Индиго кивает, проводит пальцами по волосам и бросает быстрый взгляд в мою сторону.

— Не беспокойся об этом, — отмахивается Эния, ухмыляясь мне.

Мне трудно дышать, когда Индиго поднимает глаза на меня. Она и так пугает, когда смотрит куда-то в сторону. Представьте себе, какой эффект она производит, когда обводит меня с головы до ног.

Ливи пинает ногу своей подруги, но я не поддаюсь искушению рассмеяться и вместо этого делаю вид, что ничего не заметил.

— Да.

Это единственное слово, которое произносит Индиго. Забавно, что она чувствует себя неловко из-за меня, хотя я не знаю, что сделал, чтобы она так себя чувствовала. Я стараюсь не задавать людям слишком много личных вопросов. Трудно понять, к чему она клонит.

На Индиго та же синяя толстовка, в которой я видел ее на днях, и беспорядочный пучок на макушке. Не нужно много думать, чтобы понять, что она совсем другой человек, когда остается одна.

— Хорошо. — Эния нарушает молчание, сцепив руки вместе. — Ребята, вы завтра снова придете? Я испеку любимое печенье Оливии.

— О, да, пожалуйста! — говорит Ливи.

Женщина хихикает, поглаживая малышку по голове.

Мы идем к двери, Эния следует за нами.

— Ты прости Индиго, — шепчет женщина, ее глаза мгновенно покоряют меня. — Дай ей время привыкнуть к тебе.

Она тепло улыбается мне, пока я смотрю, как Индиго возвращается наверх.

Индиго даже не пытается выглядеть элегантно, но она самая изящная женщина, которую я когда-либо видел, она выглядит неземной в тусклом свете. А надетый на ней балахон не уменьшает ее женственности.

Индиго

— Я сказала, что мне жаль, хорошо? — шепчет Оливия.

Мои плечи опускаются со вздохом. Злиться на нее — последнее, чего я когда-либо хотела. Мне это не нравится. Чувствую себя странно.

Я знаю, что она права. Она заставила меня переосмыслить всю мою жизнь, включая то, стараюсь ли я на самом деле.

Посещать несколько благотворительных вечеринок в месяц и иногда выгуливать собак — это, хороший первый шаг, конечно, но я делаю это уже много лет и не продвинулась дальше. Это все еще сложно. Каждый час, проведенный вдали от дома, мне кажется, что я ем огурцы. А я ненавижу огурцы.

И все же, оглядываясь назад, я не добилась никакого прогресса. Моя социальная жизнь практически отсутствует. Вероятно, именно поэтому спутник, которого мама выбрала для меня на днях, сбежал в середине вечеринки.

Я хорошо проводила время и не хотела уходить раньше времени. Оказывается, она заплатила ему, чтобы он остался со мной на пару часов, зная, что после этого я надолго уйду. Было чуть больше двух часов, когда он встал и ушел. Вот так вот.

По крайней мере, Оливия осталась рядом.

— Хорошо, — шепчу я ей, обнимая себя за грудь.

Она улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз. Наш короткий спор, который все еще беспокоит ее. Это видно по всему ее лицу. Неважно, как сильно она пытается это скрыть.

Однажды я была на ее месте, и это было некрасиво. Это привело меня туда, где я сейчас. Нож, который вонзился в меня три года назад, теперь вращается в ране, которую оставила мне смерть моей бабушки.

Лив, медленно моргает, наблюдая за мной.

— Ты можешь просто послушать меня секунду? — спрашивает она, и я киваю, устраиваясь поудобнее на диване. Оливия делает то же самое, поправляя свое положение. — Тебе нужно больше гулять.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но она останавливает меня.

— Я не знаю, через что ты проходишь, поэтому не собираюсь давить на тебя, — говорит она, и берет мою руку в свою, поглаживая ее, — но ты мне небезразлична.

Я киваю головой в знак согласия. Я могу сказать, что ей не все равно. Она такой экстраверт, что это невозможно не заметить. Она всегда показывает свои чувства. Раньше меня это раздражало. Не знаю, что случилось, но теперь это не так.

