Каждый день заканчивался хорошим сеансом плача и неловким теплым чувством. Меня это тоже пугает, но я думаю, что так бывает, когда стараешься изо всех сил. Не то чтобы я была в своей лучшей версии, потому что я не думаю, что когда-либо буду такой, но это приносит удовлетворение.

Проходят дни, а чувство осознания того, что я сделала что-то хорошее, становится сильнее тревоги. Хоть и с трудом. Они держат нож у горла друг друга и ждут, когда я решу, с кем из них я пойду.

Иногда тревога побеждает.

Хороший пример — курьер позвонил в дверь, а я одержимо перебирала в уме, как могу испортить что-то пустяковое.

Эния должна была открыть ему.

У меня был небольшой срыв.

Я плакала, потому что думала, что никогда не смогу этого сделать.

Съела немного пиццы с солеными слезами.

Это было довольно освежающе.

Не считая тех моментов, когда чрезмерный мыслитель во мне не взял верх, все прошло довольно хорошо.

Элиас — противоречивый элемент в моей жизни. Именно он вызывает большую часть моего беспокойства, и в то же время, благодаря ему я могу делать что-то для достижения своей цели.

А это — быть чертовски нормальной.

С ним легко общаться — не то чтобы я много говорила. Он не вторгается в мою личную жизнь, как это делает большинство людей (включая его сестру), и позволяет мне быть собой. В моем собственном ритме.

Несмотря на то, что Оливия любопытна, я должна признать, что она — главная причина, по которой я смогла расширить свои границы. Сейчас я совсем не благодарна, но есть шанс, что буду, когда все закончится.

Что меня напрягает, так это люди, которых я не знаю. Они не будут терпеливы со мной, когда мой мозг замирает и проходят секунды, прежде чем я наконец заговорю.

Они любят смеяться над всем, что ты делаешь: как дрожат твои руки, как ты потеешь, когда в комнате много народу, как ты болтаешь.

А если они не смеются, то их осуждающий взгляд говорит обо всем.

Когда раздается звонок в дверь, Эния кивает в его сторону и уходит на кухню.

Я вздыхаю.

Думаю, когда кто-то делает шаг вперед, ты подталкиваешь его сделать еще десять.

Сделав большой глоток воздуха, я встаю с дивана и открываю дверь, чтобы встретить Лив и ее брата.

— Привет, — говорю я.

— Привет.

Элиас проводит пальцами по волосам, а Оливия просто улыбается мне.

— У меня сегодня много работы, так что я пришел только поздороваться и подвезти Оливию.

В моем горле образуется комок, и я пытаюсь облегчить его, сглатывая несколько раз. Не получается.

— Круто.

И это действительно так. Мне становится легче от осознания того, что у меня есть свободный от рутины день.

В то же время, я боюсь, что прерывание единственной вещи, которая была постоянной в течение последней недели, повлияет на мой прогресс. Это мелочь, но не несущественная.

Покачав головой, я хватаю пальто. Погода солнечная, но чертовски холодная. Я выхожу на улицу, и Лив смотрит на меня, подняв брови.

— Я возьму собаку Карла на прогулку, — объясняю я, пока мы втроем идем к воротам.

Она кивает, выглядя довольной.

Мы прощаемся, и в этот момент я чувствую себя не в своей тарелке. Я не могу объяснить, почему Элиас избегает моего взгляда.

Он садится в машину и уезжает, не давая мне шанса спросить, что происходит. В любом случае, не думаю, что я бы спросила.

Лив, кажется, ничего не замечает. Мы добираемся до дома Карла.

— Итак… — начинает Оливия, засунув руки в карманы джинсов.

— Итак, что?

— Хочешь узнать кое-что забавное? — спрашивает она, уголок ее рта приподнялся в странной манере.

Не только ее брат сегодня ведет себя странно. Я оцениваю ее, ищу подсказки, чувствует ли она себя обиженной, потому что это единственное, о чем я могу думать. Оливия никогда не бывает такой нервной рядом со мной.

— Эм… Наверное? — я пожимаю плечами, не зная, чего ожидать.

