Ребята мигом окружили замшелую корягу, из-под которой, полузатопленный болотной водой, виднелся скелет человека.

— Партизан, наверное, — неуверенно прошептал Гера Зеркин.

— Откуда? — возразил Володька Аверьянов. — Белых уж пятьдесят лет как прогнали. Может, кладбище здесь раньше было, а сейчас размыло…

— Пошли отсюда, — оборвал спорщиков Пашка, — надо сообщить куда следует, разберутся.

Следователь прокуратуры Игорь Тихонович Мальцев, покрякивая и отфыркиваясь, принял душ и, докрасна растирая махровым полотенцем крепкое мускулистое тело, уже прикидывал, чем займет остаток воскресного вечера, как кто-то позвонил. На ходу поправляя волосы, он открыл дверь. Приложив руку к козырьку форменной фуражки, милиционер доложил:

— В болоте, около подсобного хозяйства УралВО, на восьмом километре Московского тракта, обнаружен труп, вернее, скелет человека. Машина у подъезда.

В тот воскресный вечер от семьи и личных дел был оторван не только Мальцев.

Допоздна работали на месте обнаружения трупа сотрудники одного из отделов внутренних дел города Свердловска: заместитель начальника отдела Андрей Иванович Исайкин, начальник отделения уголовного розыска Святослав Иванович Юшаков, инспектор отделения Леонид Васильевич Русановский и сотрудники городского отдела уголовного розыска. Вечером в оперативном штабе собрались все, кому предстояло дальше работать по делу.

— Значит, так, — встал руководитель оперативной группы подполковник милиции Исайкин. — Полтора-два года назад совершено опасное преступление. Возможно, убийство. Потерпевшая — женщина: рост, одежда, вернее, ее остатки, подтверждают это. Преступление придется раскрывать нам. Прежде всего нужно установить, кто была эта женщина. Надо опросить всех жителей района и узнать, не терялся ли кто года полтора-два назад. Вы же, — посмотрел полковник на начальника уголовного розыска, — срочно запросите сведения из информационного центра УВД области о без вести пропавших в тот период. Обо всем, что заслуживает внимания по делу, сообщать в штаб немедленно.

Подобные преступления — не частое явление в милицейской жизни. Но если они случаются, все силы отдела внутренних дел направляются на помощь работникам уголовного розыска. Вот и сейчас участковые инспекторы, работники наружной службы и другие сотрудники приступили к подворному обходу жилого массива в районе обнаружения останков.

В каждый дом, в каждую квартиру заходили работники милиции и задавали людям один и тот же вопрос: не терялся ли кто у них, у их соседей или знакомых года полтора-два назад. Утомительно и однообразно. А тут еще шутники и острословы подсмеиваются: опять, мол, милиция ищет, что не теряла, к народу за помощью обращается.

А помощь народа была действительно необходима. Преступление совершено давно, сходных ориентировок о потерявшихся или пропавших без вести в отдел не поступало. Может быть, кто-то помнит о случившемся или видел что-нибудь подозрительное.

Полина Пестерева сидела за ломившимся от грязной посуды столом. Незаправленная с утра постель, разбросанная одежда и обувь говорили, что в доме давно нет хозяйской женской руки. После вчерашней попойки Пестерева чувствовала какую-то опустошенность, ненужность своего существования. Впрочем, такой она и была, ее жизнь. Казалось бы, все как у людей: есть семья — муж, дочь. Хотя какая это семья? Танька два года без малого к матери носа не кажет. Уехала, не сказалась. Ивану, конечно, заботы нет: неродная ему дочь. Да и притеснял он ее крепко. Через то, может, и уехала она куда подальше.

— Здравствуйте, хозяйка, — переступил порог комнаты Пестеревой старший инспектор уголовного розыска Владимир Захарович Подгорбунский. — Э, да вы никак в расстройстве, — кивнул он на стол, уставленный пустыми бутылками.

Пестерева посмотрела на вошедшего отсутствующим взглядом, хотела что-то сказать, но промолчала, вяло махнув рукой.

— А я к вам по делу. — Инспектор присел на краешек стула. — Таня-то где, дочка ваша?

