитель опять шевельнул губами, и Плотников почти припал к ним, но уловил, как ему показалось, только одно протяжно выдохнутое слово: «Убили».

Руки водителя тоже были в крови, но инспектор осторожно нащупал запястье и затаил дыхание. Он ждал слабых толчков минуту, две, три, но так и не дождался. Тогда он бросился к машине, сорвал с себя куртку и начал сбивать пламя с багажника. Сергей понял, что для человека из «Москвича» все кончено. Он, как в нокдауне, побрел куда-то в сторону, но властный окрик Плотникова остановил его…

Плотников посмотрел на светящийся циферблат своих именных часов. Прошло минут тридцать, как он отправил Сергея на пост — звонить в город. Конечно, сам бы он сделал все это быстрее, но не хотелось оставлять Савина одного на месте происшествия. И так ему для первого раза хватило впечатлений.

Плотников подошел к сбитому «Москвичом» столбику ограждения и зачем-то тронул его носком сапога. Справа чернел карьер. Искореженную машину отсюда видно не было. Там он уже не мог помочь ничем. Главная его задача сейчас — быть здесь и сохранить на дороге все следы, что привели к такому финалу. Правда, из карьера он слышал, как по шоссе пронеслись с небольшим интервалом две машины. Обе в одну сторону, в город, и ни одна из них не остановилась. Вторая на какое-то время притормозила, но покатила дальше… А почему они должны были остановиться? «Урал» стоял на обочине, ближней к лесу. К тому же в темноте все кошки серы, и водители могли и не заметить, что это мотоцикл ГАИ.

«Другой раз такие любопытные, хоть отгоняй, а тут — на тебе, мимо проскочили. Все же это непонятно». Плотников вдруг ощутил растущее раздражение от этой шоферской беспечности и невнимательности, но заставил себя переключиться на анализ случившегося: у него должно быть свое мнение о происшествии. Как ни крути, они с Сергеем остались единственными свидетелями трагедии.

«Значит, так: мы катились под гору на нейтрали, но я притормаживал, и скорость была километров сорок. Я еще что-то Сергею объяснял. Потом вдруг «Москвич» навстречу вывернул из-за поворота. Включены одни подфарники, но скорость небольшая, меньше нашей. Что-то меня в тот момент удивило, дало какой-то толчок. Возможно, у него не работало освещение, и потому водитель ехал так осторожно. Тьфу! Ничего себе осторожность — в карьер сыграть! Нормальный водитель, обнаружив неисправность дальнего и ближнего света, должен был остановиться и устранить неполадки или ждать рассвета. Этот, видимо, решил дотянуть на авось. На знакомой дороге и в темноте направление угадываешь, к тому же был еще вечер, а не ночь. Дни-то теперь длиннее. И чего это я для него оправдание ищу?! Только потому, что его уже нет в живых и сам он ничего объяснить толком не может? Стареешь ты, Плотников, и к тому же устал. Не до анализа сейчас, надо черновую работу сделать, пока сухо, а то, чего доброго, опять дождь заладит».

Плотников, подсвечивая фонарем отметины протектора на шоссе, зашагал по обочине в сторону подъема, но скоро оставил это занятие. Темно все-таки, и фонарь слабо помогает. Следы «Москвича» неясно пересекались со следами прошедших после автомобилей. Убедившись в бесполезности своих действий, старший лейтенант вернулся обратно, сдвинул на затылок фуражку, закурил, но дым «беломорины» показался каким-то сладким, неприятным, и Павел Антонович, погасив окурок, сунул его в пачку. Казалось бы, теперь можно расслабиться в ожидании: в конце концов, он не мальчик и смертей на своем веку перевидел всяких, однако спокойствие, пусть даже иллюзорное, не приходило.