Она прочищает горло, ее дыхание парит в воздухе, когда она закрывает рот кулаком.

— У Элиаса была подружка еще со школы. Они вместе переехали в Бостон и все такое. Мои родители любили ее…

Она смотрит на меня. Не знаю, какое отношение это имеет ко мне. Мы останавливаемся на месте, и я пристально смотрю на нее. Она переминается с ноги на ногу, не встречая моего взгляда. Что сегодня происходит с людьми и их зрительным контактом?

— И в чем же дело? — говорю я, побуждая ее продолжать, не имея ни малейшего представления о том, к чему все идет.

Лив вздыхает.

— Ладно, я не знаю, как еще это объяснить, так что вот: мой брат попал в переделку. — Она улыбается и закатывает глаза. — Ну, точнее, я втянула своего брата в неприятности.

Не сомневаюсь.

— И какое отношение к этому имею я?

— Мне нужна твоя помощь, чтобы избавить его от этого.

Как только слова покидают ее рот, я качаю головой в знак несогласия.

— Пожалуйста, Блу. Я бы не просила, если бы это не было важно, — умоляет она, разминая руки.

— Ни за что.

Я уверена, что они могут разобраться с этим беспорядком без меня. Прошло не так много времени с тех пор, как я начала пытаться принимать людей, так что ввязываться в то, что может ускорить этот процесс — не то, что я ищу.

Пока у меня детские шаги, а не гребаные шаги динозавра.

— Ты даже не знаешь, о чем я собираюсь спросить.

Она выпрямляет спину и смотрит на меня своими большими ореховыми глазами.

— Это касается нашего свидания?

— Ну. Да, но…

— Тогда нет.

Ее лицо опускается.

— Уф, ладно, хорошо. Давай, спрашивай.

— Спасибо, — говорит Оливия, надежда вспыхивает в ее глазах. — Они расстались пару месяцев назад, и мои родители очень расстроились, когда Эл не вернулся домой с ней, поэтому он запаниковал и соврал, что у него уже есть другая девушка.

Что? Ему десять лет? Не похоже, что новая девушка заменит другую или улучшит ситуацию. Ложь — это временное решение. Я пытаюсь представить, как Элиас паникует. Он кажется таким спокойным человеком. Золотистый ретривер.

— Подожди. Все становится только хуже, — смеется она, возится с молнией своей толстовки. — Когда мои родители сказали, что хотят с ней познакомиться, Эл сказал, что приведет её в это воскресенье.

— О, черт, — говорю я.

Ничего не могу с собой поделать. Это возмутительно.

— Да, вот в чем прикол: на днях мы ужинали, и папа спросил Элиаса, как зовут его девушку. Элиас выглядел беспомощным, что заставило меня запаниковать, думая, что он все испортит.

Она смотрит на мой левый глаз, потом на правый, вероятно, пытаясь понять, догадалась ли я обо всем.

У меня есть смутное представление о том, к чему все идет. И мне это совсем не нравится.

— И по ошибке, — продолжает она, — я произнесла твое имя.

— Какого черта, Оливия? — когда я была ребенком, я любила быть уверенной во всем. Хотела бы я не быть уверенной в этом. — Разве твои родители не знают, кто я? Я имею в виду, ты приходишь сюда каждый день?

— Эм… Они знают, что тебя зовут Блу.

Я ругаюсь себе под нос, не зная, как с этим справиться. Не говоря уже о том, как реагировать. Встреча с их родителями звучит как мой худший кошмар. Притворяться его девушкой не пойдет ему на пользу. Они должны любить его, с партнером или без.

Я качаю головой, понимая, что не могу этого сделать.

— Блу, я умоляю тебя. — Она хватает меня за руки, ее круглые глаза умоляют. — Я обещала Элиасу, что вытащу его из этого.

— Тогда не давай обещаний, которые не можешь выполнить.

Когда я ухожу, я говорю себе, что приняла правильное решение, хотя ее обиженный вздох заставил мое сердце болеть.

Индиго

Я сижу за своим столиком — ближайшим к выходу — и жду, когда придет мой спутник.