— Ишь какой прыткий. Вынь да положь ему Таньку. А нешто я знаю? Ты бы вот не пришел — и тебя бы не знала где взять, кавалера такого.

— Не кавалер я, — протянул Подгорбунский удостоверение работника милиции. — Служебная необходимость.

— С милиции? — ахнула Пестерева и, откинувшись на спинку стула, закрыла глаза. — Два года скоро, как уехала Таня, — медленно проговорила она, немного помолчав. — Люди сказывали, замуж вышла и на Магадан махнула. А недавно, нынче уж, слух опять прошел, что видели ее будто в Первоуральске. С ребенком. Письма вот жду. Навестить бы надо. А что? Напакостила небось?

— Как она была одета? — не отвечая на вопрос, спросил Владимир Захарович.

— Не помню сейчас уж: дело давнее. Пальто вот ее дома нет, — проговорила Пестерева, немного подумав. — Темное такое, в полосочку было, так, может, в нем. Кофта… чулки серые. Да кто ее знает, — махнула она рукой, — вон сколько времени прошло…

— Когда вы ее последний раз видели?

— Спроси что-нибудь полегче… Хотя постой. Конец июня был, числа этак после двадцатого. Деньги я как раз получила, кофту ей купила.

Из сбивчивого рассказа Пестеревой вырисовывалась неприглядная картина. Мать не очень-то утруждала себя воспитанием дочери. И в жизни Тани случались не просто ветры, но и ураганы, перед которыми трудно устоять даже взрослому. Дурные привычки липли к ней, как репей. Закончив восемь классов и бросив школу, Таня лишилась последней опеки взрослых. Она походила на неоперившегося, но уже выброшенного из гнезда птенца, для которого мир полон опасных неожиданностей. Однако об опасностях девушка не думала. Ее прельщали прелести самостоятельной, бесконтрольной жизни. Поработав немного в одном, потом в другом месте, Таня решила, что работа не для нее. И более она не утруждала себя: бродила по вокзалу, Зеленой роще, заводила сомнительные знакомства и неделями не бывала дома.

Впрочем, мать вовсе не беспокоило, что дочь часто не ночует дома, приходит оборванная, полупьяная, пропахшая запахами подвалов и табачным дымом. Ее не взволновало, когда Таня снова исчезла из дому, и надолго.

А позднее сыграли свою роль слухи.

Так прошли неделя, месяц, год, потом второй, и женщина окончательно бы позабыла, что она мать, что где-то у нее есть дочь…

— Для уточнения некоторых обстоятельств придется вам пройти в отдел милиции, — закончил беседу Подгорбунский.

В отделении уголовного розыска Пестереву официально допросили, предъявили на опознание остатки одежды, найденной на болоте, и предварительно установили, что пострадавшая — дочь Пестеревой, Татьяна. Одновременно домой к Пестеревым выехал инспектор уголовного розыска Леонид Васильевич Русановский. Такие визиты для него не в новинку. Но каждый раз он относится к ним так, как будто занимается этим делом впервые: скрупулезно и внимательно. На этот счет у него выработана четкая формула. Если хочешь составить ясное представление о преступлении, необходимо побыть среди людей, общавшихся ранее с преступником или пострадавшим, но, если таковых пока не выявили, можно ограничиться и вещами, принадлежавшими тем, либо просто окунуться в ту атмосферу, которая когда-то окружала интересующего тебя человека. Увиденное, услышанное, ощущаемое может натолкнуть тебя, допустим, на предполагаемого преступника.

К сожалению, из вещей Татьяны почти ничего не осталось, так, один хлам. Но Русановский тщательно перебирал старые учебники, тетради, письма. Изорванные, покрытые пылью, они представляли определенный интерес разве что для сборщика макулатуры, но Леонид внимательно рассматривал каждую бумажку. Неожиданно взгляд его наткнулся на фразу: «…Сегодня воскресенье. Погода холодная, весной и не пахнет». Что это? — листал Русановский дальше и, пробегая мельком написанное, понял: дневниковые записи Татьяны. «Мать пьет, — читал он, — заставляет и меня. А я не хочу, не могу так больше. Эта пьянка длится уже четыре дня. Уйду к Сережке Д.».