— Я просто… не знаю, с чего начать, — отвечаю я.

Признаться труднее, чем кажется. И не из-за Оливии. А потому, что мне никогда некому было довериться. Эния несколько раз пыталась заставить меня открыться. Это сработало, но не полностью. Бывают моменты, когда я закрываюсь и не позволяю никому подойти слишком близко.

— Давай, — говорит она, пожимая мои руки. — Имеет смысл пока только он.

Даже не произнося его имени, я понимаю, что она имеет в виду своего брата.

— И почему же? — спрашиваю я.

Она не пропускает ни одного удара, выпрямляя спину и выплескивая мысль.

— Ты уже знаешь его пару дней. Он вежливый, так что если он заметит в тебе что-то странное, то сделает вид, что не заметил. И ты уже привыкаешь к нему.

В ее словах есть смысл. И поскольку Элиас — ее брат, я поверю Оливии, когда она скажет, что он вежливый. Хотя не могу сказать, что мне комфортно рядом с ним. Элиас слишком любопытен. Когда он наблюдает, оценивая человека, разрушая все доспехи, ищет, пока единственное, что остается на поверхности, — это душа. И он даже не утончен в этом.

Но какой еще у меня есть выбор? Оливия права. Я знаю о нем пару вещей, которые помогут мне не думать, что я нахожусь в огромной яме загадок.

— Я хочу тебя обнять, — говорю я ей.

Я кривлюсь от своих собственных слов. Чувствую себя странно. Не знаю, как обниматься, не сделав объятия странными.

Лив смеется над этим и без колебаний обнимает меня.

♡ ♡ ♡

Я прочищаю горло, чтобы дать ему понять, что стою сзади. В его руке зеленая чашка, а я не хочу быть причиной того, что вся его работа прольется. Или просто хочу дать себе еще немного времени.

Если он и удивлен, то не показывает этого. Просто ставит контейнер на землю и поднимается с нее. Он все еще стоит ко мне спиной, богатые очертания его плеч напрягаются на ткани пальто, пока он отчищает грязь с джинсов. Это дает мне пару секунд, чтобы набраться уверенности.

К черту.

Он просто брат Оливии.

Он оборачивается, ледяной и промозглый ветер треплет его волосы. Теперь он повернулся лицом ко мне, и мое сердце словно застряло в горле. Слова спутываются в огромный узел. Я пытаюсь сглотнуть, чтобы распутать их.

Я действительно хочу что-то сказать. Что угодно. Но моему языку все равно. Он продолжает упрямиться и приклеивается к нёбу моего рта.

Его брови не дрогнули. Кажется, он не спрашивает себя, какого черта она здесь делает, и не разговаривает.

А если и спрашивает, то хорошо это скрывает.

— Пока что он лучший пациент, — улыбается он, уголки его глаз морщатся.

Отсутствие необходимости начинать разговор снимает с моих плеч десять килограммов. Хотя впереди еще целая тонна работы, дышать стало немного легче.

Я приподнимаю уголок рта в ответ и указываю на посуду, стоящую на земле.

— А, ты в порядке? — спрашивает он.

Мой взгляд блуждает по его телу. Обтягивающие джинсы, белая футболка, не оставляющая места для воображения, черные ботинки и пальто, подчеркивающее мышцы его рук. Оно напоминает мне о том пальто, которое он одолжил мне, и которое до сих пор хранится у меня дома. Я должна вернуть его ему до того, как он уедет сегодня вечером.

Осознав, как далеко забрели мои мысли, я отмахнулась от них.

Вместо того чтобы кивнуть, что я обычно делаю, я быстро шепчу:

— Ага.

Не похоже, что мой короткий ответ беспокоит его. Напротив, он улыбается.

Он опускается на колени, приглашая меня сделать то же самое.

— Вот это смола. — Он показывает мне маленькую чашку, наполненную чем-то похожим на красный песок. — Когда ты срезаешь её с дерева, то это похоже на кровь.

Его любовь к растениям сквозит в каждом его слове. Зеленые глаза смотрят в мои, когда он рассказывает. Это похоже на то, что он ищет подтверждения или убеждается, интересно ли мне еще.