Булатов растревоженно и без всякой нужды поправил лацканы аккуратного пиджака, стряхнул с колен что-то невидимое, грустно улыбнулся. — Извините, Игорь Яковлевич. Вы продолжайте, я постараюсь понять.

— Это вы меня извините за дурацкое вступление, — покаянно проговорил Тычинин. — Я вот о чем. Представьте, что директор этого заведения, — он кивнул на магазин Раисы Григас, — имеет значительное количество неучтенных продуктов…

— Откуда эти продукты? — набираясь внимания, спросил Булатов.

— Допустим, из того ресторана, где экономят на пирожках, тортах и других изделиях, плюс своя «экономия». Выручка от излишков, как вы понимаете, идет не в государственный банк. Как уличить директора в преступной деятельности?

— Но это же элементарно, Игорь Яковлевич…

— Какой я для вас Яковлевич, зовите просто Игорем, — попросил Тычинин.

— Внезапная ревизия, Игорь. Не думаю, что в вашем бэхээсэсе не знают об этом.

— Знают, Сергей Феоктистович, но… — Тычинин взял из кулька еще одно яблоко. — Но что она даст, ревизия эта? «Боже мой, не доглядела…» И еще что-нибудь в этом роде. Кончится проверка общественным порицанием, в лучшем случае — увольнением.

— Как же без ревизии? — посомневался Булатов.

— Ревизию — обязательно. Только такую, о дне проведения которой в магазине узнают заранее.

Сергей Феоктистович с оторопелой разочарованностью откинулся на спинку скамейки, безмолвно развел руками.

— Как, по-вашему, что сделает человек, когда узнает о ревизии? — допытывался Тычинин.

Булатов ответил с едва заметной досадой:

— Тут как божий день, Игорь. Немедленно избавится от излишков.

— Там же не кастрюля фарша. Много. Куда все это?

— Надежнее всего к такому же прохвосту в другую торговую точку. Но вы же знаете, ревизии, если внеплановые, стараются не афишировать.

— А если так, чтобы о ревизии узнали загодя?

Взгляд Тычинина, обращенный на Сергея Феоктистовича, удерживал от новых вопросов. Булатов подумал, что старший лейтенант пришел с чем-то готовым, обдуманным и, возможно, уже согласованным с теми, кто повыше. Тогда зачем же разговор с ним, с Булатовым? Проверить в этой беседе свое решение? Утвердиться в его правильности? Булатов недовольно сказал Тычинину:

— Что вы, Игорь, вокруг да около ревизии? И еще какой-то афишированной. Говорите прямо. Прихватить по дороге к прохвосту?

— Сейчас подойдем к этому, Сергей Феоктистович. Вам фамилия Григас что-нибудь говорит?

— Григас? — задумался Булатов. — Редкая и очень знакомая. Минутку… Григас…

— Я вам помогу, Сергей Феоктистович. Ваш ученик из кулинарного.

— Верно, — вспомнил Булатов. — Толя Григас. Очень способный парень, к делу прилежен. Слышал, что где-то директором в райцентре.

— Он теперь заместитель директора ресторана на Центральном стадионе.

— Молодец. Рад за него, но…

Понятно, почему запнулся Сергей Феоктистович. Неужели Толя упомянут в связи вот с этим, похоже, серьезным преступлением, которым занялась не только районная, но и городская милиция.

Солнце высунулось из-за здания почтамта и нещадно пригревало. Тычинин тщательно обгрыз сердцевину яблока, метко кинул ее в урну, вытер носовым платком шею и руки.

— Директор вон того магазинчика, — сказал Тычинин, — в близких отношениях с директором вокзального ресторана Нельским. Фамилия ее Григас. Раиса Семеновна Григас, родная мама вашего воспитанника Толи, теперь, разумеется, Анатолия Валериевича Григас.

— Что же из этого? — настороженно поднял брови Булатов. — Думаете, что и Толя? Не поверю.

— Дорогой Сергей Феоктистович, Анатолия воспитывали не только вы, но и мама. Допускаю, что он далек от ее закулисной деятельности, но допускаю и другое, даже убежден, что, узнав о предстоящей ревизии в мамином магазине, он известит ее об этом. — Тычинин помолчал, глядя на бойкую молодую парочку, направлявшуюся к их скамейке. Он собрался встать, увлечь за собой Булатова, но девушка ухватила своего дружка в пестрой рубашке, завязанной у пупа, и потащила в тень под тополь. Тычинин сказал: — То, что я хочу предложить, убедительнее вас никто не сделает. Завтра, в среду, в пятнадцать часов, выходя из управления треста ресторанов, вы случайно встретите Анатолия Валериевича… Он узнает вас?

— Еще бы! — убежденно воскликнул Булатов.

— Прекрасно. В таких случаях никто не может удержаться от традиционных вопросов: как здоровье, чем занимаетесь?.. Отвечайте как есть. Правда, небольшое отклонение от истины необходимо. Вот, дескать, пригласили для ревизии. Думал, на месяц-два, но, оказывается, всего лишь для проверки магазина такого-то. Постарайтесь убедительно, но не обостряя внимания, подчеркнуть, что ревизия только в этом магазине, по жалобе по какой-то. Мол, насиделся без дела, счел за честь, согласился… А вы так или иначе будете участвовать в ревизии. Потом.

— Но как это — случайно встретите?

— На это время Анатолия Валериевича вызовут в арбитраж или в отдел кадров. Там посмотрим. Не беспокойтесь, тут наша забота.

— Выходит, все же с поличным?

— Вот именно. Под тяжестью этого факта Раиса Семеновна не станет молчать. Львиная доля товара — от Нельского. Плевать ей на него: своя рубашка ближе к телу.

Булатов покачал головой, осуждая человеческие пороки, удивляясь им.

Звонил подполковник Веряскин.

— Тычинин, ты? — спросил он. — Тлеющая тряпка подброшена удачно. Раиса чихнула и спешно загружает машину. Зафиксирован разговор с Марией Чичилимовой. К ней отправляет. Магазин Чичилимовой знаешь?

— «Кулинария» на Космонавтов, — ответил Тычинин.

— Пометь себе: крытый фургон, наискось надпись «Продукты». Номер запиши…

— Ясно, Владимир Александрович.

Выйдя в дежурную часть, распорядился:

— Ребята, быстро машину!

…Мария Константиновна Чичилимова совершенно не была готова к тому, что случилось, вернее, что вот-вот случится, и потому долго, мало что соображая, разглядывала удостоверение сотрудника ОБХСС Игоря Яковлевича Тычинина. Наконец собралась с духом, с настороженно-сдержанной вежливостью показала на стул возле расшатанного стола с бильярдной обивкой на крышке.

Марии Константиновне тридцать лет. Высокая, ладная русская красавица. Редкий не распахнет глаза при встрече. И дочки, наверное, в маму. Тычинин не видел дочек, предполагает, что похожи на маму. Одна в четвертый, другая в третий класс ходит. Мама своего несчастья все равно не удержит в секрете, будет плакать и объяснять девочкам, что это какое-то недоразумение, в милиции что-то напутали… Дочки безумно любят маму и без всякого колебания поверят ей. Кому еще верить!

Игорь отгонял эти мрачные, крайне тягостные мысли. На вопрос Чичилимовой, что привело старшего лейтенанта в ее скромный магазин, ответил без утайки:

— Сейчас к вам придет продуктовая машина. Весь товар, который вам доставят, взвесим до грамма, составим акт, скрупулезно отметим, где получен, по каким документам проходит и так далее.

На чистом, чуть надменном лице Чичилимовой выступил нездоровый румянец, в глазах прежняя тревожная настороженность.

— Какая машина? Я не жду машины.

От такого ответа Тычинин поморщился прямо-таки с дружеским укором, сказал мягко, убеждающе:

— Не надо, Мария Константиновна. Пустое это.

Чичилимова прикрыла ладонью глаза, посидела так, посоображала. Молчание длилось долго. Оно нужно Чичилимовой, чтобы собраться с мыслями, все хорошенько взвесить, отсеять, что не от ума, а лишь от растерянности, горечи, страха перед грядущим. Тычинину затянувшаяся пауза тоже не просто пауза, он тоже думал, стараясь понять, какие мысли тревожат Марию Константиновну, как настроят ее эти мысли — на немедленное облегчающее признание или упрямое запирательство, которое абсолютно ничего ей не даст.

Тычинин взглянул под рукав на циферблат часов и добавил к сказанному:

— В эти минуты в шестнадцати торговых точках начаты контрольные закупки, ресторан Нельского закрыт, кухонные и складские помещения опечатаны, шесть бригад ревизоров приступили…